Постриг в схиму:
1846-1848 гг.

Святые мощи преподобного Амвросия находятся во Введенском соборе

Краткое житие

В о Введенском храме Оптиной Пустыни находится рака с мощами преподобного Амвросия, старца Оптинского — человека, который оказал огромное влияние на духовную жизнь всей России XIX века. К его молитвенной помощи и заступничеству прибегаем мы и сегодня. У мощей старца происходят чудеса, люди исцеляются от многих, порой неизлечимых, болезней.

Преподобный Амвросий не был епископом, архимандритом, не был даже игуменом, он был простым иеромонахом. Будучи смертельно болен он принял схиму, и стал иеросхимонахом. В этом чине он и умер. Для любителей карьерной лестницы это может быть непонятно: как же так, такой великий старец — и просто иеромонах?

О смирении святых очень хорошо сказал митрополит Московский Филарет. Был он однажды на богослужении в Троице-Сергиевой Лавре, где в то время присутствовало множество архиереев и архимандритов, к которым принято обращаться: «Ваше Высокопреосвященство, Ваше Высокопреподобие». И тогда перед мощами отца нашего Сергия Радонежского митрополит Филарет сказал: «Вот всё вокруг слышу: Ваше Высокопреосвященство, Ваше Высокопреподобие, один ты, отче, просто преподобный».

Вот таким и был Амвросий, старец Оптинский. Он мог с каждым поговорить на его языке: помочь неграмотной крестьянке, которая жаловалась, что умирают индюшки, и барыня прогонит её со двора. Ответить на вопросы Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого и других, самых образованных людей того времени. «Всем бых вся, да всяко некия спасу» (1 Кор. 9, 22). Слова его были простыми, меткими, порой с добрым юмором:

«Мы должны жить на земле так, как колесо вертится, чуть одной точкой касается земли, а остальными стремится вверх; а мы, как заляжем, так и встать не можем». «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного». «Не хвались горох, что ты лучше бобов, размокнешь — сам лопнешь». «Отчего человек бывает плох? — Оттого, что забывает, что над ним Бог». «Кто мнит о себе, что имеет нечто, тот потеряет». «Жить проще — лучше всего. Голову не ломай. Молись Богу. Господь всё устроит, только живи проще. Не мучь себя, обдумывая, как и что сделать. Пусть будет — как случится, — это и есть жить проще». «Нужно жить, не тужить, никого не обижать, никому не досаждать, и всем моё почтение». «Жить — не тужить — всем довольной быть. Тут и понимать-то нечего». «Если хочешь иметь любовь, то делай дела любви, хоть сначала и без любви».

А когда ему кто-то сказал: «Вы, батюшка, очень просто говорите», старец улыбнулся: «Да я двадцать лет этой простоты у Бога просил».

Преподобный Амвросий был третьим по счету Оптинским старцем, учеником преподобных Льва и Макария, и самым известным и прославленным из всех Оптинских старцев. Именно он стал прототипом старца Зосимы из романа «Братья Карамазовы» и духовным наставником всей православной России. Каким был его жизненный путь?

Когда говорится о судьбах, обычно имеется в виду видимое течение человеческой жизни. Но нельзя забывать о душевной драме, которая всегда важнее, насыщеннее и глубже внешней жизни человека. Святой Василий Великий дал человеку определение такими словами: «Человек — невидимое существо». В высшей степени это относится к духовным людям такого уровня, как преподобный Амвросий. Мы можем видеть канву их внешней жизни и только догадываться о сокровенной внутренней жизни, основу которой составлял молитвенный подвиг, незримое предстояние перед Господом.

Из биографических событий, которые известны, можно отметить какие-то важные вехи его многотрудной жизни. Родился мальчик в селе Большая Липовица Тамбовской губернии в благочестивой семье Гренковых, тесно связанной с Церковью: дед — священник, отец, Михаил Фёдорович, — пономарь. Перед рождением ребёнка к деду — священнику съехалось так много гостей, что родильницу, Марфу Николаевну, перевели в баню, где она и родила сына, названного в святом крещении в честь благоверного великого князя Александра Невского. Позднее Александр Гренков, став уже старцем, шутил: «Как на людях я родился, так всё на людях и живу».

Александр был шестым из восьмерых детей в семье. Рос он живым, смышленым, бойким, в строгой семье ему иногда даже доставалось за детские шалости. В 12 лет мальчик поступил в Тамбовское духовное училище, которое блестяще закончил первым из 148 человек. С 1830 по 1836 годы юноша учился в Тамбовской семинарии. Обладая живым и веселым характером, добротою и остроумием, Александр был очень любим своими товарищами. Перед ним, полным сил, талантливым, энергичным, лежал блестящий жизненный путь, полный земных радостей и материального благополучия.

Но пути Господни неисповедимы... Святитель Филарет писал: «Всеведущий Бог избирает, предназначает от колыбели, а призывает в определённое Им время, непостижимым образом совмещая сопряжение всевозможных обстоятельств с изволением сердца. Господь в своё время препоясывает и ведёт Своих избранных так, как бы они не желали, но туда, куда желают дойти».

В 1835 году, незадолго до окончания семинарии, юноша опасно заболел. Эта болезнь была одной из первых многочисленных болезней, которые мучили старца всю жизнь. Святитель Игнатий Брянчанинов писал: «Я провел всю жизнь в болезнях и скорбях, как тебе известно: но ныне не будь скорбей — нечем спастись. Подвигов нет, истинного монашества — нет, руководителей — нет; одни скорби заменяют собою всё. Подвиг сопряжен с тщеславием; тщеславие трудно заметить в себе, тем более очиститься от него; скорбь же чужда тщеславия и потому доставляет человеку богоугодный, невольный подвиг, который посылается Промыслителем нашим сообразно произволению...» Эта первая опасная болезнь привела к тому, что молодой семинарист дал обет в случае выздоровления стать монахом.

Но он не мог решиться исполнить этот обет четыре года, по его словам, «не решался сразу покончить с миром». Некоторое время был домашним учителем в одной помещичьей семье, а затем преподавателем Липецкого духовного училища. Решающей стала поездка в Троице-Сергиеву Лавру, молитвы у мощей преподобного Сергия Радонежского. Известный затворник Иларион, которого встретил молодой человек в этом путешествии, отечески наставил его: «Иди в Оптину, ты там нужен».

После слёз и молитв в Лавре мирская жизнь, развлекательные вечера в гостях показались Александру такими ненужными, лишними, что он решил срочно и тайно уехать в Оптину. Возможно, он не хотел, чтобы уговоры друзей и родных, пророчивших ему блестящее будущее в миру, поколебали его решимость исполнить обет посвятить свою жизнь Богу.

В Оптиной Александр стал учеником великих старцев Льва и Макария. В 1840 году он был одет в монашеское платье, в 1842 году принял монашеский постриг с именем Амвросия. 1843 год — иеродьякон, 1845 год — иеромонах. За этими краткими строками — пять лет трудов, аскетической жизни, тяжёлой физической работы.

Когда известный духовный писатель Е. Поселянин потерял любимую жену, и друзья посоветовали ему оставить мир и уйти в монастырь, ответил: «Я рад бы оставить мир, но в монастыре меня пошлют работать на конюшню». Неизвестно, какое послушание дали бы ему, но он верно почувствовал, что в монастыре постараются смирить его дух, чтобы из духовного писателя превратить в духовного делателя.

Александр был готов к монастырским испытаниям. Молодому монаху пришлось работать в пекарне, печь хлеб, варить хмелины (дрожжи), помогать повару. С его блестящими способностями, знанием пяти языков, ему, наверное, нелегко было стать просто помощником повара. Эти послушания воспитывали в нём смирение, терпение, умение отсекать свою волю.

Прозорливо угадав в юноше дары будущего старца, преподобные Лев и Макарий заботились о его духовном возрастании. Некоторое время он был келейником старца Льва, его чтецом, регулярно приходил по службе к старцу Макарию и мог задать ему вопросы о духовной жизни. Преподобный Лев особенно любил молодого послушника, ласково называя его Сашей. Но из воспитательных побуждений испытывал при людях его смирение. Делал вид, что гремит против него гневом. Но другим про него говорил: «Великий будет человек». После смерти старца Льва юноша стал келейником старца Макария.

Во время поездки в Калугу для рукоположения в иеромонахи, отец Амвросий, изнурённый постом, схватил сильную простуду и тяжело заболел. С тех пор он уже никогда не мог поправиться, и состояние здоровья у него было таким плохим, что в 1846 году его по болезни вывели за штат. Всю оставшуюся жизнь он еле передвигался, страдал от испарины, так что переодевался по несколько раз в сутки, не выносил холода и сквозняков, пищу употреблял только жидкую, в количестве, которого едва бы хватило трёхлетнему ребёнку.

Несколько раз он бывал при смерти, но каждый раз чудесным образом, при помощи благодати Божией возвращался к жизни. С сентября 1846 г. по лето 1848 г. состояние здоровья отца Амвросия было настолько угрожающим, что он в келье был пострижен в схиму с сохранением прежнего имени. Однако совершенно неожиданно для многих больной начал поправляться. В 1869 г. состояние его здоровья опять было настолько плохим, что стали терять надежду на поправку. Была привезена Калужская чудотворная икона Божьей Матери. После молебна и келейного бдения, а затем соборования здоровье старца поддалось лечению.

Святые отцы перечисляют около семи духовных причин болезней. Об одной из причин болезней они говорят: «Став праведными, святые претерпевали искушения или по причине каких-то недостатков, или чтобы получить большую славу, потому что обладали великим терпением. И Бог, не желая, чтобы излишек их терпения оставался неиспользованным, попускал им искушения и болезни».

Преподобным Льву и Макарию, которые вводили традиции старчества, умной молитвы в монастыре, пришлось при этом столкнуться с непониманием, клеветой, гонениями. У преподобного Амвросия не было таких внешних скорбей, но, пожалуй, никто из Оптинских старцев не нёс такого тяжёлого креста болезни. На нём сбывались слова: «Сила Божия в немощи совершается»

Особенно важным для духовного возрастания преподобного Амвросия в эти годы было общение со старцем Макарием. Несмотря на болезнь, отец Амвросий остался по-прежнему в полном послушании у старца, даже в малейшей вещи давал отчет ему. По благословению старца Макария он занимался переводом святоотеческих книг, в частности, им была подготовлена к печати «Лествица» преподобного Иоанна, игумена Синайского. Благодаря руководству старца отец Амвросий смог без особых преткновений обучиться искусству из искусств — умной молитве.

Еще при жизни старца Макария, с его благословения, некоторые из братии приходили к отцу Амвросию для открытия помыслов. Кроме монахов, отец Макарий сближал отца Амвросия и со своими мирскими духовными чадами. Так старец постепенно готовил себе достойного преемника. Когда же старец Макарий преставился в 1860 году, то постепенно обстоятельства так складывались, что отец Амвросий был поставлен на его место.

Старец принимал у себя в келье толпы людей, никому не отказывал, народ стекался к нему со всех концов страны. Вставал он в четыре — пять утра, звал к себе келейников, и читалось утреннее правило. Затем старец молился один. С девяти часов начинался прием: сперва монашествующих, затем мирян. Часа в два ему приносили скудную еду, после которой он час-полтора оставался один. Затем читалась вечерня, и до ночи возобновлялся прием. Часов в 11 совершалось длинное вечернее правило, и не раньше полуночи старец оставался, наконец, один. Так в течение более тридцати лет, изо дня в день, старец Амвросий совершал свой подвиг. До отца Амвросия никто из старцев не открывал двери своей кельи женщине. Он же не только принимал множество женщин и был их духовным отцом, но и основал недалеко от Оптиной пустыни женский монастырь — Казанскую Шамординскую пустынь, в которую, в отличие от других женских монастырей того времени, принимали больше неимущих и больных женщин. К 90-м годам 19 века число инокинь в ней достигло 500 человек.

Старец обладал дарами умной молитвы, прозорливости, чудотворения, известно множество случаев исцеления. Многочисленные свидетельства рассказывают о его благодатных дарах. Одна женщина из Воронежа в семи верстах от монастыря заблудилась. В это время к ней подошел какой-то старичок в подряснике и скуфейке, он указал ей клюкой направление пути. Она пошла в указанную сторону, тотчас увидела монастырь и пришла к домику старца. Все, слушавшие её рассказ, подумали, что старичок этот был монастырский лесник или кто-либо из келейников; как вдруг на крылечко вышел келейник и громко спросил: «Где тут Авдотья из Воронежа?» — «Голубушки мои! Да ведь Авдотья из Воронежа я сама и есть!» — воскликнула рассказчица. Минут через пятнадцать она вышла из домика вся в слезах и, рыдая, отвечала на вопросы, что старичок, указавший ей дорогу в лесу, был не кто иной, как сам отец Амвросий.

Вот один из случаев прозорливости старца, рассказанный мастеровым: «Надо было мне ехать в Оптину за деньгами. Иконостас мы там делали, и приходилось мне за эту работу от настоятеля получить довольно крупную сумму денег. Перед отъездом зашел к старцу Амвросию взять благословение на обратный путь. Домой ехать я торопился: ждал на следующий день получить большой заказ — тысяч на десять, и заказчики должны были быть непременно на другой день у меня в К. Народу в этот день у старца, по обыкновению, была гибель. Прознал он про меня, что я дожидаюсь, да и велел мне сказать через своего келейника, чтобы я вечером зашел к нему чай пить.

Приходит вечер, пошел я к старцу. Продержал меня батюшка, ангел наш, довольно-таки долго, уже почти смеркалось, да и говорит мне: «Ну, ступай с Богом. Здесь ночуй, а завтра благословляю тебя идти к обедне, а от обедни чай пить заходи ко мне». Как же это так? — думаю я. Да не посмел перечить. Задержал меня старец на три дня. Уж не до молитвы мне было у всенощной — так и толкает в голову: «Вот тебе твой старец! Вот тебе и прозорливец...! Свистит теперь твой заработок». На четвёртый день прихожу к старцу, а он мне: «Ну, теперь пора тебе и ко двору! Ступай с Богом! Бог благословит! Да по времени не забудь Бога поблагодарить!»

И отпала тут у меня всякая скорбь. Выехал я себе из Оптиной пустыни, а на сердце-то так легко и радостно... К чему только сказал мне батюшка: «Потом не забудь Бога поблагодарить!?» Приехал я домой, и что вы думаете? Я в ворота, а заказчики мои за мной; опоздали, значит, против уговору на трое суток приехать. Ну, думаю, ах ты мой старчик благодатный!

Прошло с того времени немало. Заболевает мой старший мастер к смерти. Прихожу к больному, а он глянул на меня да как заплачет: «Прости мой грех, хозяин! Я ведь тебя убить хотел. Помнишь, ты из Оптиной запоздал на трое суток приехать. Ведь нас трое, по моему уговору, три ночи подряд тебя на дороге под мостом караулили: на деньги, что ты за иконостас из Оптиной вез, позавидовали. Не быть бы тебе в ту ночь живым, да Господь за чьи-то молитвы отвел тебя от смерти без покаяния... Прости меня, окаянного!» «Бог тебя простит, как я прощаю». Тут мой больной захрипел и кончаться начал. Царствие небесное его душе. Велик был грех, да велико покаяние!»

Что касается исцелений, им не было числа. Эти исцеления старец всячески прикрывал. Иногда он, как бы в шутку, стукнет рукой по голове, и болезнь проходит. Однажды чтец, читавший молитвы, страдал сильной зубной болью. Вдруг старец ударил его. Присутствующие усмехнулись, думая, что чтец, верно, сделал ошибку в чтении. На деле же у него прекратилась зубная боль. Зная старца, некоторые женщины обращались к нему: «Батюшка Абросим! Побей меня, у меня голова болит». Больные после посещения старца выздоравливали, у бедняков налаживалась жизнь. Павел Флоренский называл Оптину пустынь „духовной санаторией израненных душ“.

Духовная сила старца проявлялась иногда в совершенно исключительных случаях. Однажды старец Амвросий, согбенный, опираясь на палочку, откуда-то шел по дороге в скит. Вдруг ему представилась картина: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней плачет крестьянин. Потеря лошади-кормилицы в крестьянском быту ведь сущая беда! Приблизившись к павшей лошади, старец стал медленно ее обходить. Потом взяв хворостину, он стегнул лошадь, прикрикнув на нее: «Вставай, лентяйка!» — и лошадь послушно поднялась на ноги.

Многим людям старец Амвросий являлся на расстоянии, подобно святителю Николаю Чудотворцу, или с целью исцеления, или для избавления от бедствий. Некоторым, весьма немногим, открывалось в зримых образах, сколь сильно молитвенное предстательство старца перед Богом. Вот воспоминания одной монахини, духовной дочери отца Амвросия о его молитве: «Старец выпрямился во весь свой рост, поднял голову и воздел руки кверху, как бы в молитвенном положении. Мне представилось в это время, что стопы его отделились от пола. Я смотрела на освещенную его голову и лицо. Помню, что потолка в келье как будто не было, он разошелся, а голова старца как бы ушла вверх. Это мне ясно представилось. Через минуту батюшка наклонился надо мной, изумленной виденным, и, перекрестив меня, сказал следующие слова: «Помни, вот до чего может довести покаяние. Ступай».

Рассудительность и прозорливость совмещались в старце Амвросии с удивительной, чисто материнской нежностью сердца, благодаря которой он умел облегчить самое тяжелое горе и утешить самую скорбную душу. Любовь и мудрость — именно эти качества притягивали к старцу людей. Слово старца было со властью, основанной на близости к Богу, давшей ему всезнание. Это было пророческое служение.

Час своей кончины суждено было старцу Амвросию встретить в Шамордино. 2 июня 1890 г. он по обыкновению выехал туда на лето. В конце лета старец три раза пытался вернуться в Оптину, но не смог по причине нездоровья. Через год болезнь усилилась. Его соборовали и неоднократно причащали. 10 октября 1891 года старец, три раза вздохнув и с трудом перекрестившись, скончался. Гроб с телом старца под моросившим осенним дождем был перенесен в Оптину пустынь, и ни одна из свеч, окружавших гроб, не погасла. На погребение съехалось около 8 тысяч человек. 15 октября тело старца было предано земле с юго-восточной стороны Введенского собора, рядом с его учителем старцем Макарием. Именно в этот день, 15 октября, в 1890 году, старец Амвросий установил праздник в честь чудотворной иконы Божией Матери «Спорительница хлебов», перед которой он сам много раз возносил свои горячие молитвы.

Шли годы. Но не зарастала тропа к могиле старца. Наступили времена тяжких потрясений. Оптина Пустынь была закрыта, разорена. Была стерта с лица земли часовня на могиле старца. Но память о великом угоднике Божием уничтожить было невозможно. Люди наугад обозначили место часовни и продолжали притекать к своему наставнику.

В ноябре 1987 г. Оптина Пустынь была возвращена Церкви. А в июне 1988 г. Поместным Собором Русской Православной Церкви преподобный Амвросий, первым из Оптинских старцев, был причислен к лику святых. В годовщину возрождения обители, по милости Божией, произошло чудо: ночью после службы во Введенском соборе мироточили Казанская икона Божией Матери, мощи и икона преподобного Амвросия. Совершались другие чудеса от мощей старца, коими он удостоверяет, что не оставляет нас, грешных, своим заступничеством пред Господом нашим Иисусом Христом. Ему слава вовеки, Аминь.

Будущий старец Амвросий родился 23-го ноября 1812 года, в селе Большая Липовица, Тамбовской губернии, от пономаря Михаила Феодоровича и жены его Марфы Николаевны Гренковых. Новорожденного назвали во св. крещении Александром, в честь Благоверного Великого князя Александра Невского, память которого отмечалась в самый день рождения младенца.

В детстве Александр был очень бойкий, веселый и смышленый мальчик. Он предан был детским забавам, так сказать, всем своим существом. Ими постоянно наполнялось его живое датское воображение, и потому в доме ему не сиделось. Поручала ему иногда мать покачать колыбель одного из младших детей своих. Мальчик обыкновенно садился за скучную для него работу, но лишь до тех пор, пока мать, занятая домашними делами, не упускала его из виду….

В июле 1830 года Александр Гренков, как один из лучших учеников, назначен был к поступлению в Тамбовскую духовную семинарию. В семинарии, как и в училище, благодаря своим богатым способностям, он учился очень хорошо. Наука давалась ему легко. Его товарищ по семинарии рассказывал: «тут бывало на последние копейки купишь свечку, твердишь-твердишь заданные уроки; он-же (Гренков) и мало занимается, а придет в класс, станет наставнику отвечать, - точно как по писанному, лучше всех». Имея отсюда в своем распоряжении много свободного времени, и обладая от природы веселым и живым нравом, он и в семинарии склонен был к увеселениям. Любимым развлечением Александра Михайловича было поговорить с товарищами, пошутить, посмеяться; так что он всегда был, так сказать, душой веселого общества. Ему никогда и в голову не приходила мысль о монастыре.

Старец Амвросий рассказывал впоследствии: «Но вот раз я сделался сильно болен. Надежды на выздоровлениe было очень мало. Почти все отчаялись в моем выздоровлении; мало надеялся на него и сам я. Послали за духовником. Он долго не ехал. Я сказал: "прощай, Божий свет!" И тут же дал обещание Господу, что если Он меня воздвигнет здравым от одра болезни, то я непременно пойду в монастырь»…

Александр выздоровел и в 1839 году поступил в Оптину пустынь – монастырь в Калужской губернии. В то время Оптина пустынь являла собой удивительное чудо, равного которому, возможно, не было за всю историю православия: череда настоятелей и духовников обители являла миру непрерывную последовательность святых чудотворцев. Первым святым духовником был Лев, за ним – Макарий, который и стал духовником Александра.

В 1842 году, 29 ноября Алесандр принял монашеский постриг в мантию, и наречен Амвросием, во имя св. Амвросия Епископа Медиоланскаго. Ему было 30 лет.

Иеромонаху Амвросию было всего только около 34 лет, когда он уже получил послушание помогать Старцу Макарию в духовничестве. Это значит, что, несмотря на столь молодые годы, игумен Моисей и духовник Макарий прочили его в старцы. Но Промыслу Божию угодно было вступающего в эту великую обязанность молодого иеромонаха предварительно подвергнуть жестокой и продолжительной болезни, чтобы он очистился, как золото в горне.

Болезнь его все более и более усиливалась. Лечение не помогало. И потому он вынужден был в декабре 1847 года дать подписку в том, что желает быть оставленным в обители за штатом, то есть не может нести послушаний священника: «давняя моя болезнь: расстройство желудка и всей внутренности и расслабление нервов, - будучи усилена припадками закрытого геморроя, с осени 1846 года, довела тело мое до крайнего изнеможения, от коего и медицинские пособия, в продолжение года употребляемые, меня восставить не могли, и не подают никакой надежды к излечению. Почему я как ныне, так и впредь, исправлять чередного служения, и никаких монастырских должностей нести не могу».

Несмотря на это, он не только никогда не скорбел о своих болезнях, но даже считал их необходимыми для своего духовного совершенствования. Он никогда не желал себе совершенного выздоровления и другим всегда говорил: «монаху не следует серьезно лечиться, а только подлечиваться». Подлечиваться - для того, конечно, чтобы не лежать в постели и не быть в тягость другим.

Прекрасно рисует игумен Марк теперешнее положение своего старца иepoмонaxa Амвросия и свое к нему духовное отношение: «Случалось же иногда и так, что, неистово воспламенившись гневом на ближнего и какое либо личное оскорбление моего самолюбия, приду, бывало, к нему на откровение, еще не успокоившись, и стану высказывать свою безрассудную печаль и огорчение, без самоукорения, вопреки учению святых отцов подвижников, а напротив с обвинением ближнего, и даже по причине засевшего в душе неприязненного чувства, с таким желанием, чтобы старец сейчас же строго вразумил огорчившего меня брата. Выслушав все с свойственным ему невозмутимым спокойствием и сочувствием моему горю, болезненный старец бывало скажет плачевным тоном: «Брате, брате! я человек умирающий. Или: „я сегодня - завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, мириться пред братом, - и успокоишься». Выслушав такой жалобно произносимый ответ, оцепенеешь»…

Но в начале шестидесятых годов старец, при всей своей слабости телесной, понуждался употреблять еще трапезную пищу с конопляным маслом. Потом, когда желудок его стал отказываться от этой пищи, стали готовить ему келейники суп, и сперва заправляли его подсолнечным маслом пополам с конопляным, и наконец уже, вследствие усилившейся болезненности его желудка с одним подсолнечным. А затем внутренности Старца в такое пришли настроение, что по временам он никакой пищи не мог принимать. При этом старец не только никогда не скорбел о своей болезненности, но напротив всегда был в веселом настроении духа и даже часто шутил. Прочитали ему однажды, как один отец семейства нянчил своего малютку, и утешая его припевал песенку: «дри-та-та, дри-та-та, вышла кошка за кота». И вот однажды обратился кто-то к болезненному старцу с участием, и сказал: «Что, батюшка, катар мучит вас?» Усмехнувшись ответил старец: «Да, брат, дри-та-та, дри-та-та». Пищи съедалось Старцем не более, как сколько может съесть трехлетний малютка. Обед его длился десять или пятнадцать минут, в продолжение которых келейники задавали ему о разных лицах вопросы и получали от него ответы.

В письмах к другим лицам старец нередко просил молиться о нем, «говорящем и не делающем», или не исполняющем тех уроков нравственности, которые преподавал другим. Вообще, он как будто не видел, или не хотел видеть своих всегдашних трудов и подвигов любви и самоотвержения и терпеливого перенесения постоянных, часто жестоких недугов, все это принимая, как заслуженное наказание за грехи свои. Нередко и в письмах к разным лицам повторял в свой адрес евангельское слово: воздастся «каждому по делам его».

Но, живя сам в смирении, без которого невозможно спасение, старец и в относившихся к нему всегда желал видеть эту необходимейшую добродетель; и к смиренным относился весьма благосклонно, как наоборот терпеть не мог горделивых; так что иных довольно ощутительно бил, кого палкой, кого кулаком, или осыпал бесчестиями. Жаловалась как старцу одна женщина, что от скорбей она чуть-чуть с ума не сошла. «Дура! - воскликнул при всех старец, ведь с ума-то сходят люди умные; а ты-то как же сойдешь с ума, когда у тебя вовсе его нет?» Другая жаловалась батюшке, что у нее украли шаль. А он с улыбкою ответил: «шаль-то взяли, а дурь-то осталась». Старец обобщал иногда понятия «дурак» и «гордый».

После смерти старца Макария в 1860 году отец Амвросий стал единственным духовником оптинской братии и паломников. Он продолжал заниматься издательской деятельностью. Под его руководством были изданы: «Лествица» преп. Иоанна Лествичника, письма и жизнеописание отца Макария и другие книги.

В 1862 - 1871 годах старец перенес ряд тяжелых болезней. Но и в это время он занимался духовным окормлением сотен приходящих к нему, вел широкую благотворительную деятельность. Известны многочисленные случаи его духовной прозорливости, чудотворений и исцелений.

К старцу приезжали Достоевский и Толстой, Погодин и другие исзветные люди того времени.

Он обладал необыкновенно живым, острым, наблюдательным и проницательным умом, просветленным и углубленным постоянною сосредоточенною молитвою, вниманием к себе и знанием подвижнической литературы. По благодати Божией его проницательность переходила в прозорливость. Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал в ней, как в раскрытой книге, не нуждаясь в его признаниях. Со всеми качествами своей богато одаренной души, отец Амвросий, несмотря на свою постоянную болезнь и хилость, соединял неиссякаемую жизнерадостность, и умел давать свои наставления в такой простой и шутливой форме, что они легко и навсегда запоминались каждым слушающим. Когда это было необходимо, он умел быть взыскательным, строгим и требовательным, применяя «наставление» палкой или же накладывая на наказуемого епитимию. Старец не делал никакого различия между людьми. Каждый имел к нему доступ и мог говорить с ним: петербургский сенатор и старая крестьянка, профессор университета и столичная модница.

Был в скиту один послушник уже пожилых лет, с лысиной на голове - И. Ф. По случаю тяжкой болезни старца Амвросия, расстроенный пришел он в его домик в надежде, нельзя ли хоть молча получить благословение от старца. Надежда его не обманула. С тяжествью сердечною он подошел к лежавшему на койке страдальцу, поклонился по обычаю в ноги, и протянул руки, чтобы принять благословение. Преподав благословение, старец слегка ударил его по голове, шутливо проговорив едва слышным голосом: «ну ты, лысый игумен!..». «Как гора свалилась с плеч моих, сказывал после послушник, так легко-легко стало на душе». Пришедши же в свою келью, он места не находил от радости. Все ходит по келье, да твердит: «Боже мой! что же это такое? Батюшка-то, батюшка-то, сам едва дышит, а все шутит».

Рассказывал по этому случаю иеромонах Оптиной пустыни о. Платон, бывший некоторое время духовником старца Амвросия: «Как назидательна была исповедь Старца! Какое смирение и сокрушение сердечное выказывал он о грехах своих! Да и о каких грехах? О таких, которые мы и за грехи не считаем. Например, по болезненности своего желудка, следовательно по крайней необходимости, ему приходилось иногда, вопреки уставу святой Церкви, в среду или пятницу скушать кусочка два-три сельди голландской. И этот грех исповедывал старец пред Господом со слезами. Он стоял в это время на коленах пред святыми иконами, как осужденник среди страшным и неумолимым Судиею, чая милости от дающего милость, думается даже, как можно полагать, с смиренным помыслом, подастся ли милость, отпустится ли грех. Посмотрю, посмотрю на плачущего старца, прибавлял отец Платон, да и сам заплачу».

Один молодой человек, после некоторых объяснений со старцем, сказал, что хочет устроить у себя душ. Батюшка сочувствует ему. «Тебе, говорит, нужно, чтоб он мало места занимал? Что ж, это можно; вот как сделай...» Проходит несколько лет. Следует объявление, что появились новые усовершенствованные души. Оказалось, что они устроены, как задолго до того объяснил молодому человеку старец Амвросий…

В городе Дорогобуже Смоленской губернии у одной благородной вдовы была единственная дочь, за которую сваталось много женихов. Нередко бывали они лично у старца, чтобы испросить у него благословение на брак; но батюшка все говорил им: «подождите». Нашелся, наконец, жених очень хороший, который нравился и матери, и дочери; и потому мать лично опять стала просить у старца благословения выдать дочь в замужество. Но батюшка велел и этому жениху отказать, прибавив к сему: «у нее такой будет жених замечательный, что все позавидуют ее счастью. Вот, прежде мы встретим Святую Пасху. А как на этот день солнце весело играет! Воспользуемся зрением этой красоты. Да не забудь же ты, - припомни, посмотри!» Настал праздник Светлого Христова Воскресения. Невеста первая вспомнила батюшкины слова: «Мама! а помнишь, что нам батюшка Амвросий советовал посмотреть на восходящее солнышко!» Вышли. Дочь вдруг распростерла крестообразно руки, и воскликнула: «Мама! мама! Я вижу Господа, воскресшего в славе. Я умру, умру до Вознесения». Мать была этим очень поражена, и говорит: «Что ты, дитя, Господь с тобою. Не может быть этого. Ты ничем не больна, ты здорова». Слова девицы оправдались. За неделю до праздника Вознесения у нее заболели зубы, и от этой, вроде бы неопасной болезни она скончалась.

Приведем теперь рассказ о жителе Козельска Капитоне. У него был единственный сын, взрослый юноша, ловкий, красивый. Отец решился отдать его в люди и привел его к старцу, чтобы получить от него благословение на задуманное дело. Сидят оба в коридоре, и около них несколько монахов. Выходит к ним батюшка Амвросий. Капитон, получив с сыном благословение, объясняет, что хочет сына отдать в люди. Старец одобряет намерение, и советует отправляться сыну в Курск. Капитон начинает старца оспаривать: «В Курске, говорит, у нас нет знакомых; а благословите, батюшка, в Москву». Старец в шутливом тоне отвечает: «Москва бьет с носка и колотит досками; пусть едет в Курск». Но Капитон все-таки не послушал старца, и отправил сына в Москву, где тот вскоре поступил на хорошее место. У хозяина строилось в это время какое-то здание, где находился только что нанявшийся к нему юноша. Вдруг упало сверху несколько досок, которые и раздробили ему обе ноги. Тотчас же телеграммой уведомлен был об этом отец. С горькими слезами пришел он к старцу повидать о своем горе. Но горю помочь уже нельзя было. Больного сына привезли из Москвы. Он остался на весь век калекой, неспособным ни к какой работе...

Московская учительница М. П-а, урожденная Княгиня Д-ая, имела к старцу великую веру. Ее единственный сын был при смерти от брюшного тифа. Оторвавшись от него, она полетала в Оптину и умоляла батюшку помолиться о сыне. «Помолимтесь вместе», сказал ей старец, и оба стали рядом на колена. Чрез несколько дней мать вернулась к сыну, который встретил ее на ногах. В тот самый час, как старец молился за него, наступила перемена, и выздоровление пошло быстро. Опять эта госпожа, уже с выздоровевшим сыном, летом 1882 года была в Оптиной, и прожила там более, чем думала. Ее муж, находившийся в южных губерниях, беспокоился о них, и наконец назначил телеграммой день, когда за ними вышлет лошадей на станцию. М. П-а пошла проститься с батюшкой. Отец Амвросий, никогда и никого без особенной причины не задерживавший, объявил, что не благословляет ей ехать. Она стала доказывать, что не может больше жить в Оптиной; а он сказал: «Я не благословляю ехать сегодня. Завтра праздник; отстоите позднюю обедню - и тогда уедете». Она вернулась на гостиницу, где ожидавший ее сын был очень недоволен батюшкиным решением; но мать послушалась старца. На следующий день батюшка сказал: «Теперь с Богом, поезжайте». За Курском они узнали, что с поездом, который шел накануне и на котором они собирались ехать, случилась Кукуевская катастрофа, в которой погибло 42 человека и 35 были ранены.

Иногда старец Амвросий, во избежание людской славы, по примеру своего предшественника старца Льва, придерживался как бы полуюродства. Если кому что предсказывал, то нередко в шутливом тоне, так что слушатели смялись; если хотел подать помощь кому-либо в болезни, ударял, как по больному глазу мальчика, рукой, или иногда палкой по больному месту, и болезнь проходила. Пришел, например, к старцу один монах с ужасной зубной болью. Проходя мимо него, старец ударил его изо всей силы кулаком в зубы, и еще весело спросил: «Ловко?» - «Ловко, батюшка, - отвечал монах при общем смехе, - да уж больно очень». Но, выходя от старца, он ощутил, что боль его прошла, да и после уже не возвращалась… Таких примеров было множество, так что крестьянки, страдавшие головными болями, узнавши о подобных действиях старца, сами нередко подклоняли ему свои головы и говорили: «Батюшка Абросим, побей меня, - у меня голова болит»…

В 1883 году пpиехала к отцу Амвросию жена одного сельского священника и спрашивает сестер монахинь, сидевших в хибарке в ожидании его благословения: «Где тут найти мне благодетеля моего, монаха Амвросия, который спас мужа моего от смерти? Я приехала целовать его ножки». «Что такое случилось у вас? Каким образом спас? Когда? Как? - раздались вопросы со всех сторон, - пожалуйста, расскажите. Батюшка Амвросий прилег отдохнуть, не примет вас сейчас, а вы пока своим рассказом займите нас всех». «Я едва и теперь могу я опомниться от ужаса злодейского покушения, - так начала сельская матушка свое повествование. Муж мой, священник села N, готовился служить Божественную Литургию, и накануне спал в своем маленьком кабинете, а я у себя в спальне крепко заснула. Но вдруг чувствую, что кто-то меня будит. Слышу голос: «вставай скорее, а то мужа убьют». Я открыла глаза; вижу стоит монах. «Тфу, какая бредня! Бес искушает», - проговорила я; перекрестилась и отвернулась. Но не успела я заснуть, как во второй раз толкает меня кто-то, не дает мне спать и повторяет тоже слова: «Вставай, а то убьют мужа». Смотрю, - тот же монах. Я опять отвернулась, перекрестилась, и хочу опять заснуть. Но монах опять дергает меня за одеяло и говорит: «Скорей, как можно скорей беги, - вот сейчас убьют». Я вскочила с постели, побежала в зал, который отделял кабинет мужа от моей спальни, и что же вижу? Кухарка моя идет с огромным ножом в кабинет моего мужа, и уже она в дверях его. Побежала я, вырвала сзади с плеча ее огромный нож и спрашиваю: «Что это такое значит?» - «Да я хотела, отвечает, мужа твоего убить за то, что он немилосердный поп, - людей не жалеет твой батька. Я ему покаялась в грехе своем, а он наложил на меня много поклонов на каждый день; я просила его помиловать меня, убавить поклоны, так нет, не хочет. Он меня не милует, и я его не помилую». Тогда я, под видом отнести нож, распорядилась послать за урядником, и вскоре виновную отвезли в полицию. А муж мой священник, ничего не зная о случившемся, отслужил обедню, и мы затем поехали с ним к моей замужней сестре, бывшей также за священником соседнего села. Там я рассказала ей, кто спас моего мужа. Сестра повела меня в свою спальню, и я вдруг увидела на стене фотографию того монаха, который являлся мне. Спрашиваю: «Откуда это у тебя?» - «Из Оптиной». - «Какая Оптина? Что это такое? Скажи скорей, где живет этот монах, ангел Божий, посланный с неба спасать от убийства»…

Одна сестра из большой помещичьей семьи, часто бывавшая у старца, долго умоляла свою любимую сестру, у которой был очень живой и нетерпеливый характер, поехать вместе с ней в Оптину. Та, наконец, соглашается, чтобы доставить удовольствие сестре, но всю дорогу громко ворчит; а придя к старцу и сидя в приемной, чем-то возмущается: «Я не стану на колени, к чему это унижение?» Она быстро ходит по комнате из угла в угол. Отворяется дверь и совсем ее закрывает в ее углу. Все опускаются на колени. Старец подходит прямо к двери, откидывает ее и весело спрашивает: «Что это за великан тут стоит?» И затем шепотом говорит молодой девушке: «Это - Вера пришла смотреть лицемера». Знакомство сделано. Bеpa выходит замуж, вдовеет и возвращается под крылышко батюшки в Шамордино (женский монастырь рядом с Оптиной пустынью, основанный старцем Амвросием). Он часто напоминал ей, как Bеpa пришла к лицемеру, и еще другую ее мысль в первые дни их знакомства, именно: она зашла в монастырскую лавку купить портрет старца. Ей сказали, что можно купить за 20 копеек. «Боже мой, подумала она, как мало! Я бы и много рублей дала. Какой батюшка дешевый!» В тот же день, на общем благословении, старец, проходя мимо нее, ласково взглянул, погладил по голове, и тихонько промолвил: «так батюшка дешевый, дешевый»!

Одна молодая девушка с хорошим образованием случайно попала к старцу Амвросию, была им поражена, и умолила его принять ее в Шамордино. Ее мать приехала, по ее словам, вырвать из «этого ужасного монашеского миpa» свою дочь. С негодованием и упреками вошла она к батюшке. Старец предложил ей стул. Прошло нисколько минут разговора, и раздраженная мать невольно, не понимая сама, что с нею делается, встает со стула и опускается около старца на колени. Беседа длится. В скором времени к дочери-монахине присоединяется и мать-монахиня…

Один из современников старца записал такой случай. «Выйдя из ограды, я обратил внимание на какое-то особое движение в группе женщин. Любопытствуя узнать, в чем дело, я приблизился к ним. Какая-то довольно пожилая женщина, с болезненным лицом, сидя на пне, рассказывала, что она шла с больными ногами пешком из Воронежа, надеясь, что старец Амвросий исцелит ее, что, пройдя пчельник, в семи верстах от монастыря, она заблудилась, выбилась из сил, попав на занесенные снегом тропинки, и в слезах упала на сваленное бревно; но что к ней подошел какой-то старичок в подрясники и скуфейки, спросил о причине ее слез и указал ей клюкой направление пути. Она пошла в указанную сторону и, повернув за кусты, тотчас увидала монастырь. Bcе решили, что это или монастырский лесник, или кто-либо из келейников; как вдруг на крылечко вышел уже знакомый мне служка, и громко спросил: «Где тут Авдотья из Воронежа?» Bcе молчали, переглядываясь. Служка повторил свой вопрос громче, прибавив, что ее зовет батюшка. «Голубушки мои! Да ведь Авдотья из Воронежа, я сама и есть!» - воскликнула только что пришедшая рассказчица с больными ногами, приподымаясь с пня. Все молча расступились, и странница, проковыляв до крылечка, скрылась в его дверях. Мне показалось странным, как успел отец Амвросий узнать так быстро об этой страннице, и откуда она пришла. Я решился дождаться ее возвращения.

Минут через пятнадцать она вышла из домика, вся в слезах, и на посыпавшиеся на нее вопросы, чуть не рыдая, отвечала, что старичок, указавший ей дорогу в лесу, был не кто иной как сам отец Амвросий или кто-либо уж очень похожий на него. В большом раздумьи вернулся я в гостиницу»…

Батюшку нельзя себе представить без участливой улыбки, от которой вдруг становилось как-то весело и тепло, без заботливого взора, который говорил, что вот-вот он сейчас для вас придумает и скажет что-нибудь очень полезное, и без того оживления во всем, - в движениях, в горящих глазах, - с которым он вас выслушивает, и по которому вы хорошо понимаете, что в эту минуту он весь вами живет, и что вы ему ближе, чем сами себе.

Раз в год старец Амвросий в летнюю пору, имел обыкновение ездить в устрояемую им Шамординскую общину на несколько дней погостить и посмотреть, что в ней есть, и чего не достает. Старец принимал в Шамординскую обитель тех, кого не брали в другие – больных, старых, увечных. В общине было более 500 сестер, приют, богадельня, больница. Год голодный, хлеб поэтому дорогой. На обители его накопился большой долг. Настоятельница слепая. Сам он в опале у начальства, обесславлен, и при том на краю гроба. Какая алмазная душа не могла бы дрогнуть при сем? Но старец оставался покоен духом.

Посещения эти, будем говорить словами самих Шамординских сестер, были для них светлым праздником. В назначенный день, с самого утра, в Шамордине все было на ногах. Кто с тщательным усердием приготовлял келью для дорогого гостя, кто хлопотал в церкви, чтобы с подобающею честью встретить своего ненаглядного батюшку; а кто просто ходил в волнении и радостном ожидании. Наконец служили молебен, и все сестры, с настоятельницею во главе, располагались у крыльца настоятельского корпуса. Вот из-за опушки леса покажется знакомая карета, и у всех радостно забьются сердца. Лошади быстро несутся, и останавливаются у подъезда. В окно кареты показывается седенькая бородка старца. И батюшка с отеческой улыбкой весело раскланивается на обе стороны. - «Батюшка дорогой! Сокровище наше, ангел наш!» - слышатся со всех сторон восторженные приветствия обрадованных сестер. Батюшка выходит из кареты и спешит в приготовленную для него келью, чтобы переодеться и отдохнуть; между тем сестры тотчас же бросаются в карету вынимать батюшкины вещи, Всем хочется захватить какую-нибудь из этих «драгоценностей». А если которой из них это не удастся, она хватается за какой-нибудь конец шарфа или рукав запасного подрясника, и вполне остается счастлива тем, что и ей пришлось что-нибудь понести.

При постоянном вокруг Старца множестве разного народа, не обходилось и без забавных случаев. Прижала к нему одна очень богатая помещица с трехлетней дочкой. Пока мать говорила со Старцем, умненькая девочка, предоставленная себе, осмотрела батюшкин покойник, побывала во всех его углах, и наконец, наскучив своим одиночеством, стала среди кельи, сложила на груди ручки, и жалостливо глядя на Старца, повела такую речь: «Бедный старичок! Такой он старенький, все на постельке лежит, комнатка у него маленькая, игрушек у него нет, ножки у него болят, бегать не может; у меня игрушки есть; хочешь, старичок, я зайчиков привезу поиграть тебе?» На эту наивную детскую речь последовал и сообразный ответ Старца: «Привези, привези, девочка, сказал он, вот какая ты хорошая; спасибо тебе, что старика пожалела»...

За несколько месяцев до кончины батюшки один петербургский художник, который иногда обращался к нему за денежной помощью, прислал Казанскую икону Божией Матери, копию с чудотворного образа, и при ней имена своей семьи, прося батюшку помолиться за них. Батюшка велел положить записку в киот за икону и сказал: «Царица небесная сама будет молиться за них». Эту икону после несли перед гробом Батюшки.

Один бедный семейный человек, которому батюшка много раз помогал, пред последней его болезнью письменно обратился к старцу с просьбой помочь ему купить теплую одежду. Батюшка послал ему, сколько нужно было, и при этом продиктовал несколько слов, прибавив в конце: «Помни, что это тебе последняя от меня помощь».

«В келлию к батюшке, - пишет в своих записках Госпожа**, - я попала за 20 минут до его кончины. Знать, это случилось по воле Божией. Меня пропустила одна раба Божия. Старец все так же лежал, как и ночью. Дыхание становилось реже. Когда я вошла, на коленах подле него стоял о. Исаия. О. Феодор (по прочтении в последний раз в 11 часов дня канона Божией Матери на исход души) осенял старца крестом. Остальные, присутствовавшие тут монахини стояли кругом. Я поместилась в ногах». Как только кончили отходную, старец начал кончаться. Лицо стало покрываться мертвенной бледностью. Дыхание становилось все короче и короче. Наконец он сильно потянул в себя воздух. Минуты через две это повторилось. Затем, по замечанию Госпожи **, «Батюшка поднял правую ручку, сложив ее для крестного знамения, донес ее до лба, потом на грудь, на правое плечо, и донеся до левого, сильно стукнул об левое плечико, видно потому, что это ему стоило страшного усилия; и дыхание прекратилось. Потом он еще вздохнул в третий и последний раз»...

Долго еще стояли окружавшие одр мирно почившего старца, боясь нарушить торжественную минуту разлучения праведной души с телом. Все находились как бы в оцепенении, не веря себе, и не понимая, что это - сон или правда. Светел и покоен был его старческий лик. Неземная улыбка озаряла его. «Мы тихо подошли, - замечает Госпожа **, - и поцеловали открытые еще теплые ножки старца. Затем нас вывели".

Едва только все опомнились, как поднялся страшный вопль и рыдание. Услышав это смятение, находившиеся в соседних комнатах догадались, в чем дело; поняли, что то, о чем они боялись даже подумать, совершилось. Весть о кончине старца с быстротою молнии облетела весь монастырь, и раздирающе душу крики Шамординских насельниц слились в один какой-то один ужасающий стон беспомощности и безнадежия…

Со всех сторон начинали теперь прибывать в общину посетители. Во всех поездах, ехавших в этот и следующие дни, по Курской, Рязанской и другим дорогам то и дело слышались разговоры о кончине старца Амвросия. Многие ехали именно на похороны. Почтовая станция в Калуге осаждалась просьбами о лошадях. Вместе с тем по всем дорогам шли пешеходы, так что к этому времени скопилось в Шамордине до восьми тысяч народу.

Тысячи народа на протяжении более версты, шли и ехали за гробом. Шествиe было медленное. Часто, не смотря на дождь и холод, останавливались для совершения заупокойных литий. Впрочем, к концу шествия, по случаю проливного дождя, литии служились уже на ходу без остановок. Когда подходили к лежащим на пути селам, перенесение останков старца сопровождалось погребальным колокольным перезвоном. Священники в облачениях, с хоругвями и иконами, выходили на встречу из церквей. Выступали поселяне, молились, многие из них целовали гроб покойного, и затем присоединялись к сопровождавшим его. Таким образом, по мере приближения к Оптиной пустыни, толпа все росла и росла. Гроб почившего старца бессменно, от Шамординской общины и до самой Оптиной пустыни, сопровождал в облачении один иеромонах Иларий, который во все время шествия служил и литии. Замечательно, что горевшие свечи, с которыми несли тело покойного старца, во все продолжение пути, не смотря на сильный дождь и ветер, не угасали.

Наступал вечер, и уже несколько темнело, когда гроб старца проносили чрез последнюю деревню Стенино, находящуюся в версте от Оптиной. Уныло гудел большой семисот-пудовый Оптинский колокол, редкими мерными ударами потрясая воздух и далеко разнося печальную весть о приближении почившего. Тут вышло ему на встречу все духовенство города Козельска и граждане, присоединившись к многочисленной толпе народа. Шествие еще было далеко. Как черная туча, двигалось оно к обители. Высоко над головами сопровождавших, сквозь вечерний полумрак, виднелся черный гроб, таинственно освещаемый ярким пламенем горевших свечей. Колеблясь от шествия несших его, он точно плыл по воздуху. Поистине, это трогательное печально-торжественное перенесете тела почившего Старца, по замечанию многих, скоре походило на перенесение мощей, и производило на всех присутствовавших умилительно-благодатное впечатлние…

«А как батюшка уже умер, видела я, что стоит его гроб. И вот спустились четыре ангела в белых ризах, - такие блестящие на них ризы, - а в руках у них свечи и кадило. И спросила я: "почему это они, такие светлые, спустились ко гробу Батюшки?". Они мне ответили: "это за то, что он был такой чистый". Потом спускались еще четыре ангела в красных ризах, и ризы их были еще красивее прежних. И я опять спросила, а они ответили: "это за то, что он был такой милостивый, - так много любил". - И еще спустились четыре ангела в голубых ризах невыразимой красоты. И. я спросила: "почему они спустились ко гробу". И мне ответили: "это за то, что он так много пострадал в жизни, и так терпеливо нес свои кресты".»

Подготовлено на основе книги современника и собрата преподобного Амвросия - схирхимандрит Агапита «Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Амвросия».



• %20on%20line%20

Его святость издавна освящает не только российскую землю, но весь мир.

Прп. Амвросий Оптинский

Житие Амвросия Оптинского богато чудотворениями. Именно на этом святом человеке сбывалось пророчество: «Сила Господня в немощи человеческой совершается».

Детство будущего святого

Мальчик Саша Гренков родился в 1812 году в одном из сел Тамбовской губернии. В младенчестве принял Святое Крещение с именем Александр, в честь благоверного князя Александра Невского (именно в день рождения младенца - 23 ноября - совершается его память).

Отец Саши служил дьяконом в местной церкви, а мать занималась воспитанием восьмерых детей.

Резвый и веселый Александр любил шумные игры, он постоянно выдумывал детские забавы для себя и друзей, ему никак не сиделось дома. Случалось, что получив работу или поручение, он, едва начавши, бросал дело и убегал гулять с многочисленными друзьями во двор.

Родители Александра, в том числе и дед с бабушкой, были глубоко верующими людьми, и их благочестие внесло особую атмосферу в уклад семейства.

К шалостям мальчика, даже незначительным, домочадцы относились как к значительным проступкам. В результате неуемной энергии парнишки, отношение семейства к нему было достаточно холодным - его братьев и сестер, имеющих спокойный нрав, любили больше и относились к ним с особой теплотой.

Однажды, раздосадовавшись, Саша решил отомстить своему брату и специально раздразнил его, чтобы тот попал под тяжелую руку отца и деда. Но в результате по макушке досталось им обоим.

Читайте о святом:

Отрочество. Начало пути

Отроку родители пытались привить любовь к чтению Слова Божия, воспитывали в религиозном направлении . Каждый церковный праздник семья направлялась в Храм Божий, мальчику там очень нравилось петь на клиросе.

В возрасте 12 лет мальчик поступил на обучение в духовное училище города Тамбова, а по его окончании стал студентом духовной семинарии. Одаренный от природы, семинарист успешно изучал науки, ему легко давалась учеба. В то время, когда его сверстники корпели над учебниками, Гренков, единожды и наспех прочитав изучаемый материал, отвечал в классе без запинки, как по писанному.

Более всего ему полюбилось Священное Писание , история, богословские и словесные науки.

Среди семинаристских друзей он славился веселым и добрым нравом, был отзывчивым и веселым товарищем, душой общества. Он увлекался музыкой и пением, любил поэзию и даже сам пытался писать стихи, уединившись на лоне природы. Поэта из юноши не вышло, но будучи старцем, он очень любил переиначивать в рифму свои поучения.

Будучи остроумным весельчаком, Александр сохранил глубокие религиозные чувства, которые с детства ему п

Икона с изображением Амвросия Оптинского

ривили родители. Обладавший живым характером, юноша помышлял о поступлении на военную службу и даже не догадывался, что ему уготована Свыше судьба инока - ангела небесного.

Жизнь в Оптинской пустыне

По окончании семинарии Александр понял, что мирская жизнь с ее веселостью и развлечениями ему чужда и принял решение в тайне от родных и друзей, которые, возможно, будут уговаривать его остаться в миру, уехать в Оптину Пустынь , что и произошло в 1839 году. Его ласково принял старец Лев.

Вскоре юноша принял монашеский постриг и был наречен именем Амвросий. Позднее он был рукоположен в иеродиакона, и через 5 лет он был удостоен иеромонашеского чина.

В монастырских стенах будущий Святитель выпекал хлеба в пекарне, помогал поварам, занимался строительством, варил дрожжи. Несмотря на блестящие способности в науках, Амвросий не гнушался никаким трудом, что воспитывало в нем смирение, терпимость и способность отсекать собственную волю.

Духовные деяния святого Амвросия Оптинского

В делах духовных Амвросий Оптинский постепенно приобрел славу опытного наставника. Случалось, что по благословению отца Макария, некоторые монахи приходили к святому для откровения помыслов. Старец предвещал молодому монаху великое будущее.

Однажды, изнуренный постом и тяжелой физической работой, Амвросий сильно простудился. Недуг протекал очень тяжело и сильно подорвал здоровье инока, надолго приковав его к постели. Как следствие - у Амвросия теперь не было физических сил для участия в длительных монастырских богослужениях и совершения Литургии. Он очень тяжело передвигался, страдал одышкой и геморроидальными истечениями, был очень чувствителен к перемене погоды, из пищи мог принимать только мизерную ее часть.

В келье преподобного находилось очень много икон и портреты выдающихся лиц его эпохи.

Старец Амвросий не отказывался от медицинской помощи. В его келье к стене была приколочена полочка, которая была заставлена различными лекарствами. Регулярно принимая их, старец все же более надеялся на помощь Бога и Его Пресвятой Матери.

В его келье находилось очень много икон и портреты выдающихся лиц его эпохи. Кроме кровати стоял маленький аналой, за которым старец вычитывал правила, и стол, за которым послушник писал письма под диктовку святителя. Помимо них у стены стоял шкаф, полки которого были наполнены святоотеческой литературой, пара кресел для гостей и несколько стульев.

Целыми днями дверь кельи Амвросия была открыта для многочисленных посетителей. В келью было запрещено входить женщинам, и специально для их приема было выделено помещение. Прихожане обители получали от доброго старца утешение в скорбях, советы в разрешении житейских вопросов, вразумление, прощение грехов, молитвенную помощь.

Завершение земного пути

В последние годы жизни старца по его благословению в Шамордино была возведена женская обитель - Казанская Пустынь. В ее стенах проживали бедные и больные женщины. Именно здесь отец Амвросий встретил свой смертный час, будучи совершенно больным и недвижимым человеком. 10 октября 1891 года в 11 часов 30 минут старец трижды вздохнул, наложил на себя Крестное Знамение и скончался. Как и завещал Святитель, его тело было перенесено в Оптину Пустынь.

Икона Амвросия Оптинского

Тело усопшего совершенно не источало мертвенный запах, а в день похорон от него стал исходить приятный медовый аромат. Примечательно, что во время похорон ни одна из больших свечей, окружавших его гроб, не погасла, хотя в этот день постоянно моросил дождь.

Гроб, который мужчины бережно несли на плечах, возвышался над огромной толпой людей, пришедших проводить любимого старца в вечность.

Тело Амвросия Оптинского было захоронено неподалеку от монастырской церкви, рядом с могилкой его наставника, старца Макария.

Чудеса и исцеления

От мощей старца совершалось множество чудес , коими Амвросий дает знать, что не оставляет нас своим предстательством перед Отцом Небесным.

На беседу к Святителю приезжали К.Романов, Ф.Достоевский, А.Толстой, М.Погодин.

Читайте о христианских чудесах:

Вот только несколько чудесных исцелений от старца:

• Бывало, что как-бы невзначай стукнет старец по макушке пришедшего к нему в келью гостя - а у того зубная боль тут же пройдет. Случалось, что некоторые женщины подойдут к нему и просят: стукни, батюшка, меня по голове, а то дюже как разболелась.
• Обратился к старцу мужчина, страдающий сильнейшей болью в ногах. Лекарства ему не помогали, а Амвросий ему указал ехать в Задонск и там отслужить панихиду по подвижнику Пахомию, а затем взять горсточку земли с его могилки и отереть ею ноги. Болящий выполнил указания и недуг тут же отступил.
• Отчаявшаяся мать подростка, страдающего неизлечимым заболеванием ушей и горла, прибыла к старцу. Она выслушала его наставления и научилась молиться. По окончанию беседы святой дал ей кресты и пояски с молитвами Тихону Задонскому и Николаю Мирликийскому. Вернувшись домой, дверь ей открыл совершенно здоровый ребенок.

Преподобный Амвросий Оптинский

• Молодая дама долгое время страдала от сильных болей в боку. Прибыв к преподобному, он велел ей принимать отвар лекарственной травы. Больная вскоре выздоровела. А ее супруг страдал заболеванием желудка. Помолившись, женщина просила помощи для мужа. А старец посоветовал пить ему простой укроп. Вскоре мужчина избавился от болей.
• Женщина долго болела язвой желудка и врачи посчитали необходимым сделать ей операцию. Святой Амвросий дал ей травяной сбор и с его помощью болезнь полностью прошла.
• Многие женщины, потерявшие надежду стать матерями, по молитвам Святителя беременели и рожали здоровых ребятишек.
• Крестьянин долгое время страдал алкоголизмом. Ему было очень тяжело и он уже был готов к суициду. Преподобный рассказал о причине его беспробудного пьянства и дал травяной сбор, который полностью и навсегда избавил мужчину от недуга.
• Обращались к святому и курильщики, неспособные бросить вредную привычку. Они исповедовались, причащались, а потом и на дух не могли переносить запах и дым табака.

Важно! Святые мощи Преподобного Амвросия Оптинского были обретены 10 июля 1998 года. Они почивают во Введенском соборе Оптиной Пустыни в приделе в честь прп. Амвросия.

Посмотрите видео о жизни Преподобного Амвросия Оптинского.

Александр Гренков, будущий отец Амвросий, родился 21 или 23 ноября 1812 года, в духовной семье села Большие Липовицы Тамбовской Епархии. Окончив Духовное Училище, он затем прошел успешно курс в Духовной Семинарии. Однако не пошел ни в Духовную Академию, ни в священники. Некоторое время он был домашним учителем в одной помещичьей семье, а затем преподавателем Липецкого Духовного Училища. Обладая живым и веселым характером, добротою и остроумием, Александр Михайлович был очень любим своими товарищами и сослуживцами. В последнем классе Семинарии ему пришлось перенести опасную болезнь, и он дал обет постричься в монахи, если выздоровеет.

По выздоровлении он не забыл своего обета, но несколько лет откладывал его исполнение, «жался», по его выражению. Однако, совесть не давала ему покоя. И чем больше проходило времени, тем мучительнее становились укоры совести. Периоды беззаботного веселья и беспечности сменялись периодами острой тоски и грусти, усиленной молитвы и слез. Однажды, будучи уже в Липецке, гуляя в соседнем лесу, он, стоя на берегу ручья, явственно расслышал в его журчанье слова: «Хвалите Бога, любите Бога...»

Дома, уединяясь от любопытных взоров, он пламенно молился Божией Матери просветить его ум и направить его волю. Вообще, он не обладал настойчивою волею и уже в старости говорил своим духовным детям: «Вы должны слушаться меня с первого слова. Я - человек уступчивый. Если будете спорить со мною, я могу уступить вам, но это не будет вам на пользу». Изнемогая от своей нерешимости, Александр Михайлович отправился за советом к проживавшему в той местности известному подвижнику Илариону. «Иди в Оптину, - сказал ему старец, - и будешь опытен». Гренков послушался. Осенью 1839 года он прибыл в Оптину Пустынь, где был ласково принят старцем Львом.

Вскоре он принял постриг и был наречен Амвросием, в память святителя Медиоланского, затем был рукоположен в иеродьякона и, позднее, во иеромонаха. Когда отец Макарий начал свое дело издательства, о. Амвросий, окончивший семинарию и знакомый с древними и новыми языками (он знал пять языков), был одним из его ближайших помощников. Скоро после своего рукоположения он заболел. Болезнь была настолько тяжела и продолжительна, что навсегда подорвала здоровье отца Амвросия и почти приковала его к постели. Вследствие своего болезненного состояния он до самой своей кончины не мог совершать литургии и участвовать в длинных монастырских богослужениях.

Постигшая о. Амвросия тяжелая болезнь имела для него несомненно провиденциальное значение. Она умерила его живой характер, предохранила его, быть может, от развития в нем самомнения и заставила его глубже войти в себя, лучше понять и самого себя, и человеческую природу. Не даром же впоследствии о. Амвросий говорил: «Монаху полезно болеть. И в болезни не надо лечиться, а только подлечиваться!» Помогая старцу Макарию в издательской деятельности, о. Амвросий и после его кончины продолжал заниматься этою деятельностью. Под его руководством были изданы: «Лествица» преп. Иоанна Лествичника, письма и жизнеописание о. Макария и другие книги. Но не издательская деятельность была средоточием старческих трудов о. Амвросия. Его душа искала живого, личного общения с людьми, и он скоро стал приобретать славу опытного наставника и руководителя в делах не только духовной, но и практической жизни. Он обладал необыкновенно живым, острым, наблюдательным и проницательным умом, просветленным и углубленным постоянною сосредоточенною молитвою, вниманием к себе и знанием подвижнической литературы. По благодати Божией его проницательность переходила в прозорливость. Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал в ней, как в раскрытой книге, не нуждаясь в его признаниях. Лицо его, крестьянина-великоросса, с выдающимися скулами и с седой бородой, светилось умными и живыми глазами. Со всеми качествами своей богато одаренной души, о. Амвросий, несмотря на свою постоянную болезнь и хилость, соединял неиссякаемую жизнерадостность, и умел давать свои наставления в такой простой и шутливой форме, что они легко и навсегда запоминались каждым слушающим. Когда это было необходимо, он умел быть взыскательным, строгим и требовательным, применяя «наставление» палкой или же накладывая на наказуемого епитимью. Старец не делал никакого различия между людьми. Каждый имел к нему доступ и мог говорить с ним: петербургский сенатор и старая крестьянка, профессор университета и столичная модница, Соловьев и Достоевский, Леонтьев и Толстой.

С какими только просьбами, жалобами, с какими только своими горестями и нуждами не приходили к старцу люди! Приходит к нему молодой священник, год тому назад назначенный, по собственному желанию, на самый последний приход в епархии. Не выдержал он скудости своего приходского существования и пришел к старцу просить благословения на перемену места. Увидев его издали, старец закричал: «Иди назад, отец! Он один, а вас двое!» Священник, недоумевая, спросил старца, что значат его слова. Старец ответил: «Да ведь дьявол, который тебя искушает, один, а у тебя помощник - Бог! Иди назад и не бойся ничего; грешно уходить с прихода! Служи каждый день литургию и все будет хорошо!» Обрадованный священник воспрянул духом и, вернувшись на свой приход, терпеливо повел там свою пастырскую работу и через много лет прославился, как второй старец Амвросий.

Толстой, после беседы с о. Амвросием, радостно сказал: «Этот о. Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним, и как-то легко и отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога».

Другой писатель, Евгений Погожев (Поселянин) говорил: «Меня поразила его святость и та непостижимая бездна любви, которые были в нем. И я, смотря на него, стал понимать, что значение старцев - благословлять и одобрять жизнь и посылаемые Богом радости, учить людей жить счастливо и помогать им нести выпадающие на их долю тягости, в чем бы они ни состояли». В. Розанов писал: «Благодеяние от него льется духовное, да, наконец, и физическое. Все поднимаются духом, только взирая на него... Самые принципиальные люди посещали его (о. Амвросия), и никто не сказал ничего отрицательного. Золото прошло через огонь скептицизма и не потускнело».

В старце в очень сильной степени была одна русская черта: он любил что-нибудь устроить, что-нибудь создать. Он часто научал других предпринять какое-нибудь дело, и когда к нему приходили сами за благословением на подобную вещь частные люди, он с горячностью принимался обсуждать и давал не только благословение, но и добрый совет. Остается совершенно непостижимым, откуда брал отец Амвросий те глубочайшие сведения по всем отраслям человеческого труда, которые в нем были.

Внешняя жизнь старца в Оптинском скиту протекала следующим образом. День его начинался часа в четыре - пять утра. В это время он звал к себе келейников, и читалось утреннее правило. Оно продолжалось более двух часов, после чего келейники уходили, а старец, оставшись один, предавался молитве и готовился к своему великому дневному служению. С девяти часов начинался прием: сперва монашествующих, затем мирян. Прием длился до обеда. Часа в два ему приносили скудную еду, после которой он час-полтора оставался один. Затем читалась вечерня, и до ночи возобновлялся прием. Часов в 11 совершалось длинное вечернее правило, и не раньше полуночи старец оставался, наконец, один. Отец Амвросий не любил молиться на виду. Келейник, читавший правило, должен был стоять в другой комнате. Однажды, один монах нарушил запрещение и вошел в келью старца: он увидел его сидящим на постели с глазами, устремленными в небо, и лицом, осиянным радостью.

Так в течение более тридцати лет, изо дня в день старец Амвросий совершал свой подвиг. В последние десять лет своей жизни он взял на себя еще одну заботу: основание и устройство женской обители в Шамордине, в 12 верстах от Оптины, где кроме 1000 монахинь имелись еще приют и школа для девочек, богадельня для старух и больница. Эта новая деятельность была для старца не только лишней материальной заботой, но и крестом, возложенным на него Провидением и закончившим его подвижническую жизнь.

1891 год был последним в земной жизни старца. Все лето этого года он провел в Шамординской обители, как бы спеша закончить и устроить там все незаконченное. Шли спешные работы, новая настоятельница нуждалась в руководстве и указаниях. Старец, повинуясь распоряжениям консистории, неоднократно назначал дни своего отъезда, но ухудшение здоровья, наступавшая слабость - следствие его хронической болезни - заставляли его откладывать свой отъезд. Так протянулось дело до осени. Вдруг пришло известие, что сам преосвященный, недовольный медлительностью старца, собирается приехать в Шамордино и увезти его. Тем временем старец Амвросий слабел с каждым днем. И вот - едва преосвященный успел проехать половину пути до Шамордина и остановился ночевать в Перемышльском монастыре, как ему подали телеграмму, извещающую его о кончине старца. Преосвященный изменился в лице и смущенно сказал: «Что же это значит?» Был вечер 10 (22) октября. Преосвященному советовали на другой день вернуться в Калугу, но он ответил: «Нет, вероятно такова уж воля Божия! Простых иеромонахов архиереи не отпевают, но это особенный иеромонах - я хочу сам совершить отпевание старца».

Было решено перевезти его в Оптину Пустынь, где провел он свою жизнь и где покоились его духовные руководители - старцы Лев и Макарий. На мраморном надгробии выгравированы слова апостола Павла: «Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу. Всем бых вся, да всяко некия спасу» (1 Кор. 9, 22). Слова эти точно выражают смысл жизненного подвига старца.

Великий оптинский старец иеросхимонах Амвросий родился 23 ноября 1812 года в селе Большая Липовица Тамбовской губернии в семье пономаря Михаила Федоровича и жены его Марфы Николаевны Гренковых. Перед рождением младенца к деду его, священнику этого села, съехалось много гостей. Родительница была переведена в баню. 23 ноября в доме отца Федора была большая суматоха, и в доме был народ, и перед домом толпился народ. Старец шутливо приговаривал: «Как на людях я родился, так все на людях и живу».

Амвросий Оптинский. Галерея икон.

У причетника Михаила Федоровича было восемь человек детей: четыре сына и четыре дочери; Александр был шестым. В детстве он был весьма бойким, веселым и смышленым мальчиком. По обычаю того времени учился читать по славянскому букварю, часослову и псалтири. Каждый праздник вместе с отцом пел и читал на клиросе. Когда мальчику исполнилось 12 лет, его отдали в первый класс Тамбовского духовного училища. Учился он хорошо и по окончании училища, в 1830 году, поступил в Тамбовскую духовную семинарию. И здесь учеба давалась ему легко.

Преподобный старец Амвросий Оптинский.

Со страницы Основатель Казанской Амвросиевской Пустыни иеросхимонах Амвросий книги Казанская Амвросиевская женская пустынь и её основатель Оптинский старец иеросхимонах Амвросий.

Как вспоминал впоследствии его товарищ по семинарии: «Тут, бывало, на последние деньги купишь свечку, твердишь-твердишь заданные уроки; он же (Саша Гренков) и мало занимается, а придет в класс, станет наставнику отвечать, точно как по писаному, лучше всех». В последнем классе семинарии он перенес опасную болезнь и дал обет постричься в монахи, если выздоровеет. По выздоровлении не забыл своего обета, но несколько лет откладывал его исполнение, «жался», по его выражению. Однако совесть не давала ему покоя. И чем больше проходило времени, тем мучительнее становились укоры совести. Периоды беззаботного юношеского веселья и беспечности сменялись периодами острой тоски и грусти, усиленной молитвы и слез.

Икона. Амвросий Оптинский и София Шамординская.

В июле 1836 года Александр Гренков успешно окончил семинарию, но не пошел ни в духовную академию, ни в священники. Он как будто чувствовал в душе своей особое призвание и не спешил пристроить себя к определенному положению, как бы ожидая зова Божия. Некоторое время был домашним учителем в одной помещичьей семье, а затем преподавателем Липецкого духовного училища. Обладая живым и веселым характером, добротою и остроумием, Александр Михайлович был очень любим своими товарищами и сослуживцами.

Амвросий Медиоланский и Амвросий Оптинский. Из статьи Шамордино, вышитые иконы монастыря.

Однажды (это было в Липецке), гуляя в соседнем лесу, он, стоя на берегу ручья, явственно расслышал в его журчании слова: «Хвалите Бога, любите Бога...» Дома, уединяясь от любопытных взоров, он пламенно молился Божией Матери, прося просветить его ум и направить волю. Вообще он не обладал настойчивой волей и уже в старости говорил своим духовным детям: «Вы должны слушаться меня с первого слова. Я — человек уступчивый. Если будете спорить со мною, я могу уступить вам, но это не будет вам на пользу».

Амвросий Оптинский. Из статьи Шамордино, вышитые иконы монастыря.

В той же Тамбовской епархии, в селе Троекурове, проживал известный в то время подвижник Иларион. Александр Михайлович пришел к нему за советом, и старец сказал ему: «Иди в Оптину пустынь — и будешь опытен. Можно бы пойти и в Саров, но там уже нет теперь никаких опытных старцев, как прежде». Когда наступили летние каникулы 1839 года, Александр Михайлович вместе с товарищем своим по семинарии и сослуживцем по Липецкому училищу Покровским, снарядив кибитку, отправился на богомолье в Троице-Сергиеву лавру поклониться игумену земли Русской преподобному Сергию.

Амвросий Оптинский.

Вернувшись в Липецк, Александр Михайлович продолжал еще сомневаться и не сразу решился порвать с миром. Случилось это, однако, после одного вечера в гостях, когда он" смешил всех присутствующих. Все были веселы и довольны и в прекрасном настроении разошлись по домам. Что же касается до Александра Михайловича, если и раньше в таких случаях он чувствовал раскаяние, то теперь воображению живо представился обет, данный Богу, вспомнилось горение духа в Троицкой лавре и прежние долгие молитвы, воздыхания и слезы, определение Божие, переданное через отца Илариона. Наутро решимость твердо созрела. Александр Михайлович решил бежать в Оптину тайно от всех, не испросив даже разрешения епархиального начальства.

Будучи уже в Оптиной, доложил о своем намерении Тамбовскому архиерею. Он опасался, что уговоры родных и знакомых поколеблют его решимость, и потому ушел тайно. Прибыв в Оптину, Александр Михайлович застал самый цвет монашества: таких ее столпов, как игумен Моисей, старцев Льва (Леонида) и Макария. Начальником скита был равный им по духовной высоте иеросхимонах Антоний, брат отца Моисея, подвижник и прозорливец. Вообще все иночество под руководством старцев носило на себе отпеча-гок духовных добродетелей; простота (нелукавство), кротость и смирение были отличительными признаками оптинского монашества. Младшая братия старалась всячески смиряться не только перед старшими, но и перед равными, боясь даже взглядом оскорбить другого.

8 октября 1839 года прибыл Александр Гренков в обитель. Оставив извозчика на гостином дворе, он сразу же поспешил в церковь, а после литургии—к старцу Льву, чтобы испросить благословения остаться на жительство в монастыре. Старец благословил его жить первое время в гостинице и переписывать книгу «Грешных спасение» (перевод с новогреческого)— о борьбе со страстями. В январе 1840 года он перешел жить в монастырь, пока еще не одевая подрясник.

В это время шла канцелярская переписка с епархиальными властями по поводу его исчезновения и еще не последовал от Калужского архиерея указ Оптинскому настоятелю о принятии в обитель учителя Гренкова. В апреле 1840 года Александр Михайлович Гренков был, наконец, одет в монашеское платье. Он был некоторое время келейником старца Льва и его чтецом (правило и службы). Работал в хлебне, варил хмелины (дрожжи), пек булки. Затем в ноябре 1840 года его перевели в скит. Оттуда молодой послушник не переставал ходить к старцу Льву для назидания.

В скиту он был помощником повара целый год. Ему часто приходилось по службе приходить к старцу Макарию то благословляться относительно кушаний, то ударять к трапезе, то по иным поводам. При этом он имел возможность рассказывать старцу о своем душевном состоянии и получать ответы.

Старец Лев особенно любил молодого послушника, ласково называя его Сашей. Но из воспитательных побуждений испытывал при людях его смирение. Делал вид, что гремит против него гневом. С этой целью дал ему прозвище «Химера». Под этим словом он подразумевал пустоцвет, который бывает на огурцах. Но другим про него говорил: «Великий будет человек». Предвидя близкую смерть, старец Лев призвал батюшку отца Макария и сказал ему о послушнике Александре: «Вот человек больно ютится к нам, старцам. Я теперь уже очень слаб. Так вот, я и передаю тебе его из полы в полу, владей им, как знаешь». После смерти старца Льва брат Александр стал келейником старца Макария (1841 — 1846). В 1842 году он был пострижен в мантию и наречен Амвросием (в честь святителя Амвросия Медиоланского, память 7 декабря). Затем последовало иеродиаконство (1843), а через 2 года—рукоположение в иеромонахи.

Здоровье отца Амвросия в эти годы сильно пошатнулось. При поездке на иерейскую хиротонию в Калугу 7 декабря 1845 года он простудился и заболел, получив осложнение на внутренние органы. С тех пор он уже никогда не смог по-настоящему поправиться. Впрочем, не унывал и признавался, что телесная немощь благотворно действует на его душу. «Монаху полезно болеть,—любил повторять старец Амвросий,—и в болезни не надо лечиться, а только подлечиваться».

И другим в утешение говорил: «Бог не требует от больного подвигов телесных, а только терпения со смирением и благодарения». 29 марта 1846 года иеромонах Амвросий был вынужден по болезни выйти за штат, будучи признан неспособным к послушаниям, и стал числиться на иждивении обители. С тех пор он уже не мог совершать литургии; еле передвигался, не выносил холода и сквозняков, страдал от испарины, так что порой переодевался и переобувался по нескольку раз в сутки. Пищу употреблял жидкую или протертую и кушал очень мало.

С сентября 1846 года по лето 1848 года состояние здоровья отца Амвросия было настолько угрожающим, что он в келий был пострижен в схиму с сохранением прежнего имени. Однако совершенно неожиданно для многих больной начал поправляться и даже выходить на улицу для прогулок. Этот перелом был явным действием силы Божией, а сам старец Амвросий впоследствии говорил: «Милостив Господь! В монастыре болеющие скоро не умирают, а тянутся и тянутся до тех пор, пока болезнь не принесет им настоящую пользу. В монастыре полезно быть немного больным, чтобы менее бунтовала плоть, особенно у молодых, и менее пустяки приходили в голову. А то при полном здоровье, особенно молодым, какая только пустошь не приходит в голову».

Не только телесными немощами воспитывал Господь в эти годы дух будущего великого старца. Благотворно действовало на отца Амвросия общение со старшей братией, среди которых было немало истинных подвижников. Вот один из случаев, о котором рассказывал впоследствии сам старец Амвросий. Вскоре после того, как отец Амвросий был посвящен в дьяконы и должен был однажды служить литургию в Введенском храме, подходит он перед службой к стоявшему в алтаре игумену Антонию, чтобы принять от него благословение.

Отец Антоний спрашивает его: «Ну что, привыкаете?» Отец Амвросий развязно отвечает ему: «Вашими молитвами, батюшка!» Тогда отец Антоний продолжает: «К страху-то Божьему?..» Отец Амвросий понял неуместность своего тона в алтаре и смутился. «Так что,— заключил свой рассказ отец Амвросий,— умели приучать нас к благоговению прежние старцы». Особенно важным для духовного возрастания отца Амвросия в эти годы было его общение со старцем Макарием. Несмотря на болезнь, отец Амвросий остался по-прежнему в полном послушании у старца, даже в малейшей вещи давал отчет ему. По благословению отца Макария он занимался переводом святоотеческих книг, в частности, им была подготовлена к печати «Лествица» преподобного Иоанна, игумена Синайского.

Благодаря руководству старца Макария отец Амвросий смог без особых преткновений обучиться искусству из искусств—умной молитве. Это иноческое делание сопряжено со многими опасностями, так как диавол старается ввести человека в состояние прелести и со значительными скорбями, поскольку неопытный подвижник под благовидными предлогами старается исполнить свою волю. Инок, не имеющий духовного руководителя, может на этом пути сильно повредить своей душе, как это случилось в свое время с самим старцем Макарием, самостоятельно обучавшимся этому искусству.

Отец Амвросий смог избежать бед и скорбей именно потому, что имел опытнейшего наставника в лице старца Макария. Старец любил своего ученика, что, впрочем, не мешало ему воспитывать в нем строгого подвижника. Когда за отца Амвросия заступались: «Батюшка, он человек больной!» — старец отвечал: «А я разве хуже тебя знаю? Выговоры и замечания монаху—это щеточки, которыми стирается греховная пыль с его души; а без сего монах заржавеет».

Еще при жизни старца Макария, с его благословения, некоторые из братии приходили к отцу Амвросию для откровения помыслов. Вот как об этом рассказывает игумен Марк, окончивший жизнь на покое в Оптиной: «Сколько мог я заметить, отец Амвросий жил в это время в полном безмолвии. Ходил я к нему ежедневно для откровения помыслов и почти всегда заставал его за чтением святоотеческих книг; если же не заставал его в келье, то это значило, что он находился у старца Макария, которому помогал в корреспонденции с духовными чадами, или трудился в переводах святоотеческих книг.

Иногда же я заставал его лежащим на кровати и в слезах, но всегда сдержанно и едва приметно. Мне казалось, что старец всегда ходил перед Богом или как бы всегда ощущал присутствие Божие, по слову псалмопевца, «видел Господа предо мною всегда» 8, а потому все, что ни делал, старался Господа ради и в угодность Ему творить... Видя такую сосредоточенность своего старца, я в присутствии его всегда был в трепетном благоговении. Да иначе мне и нельзя было быть. Ставшему мне по обыкновению пред ним на колена и получившему благословение, он, бывало, весьма тихо сделает вопрос: «Что скажешь, брате, хорошенького?» Озадаченный его сосредоточенностью и бла-гоумилением, я, бывало, скажу: «Простите, Господа ради, батюшка, я не вовремя пришел?» — «Нет,— скажет старец,— говори нужное, но вкратце».

И, выслушав меня со вниманием, преподаст полезное наставление с благословением и отпустит с любовью. Наставления же он преподавал не от своего мудрования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом. Если же он и учил духовно, то в чине учащегося, и предлагал не свои советы, а непременно учение святых Отцов». Если же отец Марк жаловался отцу Амвросию на кого-либо обидевшего его, старец, бывало, скажет плачевным тоном: «Брате, брате! Я человек умирающий». Или: «Я сегодня завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться пред братом,— и успокоишься».

Кроме монахов отец Макарий старался сблизить отца Амвросия и со своими мирскими духовными чадами. Видя его беседующего с ними, старец Макарий шутливо промолвит: «Посмотрите-ка, посмотрите! Амвросий-то у меня хлеб отнимает». Так старец Макарий постепенно готовил себе достойного преемника. Когда же старец Макарий преставился (7 сентября 1860 года), то постепенно обстоятельства складывались так, что отец Амвросий стал на его место.

Через 40 дней после кончины старца Макария отец Амвросий перешел на жительство в другой корпус, вблизи скитской ограды, с правой стороны колокольни. На западной стороне этого корпуса была сделана пристройка, называемая «хибаркой», для приема женщин, поскольку в скит женщинам вход был запрещен. Тридцать лет, вплоть до отъезда в Шамордино, прожил здесь отец Амвросий. При нем было два келейника: отец Михаил и отец Иосиф, будущий старец. Главным письмоводителем был отец Климент (Зедергольм), сын протестантского пастора, перешедший в православие, магистр греческой словесности.

Для слушания утреннего правила старец вставал часа в 4 утра, звонил в звонок, на который являлись к нему келейники и прочитывали утренние молитвы: 12 избранных псалмов и первый час 10, после чего он наедине пребывал в умной молитве. Затем, после краткого отдыха, старец слушал часы: третий, шестой с изобразительными и и, смотря по дню, канон с акафистом Спасителю или Божией Матери, каковые акафисты он выслушивал стоя.

После молитвы и легкого завтрака начинался трудовой день, с небольшим перерывом в обеденную пору. Пища съедалась старцем в таком количестве, какое дается трехлетнему ребенку. За едой келейники продолжали задавать ему вопросы по поручению посетителей. После некоторого отдыха напряженный труд возобновлялся, и так до глубокого вечера. Несмотря на крайнюю болезненность старца и усталость, день всегда заканчивался вечерним молитвенным правилом, состоящим из малого повечерия, канона Ангелу Хранителю и вечерних молитв. От каждодневных докладов келейники, то и дело приводившие к старцу и выводившие посетителей, едва держались на ногах. Сам старец временами лежал почти без чувств. После правила старец испрашивал прощение — «елика согрешил делом, словом, помышлением». Келейники принимали благословение и направлялись к выходу. Зазвонят часы. «Сколько это?» — спросит старец слабым голосом. Ему отвечают: «Двенадцать».

Отец Амвросий был среднего роста, но очень сгорблен. Ходил с трудом, опираясь на палочку. Будучи болезненным, чаще всего лежал и даже принимал посетителей полулежа на кровати. Красивый в молодости, старец казался задумчивым, когда оставался один, но в присутствии других всегда казался веселым и оживленным. Лицо его постоянно меняло выражение: он то смотрел на собеседника с нежностью, то заливался молодым, заразительным смехом, то, склонив голову, молча слушал то, что ему говорили, а затем несколько минут пребывал в молчании, прежде чем начать говорить. Его черные глаза безотрывно смотрели на посетителя, и чувствовалось, что взгляд этот проникал в самые сокровенные глубины человеческого сердца, что для него нет ничего тайного. Тем не менее его посетители не ощущали тяжести, а, наоборот, пребывали в радостном состоянии. Всегда приветливый и веселый, старец любил пошутить даже в часы крайней усталости, в конце дня, после двенадцатичасового приема посетителей, которые сменяли друг друга в его келье.

Через два года старца постигла новая болезнь. С тех пор он уже не мог ходить в храм Божий и причащался в келий. В 1869 году состояние его здоровья было столь плохо, что стали терять надежду на выздоровление. Была привезена Калужская Чудотворная икона Божьей Матери. После молебна и келейного бдения, а затем соборования здоровье старца улучшилось, но крайняя слабость с тех пор уже не покидала его. Трудно представить, как он мог, будучи пригвожденным к страдальческому кресту, в полном изнеможении, принимать ежедневно толпы людей и отвечать на десятки писем. Воочию сбывались слова: «Сила Божия в немощи совершается».

Среди духовных дарований старца Амвросия, привлекавших к нему тысячи людей, следует упомянуть и о прозорливости. Он глубоко проникал в душу собеседника и читал в ней. Легким, никому не заметным намеком он указывал людям их слабости и заставлял серьезно задуматься над ними. Одна дама, часто бывавшая у старца Амвросия, сильно пристрастилась к игре в карты и стеснялась сознаться в этом. Однажды, на общем приеме, она стала просить у старца карточку. Старец, внимательно посмотрев на нее, сказал: «Что ты, мать? Разве мы в монастыре играем в карточки?» Поняв намек, она покаялась в своей слабости.

Одна девушка, окончившая высшие курсы в Москве, мать которой давно уже была духовной дочерью отца Амвросия, никогда не видевшая старца, называла его лицемером. Мать уговорила ее побывать у отца Амвросия. Придя к старцу на общий прием, девушка стала позади всех, у самой двери. Вышел старец и, отворив дверь, закрыл ею молодую девушку. Помолившись и оглядев всех, он вдруг заглянул за дверь и говорит: «А это что за великан стоит? Это — Вера, пришла смотреть лицемера?» После этого, побеседовав с нею, он сумел убедить ее изменить образ жизни. Вскоре судьба ее решилась — она поступила в Шамординский монастырь. Те, кто с полным доверием предавался руководству старца, никогда в этом не раскаивались, хотя и слышали от него иногда советы, которые с первого раза казались странными и неисполнимыми.

Вот один из случаев, рассказанный одним из посетителей старца — неким мастеровым: «Незадолго до кончины старца, годочка этак за два, надо было мне ехать в Оптину за деньгами. Иконостас там мы делали, и приходилось мне за эту работу от настоятеля получить довольно крупную сумму денег. Получил я свои деньги и перед отъездом зашел к старцу Амвросию благословиться на обратный путь. Домой ехать я торопился: ждал на следующий день получить заказ большой — тысяч на десять, и заказчики должны были быть непременно на другой день у меня. Народу в этот день у старца, по обыкновению, была гибель. Прознал он про меня, что я дожидаюсь, да и велел мне сказать через своего келейника, чтобы я вечером зашел к нему чай пить. Хоть и надо мне было торопиться ко двору, да честь и радость быть у старца и чай с ним пить были так велики, что я рассудил отложить свою поездку до вечера в полной уверенности, что хоть всю ночь проеду, а успею вовремя попасть.

Приходит вечер, пошел я к старцу. Принял меня старец такой-то веселый, такой-то радостный, что я и земли под собой не чувствую. Продержал меня батюшка, ангел наш, довольно-таки долго, уже почти смеркалось, да и говорит мне: «Ну, ступай с Богом. Здесь ночуй, а завтра благословляю тебя идти к обедне, а от обедни чай пить заходи ко мне». «Как же это так?» — думаю я, да не посмел старцу перечить. Переночевал, был у обедни, пошел к старцу чай пить, а сам скорблю о своих заказчиках и все соображаю: авось, мол, успею хотя к вечеру попасть в К. Как бы не так! Отпил чай. Хочу я старцу сказать: благословите домой ехать, а он и слова не дал выговорить: «Приходи,— говорит,— сегодня ночевать ко мне». У меня даже ноги подкосились, а возражать не смею.

Прошел день, прошла ночь! Наутро я уже осмелел и думаю: была не была, а уж сегодня я уеду; авось денек-то мои заказчики меня подождали. Куда тебе! И рта не дал мне старец разинуть. «Ступай-ка,— говорит,— ко всенощной сегодня, а завтра к обедне. У меня опять сегодня заночуй!» Что за притча такая! Тут уж я совсем заскорбел, признаться, погрешил на старца: вот те и прозорливец! Точно и знает, что у меня, по его милости, ушло теперь из рук выгодное дело. И так-то я был на старца непокоен, что и передать не могу. Уж не до молитвы было мне в тот раз у всенощной — так и толкает в голову: «Вот тебе твой старец! Вот тебе и прозорливец! Свистит теперь твой заработок!» Ах, как мне было в то время досадно!

А старец мой, как на грех, ну точно вот, прости Господи, в издевку мне такой меня после всенощной радостный встречает!.. Горько, обидно мне стало: и чему, думаю я, он радуется... А скорби своей все-таки вслух высказать не осмеливаюсь. Заночевал я таким-то порядком и третью ночь. За ночь скорбь моя понемногу улеглась: не воротишь того, что сквозь пальцы уплыло... Наутро прихожу от обедни к старцу, а он мне: «Ну теперь пора тебе и ко двору! Ступай с Богом! Бог благословит! Да по времени не забудь Бога поблагодарить!»

И отпала тут от меня всякая скорбь. Выехал я себе из Оптиной пустыни, а на сердце-то так легко и радостно, что и передать невозможно... К чему только сказал это батюшка: «По времени не забудь Бога поблагодарить»? Должно, думаю, за то, что Господь в храме три дня подряд удостоил побывать. Еду я домой неспешно и о заказчиках своих вовсе не думаю: уж очень мне отрадно было, что батюшка со мной так обошелся. Приехал я домой, и что вы думали? Я в ворота, а заказчики мои за мной: опоздали, значит, против уговору на трое суток приехать. Ну думаю: ах ты, мой старчик благодатный! Уж подлинно дивны дела Твои, Господи!.. Однако не тем все это кончилось. Вы послушайте-ка, что дальше было! Прошло с того времени немало.

Помер отец наш Амвросий. Года два спустя после его праведной кончины заболевает мой старший мастер. Доверенный он был у меня человек, и не работник был, а прямо золото. Жил он у меня безысходно годов поболее двадцати. Заболевает к смерти. Послали мы за священником, чтобы поисповедовать и причастить, пока в памяти. Только, смотрю, идет ко мне от умирающего священник да и говорит: «Больной вас к себе зовет, видеть вас хочет. Торопитесь, как бы не помер». Прихожу к больному, а он, как увидел меня, приподнялся кое-как на взлокоточки, глянул на меня, да как заплачет: «Прости мой грех, хозяин! Я ведь тебя убить хотел...» — «Что ты, Бог с тобой! Бредишь ты...» — «Нет, хозяин, верно тебя убить хотел.

Помнишь, ты из Оптиной запоздал на трое суток приехать. Ведь нас трое, по моему уговору, три ночи подряд тебя на дороге под мостом караулили; на деньги, что ты за иконостас из Оптиной вез, позавиствовали. Не быть бы тебе в ту ночь живым, да Господь, за чьи-то молитвы, отвел тебя от смерти без покаяния... Прости меня, окаянного, отпусти, Бога ради, с миром мою душеньку!» — «Бог тебя простит, как я прощаю!» Тут мой больной захрипел и кончаться начал. Царствие небесное его душе. Велик был грех, да велико и покаяние!»

Старец часто давал наставления в полушутливой форме, ободряя унывающих, но глубокий смысл его речей нисколько от этого не умалялся. Люди невольно задумывались над образными выражениями отца Амвросия и надолго запоминали данный им урок. Иногда на общих приемах слышался неизменный вопрос: как жить? В таких случаях старец благодушно отвечал: «Мы должны жить на земле так, как колесо вертится, чуть одной точкой касается земли, а остальным стремится вверх; а мы как заляжем, так и встать не можем».

Порою он говорил как будто пословицами: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного», «Не хвались, горох, что ты лучше бобов: размокнешь — сам лопнешь», «Отчего человек бывает плох? — Оттого, что забывает, что над ним Бог». Приходит как-то к батюшке состоятельный орловский помещик и объявляет, что хочет устроить водопровод в своих обширных яблоневых садах. Батюшка уже весь охвачен этим замыслом. «Люди говорят,— начинает он,— люди говорят, что вот как всего лучше»,— и подробно описывает как следует провести водопровод. Помещик, вернувшись в деревню, начинает читать об этом предмете; оказывается, что батюшка описал последние изобретения по этой части. Помещик снова в Оптиной. «Ну, что водопровод?» — спрашивает батюшка. Вокруг яблоки гнили, а у этого помещика богатый урожай яблок.

Рассудительность и прозорливость совмещались в старце Амвросии с удивительной нежностью сердца, благодаря которой он умел облегчить самое тяжелое горе и утешить самую скорбную душу. Жительница Козельска спустя 3 года после смерти старца, в 1894 году, рассказывала: «У меня был сын, служил на телеграфе, разносил телеграммы. Батюшка знал и его, и меня. Сын часто носил ему телеграммы, а я ходила за благословением. Но вот сын мой заболел чахоткой и умер. Пришла я к нему — мы все к нему шли со своим горем. Он погладил меня по голове и говорит: «Оборвалась твоя телеграмма!» — «Оборвалась,— говорю,— батюшка!» — и заплакала. И так мне легко на душе стало от его ласки, как будто камень свалился. Мы жили при нем, как при отце родном.. Всех он любил и обо всех заботился. Теперь уж нет таких старцев. А может быть, Бог и еще пошлет!»

С утра и до вечера к нему приходили с самыми жгучими вопросами, и всегда он разом схватывал сущность дела, непостижимо мудро разъяснял его и давал ответ. В продолжение 10—15 минут такой беседы решался не один вопрос, и за это время отец Амвросий принимал в свое сердце всего человека — с его привязанностями, желаниями. Митрополит Евлогий (Георгиевский), бывавший в Оптиной пустыни юношей, вспоминал о старце Амвросии: «К отцу Амвросию приходили за духовной помощью люди всех классов, профессий и состояний. Он нес в своем роде подвиг народнический. Знал народ и умел с ним беседовать.

Не высокими поучениями, не прописями отвлеченной морали назидал и ободрял он людей — меткая загадка, притча, которая оставалась в памяти темой для размышления, шутка, крепкое народное словцо — вот были средства его воздействия на души. Выйдет, бывало, в белом подряснике с кожаным поясом, в шапочке — в мягкой камилавочке — все бросаются к нему. Тут и барыни, и монахи, и бабы. Подчас бабам приходилось стоять позади — где ж им в первые ряды пробиться! — а старец, бывало, прямо в толпу — и к ним, сквозь тесноту палочкой дорогу себе прокладывает... Поговорит, пошутит — смотришь, все оживятся, повеселеют. Всегда был веселый, всегда с улыбкой.

А то сядет на табуреточку у крыльца, выслушивает всевозможные просьбы, вопросы и недоумения. И с какими житейскими делами, даже пустяками к нему не приходили! Каких только ответов и советов ему не доводилось давать! Спрашивают его и о замужестве, и о детях, и можно ли после ранней обедни чай пить? И где в хате лучше печку поставить? Он участливо спросит: «А какая хата-то у тебя?» А потом скажет: «Ну, поставь печку там-то...»

Мелочей для старца не существовало. Он знал, что все в жизни имеет свою цену, и потому не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Однажды остановила старца женщина, которая была нанята помещицей ходить за индюшками, но индюшки у нее почему-то умирали. Хозяйка хотела ее рассчитать. «Батюшка! — обратилась она к нему со слезами,— сил моих нет; сама над ними недоедаю,— пуще глаз берегу, а колеют. Согнать меня барыня хочет. Пожалей меня, родимый». Присутствующие смеялись над ней. А старец с участием спросил ее, как она их кормит, и дал ей совет, как их содержать иначе, благословил и отпустил. Тем же, которые смеялись над ней, он заметил, что в этих индюшках вся ее жизнь. После сделалось известным, что индюшки у женщины уже не умирали.

Что касается исцелений, то им не было числа. Случаи исцеления старец всячески скрывал. Посылал больных в пустынь к преподобному Тихону Калужскому, где был источник. До старца Амвросия в этой пустыни не было слышно об исцелениях. Иногда отец Амвросий посылал больных к святителю Митрофану Воронежскому. Бывало, что исцелялись на пути и возвращались назад, чтобы поблагодарить старца. Иногда он, как бы в шутку, стукнет рукой по голове, и болезнь проходит. Однажды чтец, читавший молитвы, страдал сильной зубной болью.

Вдруг старец ударил его. Присутствующие усмехнулись, думая, что чтец, верно, сделал ошибку в чтении. На деле же у него прекратилась зубная боль. Однажды старец Амвросий, согбенный, опираясь на палочку, шел по дороге в скит. Вдруг видит: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней плачет крестьянин. Потеря лошади-кормилицы в крестьянском быту ведь сущая беда! Приблизившись к павшей лошади, старец стал трижды медленно ее обходить. Потом, взяв хворостину, он стегнул лошадь, прикрикнув на нее: «Вставай, лентяйка!» — и лошадь послушно поднялась на ноги.

Одна монахиня, духовная дочь отца Амвросия, вспоминала: «В келье его горели лампадки и маленькая восковая свечка. Читать мне по записке было темно и некогда. Я сказала, что припомнила, и то спеша, а затем прибавила: «Батюшка, что сказать вам еще? В чем покаяться? Забыла». Старец упрекнул меня в этом. Но вдруг он встал с постели, на которой лежал. Сделав два шага, он очутился на середине своей келий. Я невольно на коленях повернулась за ним. Старец выпрямился во весь свой рост, поднял голову и воздел свои руки кверху, как бы в молитвенном положении. Мне представилось в это время, что стопы его отделились от пола. Я смотрела на освещенную его голову и лицо.

Помню, что потолка в келье как будто не было, он разошелся, а голова старца как бы ушла вверх. Это мне ясно представлялось. Через минуту батюшка наклонился надо мной, изумленной виденным, и, перекрестив меня, сказал следующие слова: «Помни, вот до чего может довести покаяние. Ступай». Я вышла от него, шатаясь, и всю ночь проплакала о своем неразумии и нерадении. Утром нам подали лошадей, и мы уехали. При жизни старца я никому не смела рассказать этого. Он мне раз и навсегда запретил говорить о подобных случаях, сказав с угрозою: «А то лишишься моей помощи и благодати».

Со всех концов России стекались к хибарке старца бедные и богатые, интеллигенция и простолюдины. Его посещали известные общественные деятели и писатели: Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, К. Н. Леонтьев, Л. Н. Толстой, М. Н. Погодин, Н. М. Страхов. И он принимал всех с одинаковой любовью и благорасположением. Благотворительность стала его потребностью, он раздавал милостыню и через келейника, и сам заботился о вдовах, сиротах, больных и страждующих. В последние годы жизни старца в 12 верстах от Оптиной, в деревне Шамордино, была устроена по его благословению женская Казанская пустынь, в которую, в отличие от других женских монастырей того времени, принимали неимущих и больных женщин. К 90-м годам XIX века число инокинь в ней достигло 500 человек.

Именно в Шамордине суждено было старцу Амвросию встретить час своей кончины. 2 июня 1890 года он, по обыкновению, выехал туда на лето. В конце лета старец трижды пытался вернуться в Оптину, но не смог по причине нездоровья. Через год, 21 сентября 1891 года, болезнь усилилась: он потерял и слух, и голос. Будучи уже студентом Московской духовной академии, митрополит Евлогий (Георгиевский) еще раз побывал у старца незадолго до его смерти: «Он жил тогда в основанном им женском монастыре, в Шамордине, в 15 верстах от Оптиной пустыни. Я побывал у него в августе, а 18 октября он скончался. Старец был уже совсем больной. У него всегда была какая-то мучительная болезнь ног. Сидит, бывало, на кровати, принимает посетителей и все подбинтовывает больные ноги. А теперь он уже лежал в полном изнеможении. Я высказал ему все, что у меня лежало на сердце. Старец выслушал и промолвил помертвелыми губами: «Путь благословенный, путь благословенный...»

Начались его предсмертные страдания — столь тяжкие, что подобных, как он признавался, во всю жизнь не испытывал. 8 октября иеромонах Иосиф его пособоровал, а на следующий день причастил. В этот же день к старцу в Шамордино приехал настоятель Оптиной пустыни архимандрит Исаакий. На следующий день, 10 октября 1891 года, в половине двенадцатого, старец, три раза вздохнув и с трудом перекрестившись, скончался. 14 октября тело старца под моросившим осенним дождем было перенесено в Оптину пустынь.

Гроб несли на плечах, и он возвышался над огромной толпой людей, пришедших проводить старца в последний путь. Из попутных селений духовенство и народ присоединялись к процессии с иконами и хоругвями. Похоронная процессия скорее походила на перенесение мощей. Большие свечи, окружавшие гроб, не погасли в пути, несмотря на непогоду. За несколько лет до своей смерти старец Амвросий заказал икону Богоматери, благословляющей жатву, и назвал ее — «Божия Матерь Спорительница хлебов». Он установил ей празднование 15 октября. Именно в этот день тело его было предано земле. Он был погребен близ монастырской оптинской церкви, рядом со своим наставником, старцем Макарием.