Юрий пивоваров академик ран национальность. Академик Юрий Пивоваров: «Никакой загадки в русской душе нет

Историк, академик РАН, профессор, директор Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН Юрий Пивоваров рассказывает о становлении российского государства, параллелях прошлого и настоящего, истории институтов власти, важнейших документах и стоявших за ними людях.

Стенограмма 1-й лекции Юрия Сергеевича Пивоварова, вышедшей в эфир на телеканале «Культура» в рамках проекта "ACADEMIA":

Начнем нашу лекцию. Она сегодня посвящена теме «Традиции русской, российской государственности и современность». Почему я выбрал именно эту тему для лекции? Ну, если посмотреть на русскую историю в целом, вот так вот, за все ее тысячелетнее развитие, мы увидим, что государство, власть, различные властные институты сыграли и грают огромную роль в нашей истории. И в этом смысле я мог бы назвать нашу культуру - властную, политическую, правовую культуру, - «властецентричной». Властецентричной, то есть, власть стоит в центре. В отличие, например, от западной, от европейской, которую я мог бы назвать тоже таким мудреным словом «антропоцентричной». Антропос - это человек. То есть там в центре стоит человек. Человек как мера всех вещей. От человека все начинается. У нас - от власти. Как же это произошло? На каком этапе русского развития? Ведь сначала было, кажется, не так. На это интересно посмотреть, и мы будем сегодня об этом говорить.
Почему традиции? Потому что традиция - это не музей, в который мы приходим и смотрим: ага, вот картина четырнадцатого века. Так уже не рисуют. И пошли дальше. Традиция - то, что живет постоянно. Действует. Мимикрирует, скрывается. Мы порой даже не видим, что это традиция. И иногда нам представляется, что это новация. А вот историк вам объяснит, что уже пятьсот лет назад, может быть, это в какой-то иной форме, но по сути это уже было. Это очень важно. Вообще, когда мы говорим об исторических процессах… История - это наука. Это мы знаем. Мы должны помнить, что это особая наука. В отличие, скажем, от физики, химии или таких естественных наук. Это моя, разумеется, точка зрения. Нету законов. Вот нету законов исторического развития. Когда я был в молодом возрасте, нас в вузах учили, что, вот, есть законы соответствия чего-то. Или несоответствия чего-то. И в результате происходит нечто. Так вот, многие десятилетия занимаюсь исторической наукой, политической наукой. А я и историк, и политолог в одном лице. Я пришел к выводу, что нету объективных законов исторического развития. История - это процесс открытый. Процесс открытый. Есть закономерности, есть традиции. Их надо изучать. И вот я акцентирую - традиции. Поскольку мы об этом будем говорить. Но нету железных законов, по которым, скажем, должна была произойти в России Октябрьская революция и люди бы начали строить социалистическое общество. Не было такого исторического закона развития. Почему? А потому что человек - это существо, у которого есть свободная воля. И он может выбирать так или иначе. И это выше всех экономических обусловленностей, социальных, природно-климатических и так далее. Это очень важно. Что еще очень важно, когда мы говорим о российской или русской истории? Мы должны помнить, что мы никакая не отсталая страна. И что наше развитие никакое не дивиантное. Знаете это слово «дивиантность», отклонение, да? Нет-нет. Мы идем по своему пути, как идет Польша, Португалия, Испания, Камбоджа и любая другая страна. И мы ни от кого не отстали. Мы ни за кем не гонимся.
Наше развитие такое, какое оно есть. В рамках этого развития есть коридор возможностей. Можно лучше, можно хуже, можно удачно или менее удачно. Но мы, безусловно, ни от кого не отстаем. И наше развитие не является каким-то ущербным. То есть, мы идем, как и шли, по своему историческому пути, который мы можем критиковать или восхищаться им, или делать то и другое. Но, тем не менее, это тоже очень важная предпосылка. Но вернемся все-таки к основной теме лекции - «Традиции нашей государственности и современность». Почему я поставил в конце «и современность»? Ну, «современность» по-русски имеет несколько значений. Это и сегодняшние годы. Или, там, годы, которые были десять лет назад. Но это и особая эпоха. Знаете, есть такое английское слово. Наверняка, многие сейчас учат английский язык. Modernity. Современность. Это историческая эпоха, которая началась в конце восемнадцатого века. Времена Французской революции. И продолжается сейчас. То есть это современное общество на протяжении последних двух столетий.
И вот мне всегда интересно сопоставить русские традиции, российские традиции власти государственности с тем, что. С тем. С тем, что является современным миром. Вот это я представляю себе очень важным. И многое из того, что происходит у нас, мы сможем объяснить, если будем знать. И я уже об этом говорил. Но еще раз подчеркну. Что происходило раньше. И здесь очень важно занять какую-то позицию, какую-то исходную точку зрения. В науке, вообще, очень важна точка зрения. Я как-то читал одного крупного немецкого философа, который писал, что физики (а я физикой не занимаюсь, не знаю) заметили, что когда они долго наблюдают за каким-то объектом, объект начинает меняться. То есть, это какая-то мистика. Да? Поверить в это трудно человеку, который не является физиком. Но, вот, очень важна позиция, с которой мы будем смотреть на исторический процесс. Потому что, действительно, от этой позиции, от этого взгляда зависит, каким он нам представится. Вот моя позиция заключается в том, чтобы посмотреть на русское развитие через двадцатое столетие. Что произошло в двадцатом столетии? Оно закончилось совсем недавно, десять лет назад. И его дыхание еще ощутимо. Понимаете? Его воздух, его следствия и последствия, они по-прежнему работают. И вот нам надо понять, что же произошло в двадцатом столетии.
Каждый век, каждое столетие в любой стране, и у нас в России, безусловно, своеобразно. Двадцатое оказалось совершенно необычным. Ну, для всего мира оно оказалось необычным, хотя бы потому что люди изобрели оружие, которое может уничтожить весь мир. Такого не было раньше. Бешеные прогресс науки и техники. Ну, вы свидетели этому, люди начала двадцать первого века. Но для России было много иного. Великий русский писатель Александр Исаевич Солженицын, лауреат Нобелевской премии, как-то уже на старости, незадолго перед смертью, заметил: Россия проиграла двадцатый век. Россия проиграла двадцатый век. А этот человек не был пессимистом. Наоборот, это был человек такой сурово оптимистической воли. И, тем не менее, он констатирует. И я согласен с ним. Его младший современник. Я согласен с ним. Мы проиграли двадцатое столетие. При том, что начиналось оно потрясающе. В начале двадцатого столетия... Ну, многие об этом знают. Развитие российской экономики. Развитие российской демократии, российского образования, культуры. Да я вам должен сказать, это фантастически. Сейчас трудно в это поверить, что в шестнадцатом году, во время войны, пропускная способность русских железных дорог была выше, чем американских. Представьте себе, что пропускная способность нынешних шоссейных дорог в России была бы выше, чем в Америке. Вот как развивалась Россия. Был бурный экономический рост. И Россия шла к демократии. Россия шла к процветанию, это замечали все. Конечно, далеко не все было идеально, иначе бы не было страшной революции. И были многие нерешенные проблемы. И нарастали иные. Но, тем не менее, общий тон, общий такой подъем ощущался всеми. И вдруг - страшная революция. А потом последовало еще несколько революций. Сначала февральская, октябрьская. Еще революция пятого, седьмого года.
И конец века. Это, наверное, времена, когда многие из вас родились. Конец восьмидесятых - начало девяностых годов, еще одна революция. Четыре революции за одно столетие. Причем все отличались друг от друга. Их природу надо понять. И надо объяснить, почему они произошли. Почему так много революций? Раньше не было в России. Что еще по поводу двадцатого столетия? Дважды напрочь разваливался строй. В семнадцатом году Российская Империя. Несмотря на огромные ее успехи. Мы были единственной страной, кто во время Первой мировой войны, из больших стран, не ввели карточную систему. Где шло развитие экономики. И никакого голода не было. А в это время в Германии уже начинался голод. И здесь вдруг неожиданно развалилась страна. Знаете, как ветер дунул и карточный домик рассыпался. Хотя была мощная бюрократия, мощная армия. Огромная работающая страна. И вдруг все рассыпалось. Непонятно, почему. Но то же самое, например. Это уже на моих глазах произошло. Конец восьмидесятых - начало девяностых годов. Не было такого бурного, конечно, расцвета, как в начале двадцатого столетия. Но сказать, чтобы так уж все дышало на ладан, тоже невозможно. И вдруг в мгновение, в несколько дней, мгновенно рассыпалась страна за три-четыре дня в августе девяносто первого года. Надо понять, что это за институты власти, которые, с одной стороны. А я вам говорю, что Россия - страна властецентричная. Здесь власть все определяет и всему довлеет. И вдруг институты же власти рассыпались. И страна оказалась бесхозной. Анархия началась. Надо это тоже понять.
Что еще для двадцатого столетия очень важно? В России произошла антропная или антропологическая катастрофа. Что я имею в виду? В России погибло огромное количество людей. Войны, революции, голод, сталинские, невиданные в истории, террор. Сталинский террор по отношению к своему народу. Я думаю, самый страшный из тех, что знала история больших стран. Ну, может быть, где-нибудь в Кампучии или Камбодже, как она называлась, можно сравнить. Но ничего в больших странах схожего я не видел даже в Германии, даже в Китае. Так вот, страшный террор.
И к чему это привело в конце столетия? К резкому падению численности населения в нашей стране. Демографическая катастрофа. Об этом все говорят, и президент Медведев, и остальные. Население России страшно сокращается. Но антропная, антропологическая катастрофа была еще и потому, что убивали лучших. Выбивались элиты, как принято говорить в науке. Что царская, что потом советская. И так далее. Через террор, через какие-то социальные изменения, когда лучшие люди просто выбрасывались из системы управления. ..... Россия столетиями, начиная, ну, с конца пятнадцатого века, жила за счет расширения территории. Уже к тысяче шестисотому году территория Московского царства равнялась территории Западной Европы. И даже превосходила ее. Каждый год шел прирост примерно на одну Голландию. И вот так вот мы расширялись, расширялись, разбухали. И вдруг началось сужение.
Причем трижды в течение столетия мы теряли лучшие наши территории. Сначала по Брест-Литовскому миру, восемнадцатый год, который большевики подписали. Россия потеряла около миллиона, ну, чуть меньше, квадратных километров и около сорока пяти миллионов населения. Причем это европейское культурное население. Это земли с хорошим климатом. Это нынешняя Украина, Белоруссия. Там Дон, Крым и так далее. Потом сорок первый год. Миллион квадратных километров оккупировано немцами. Семьдесят пять миллионов населения, сорок два процента, находились под фашистами несколько лет. Мы снова отыграли это дело. И, наконец, девяносто первый год, распад СССР. И примерно эти же саамы территории уходят. То есть к концу двадцатого столетия Россия оказывается в совершенно новой ситуации. Сокращается население. А раньше оно росло. Россия в конце девятнадцатого - начала двадцатого века пережила демографический бум. А затем она начала падать. И то же самое с территорией. Мы расширяемся, расширяемся… и вдруг сузились. Сегодня территория России - это территория примерно середины семнадцатого столетия. Примерно, никогда точно не бывает. Это времена царствования, начального царствования Алексея Михайловича Тишайшего, отца Петра Великого, до присоединения левобережной Украины. То есть, мы ушли в середину семнадцатого столетия. И это совершенно новая ситуация для России. А ведь все институты власти, вообще, вся система управления политическая, политическая культура строились на расширении территориальном и на расширении демографическом. Сейчас началось сужение. И надо посмотреть, хотя и модифицировались, работать дальше. Это огромная задача для историков, для политологов. И мы должны обязательно ею заняться. Иначе мы не поймем, куда нам дальше плыть. Еще одно такое, ну, по сути, хотя, и вводное замечание, что людям. Люди склонны преувеличивать новизну. Когда я был молод, как вы, мне тоже казалось, что я живу в совершенно новом мире, мое поколение объяснит старикам, как нужно действовать. И сегодня, на фоне фантастической электронной революции, на фоне фантастической информационной революции, со всеми компьютерами и прочая, прочая, кажется, мир полностью изменился. Толкуют о нанотехнологиях, инновационном пути развития, о какой-то совершенно иной экономике, социальном устройстве, глобализация идет. Но, вместе с тем, очень многое, и отчасти я уже говорил об этом, не изменилось. Есть такой замечательный американский социолог Эммануил Лаверстайн. Его однажды спросили: что изменилось? Он ответил: «Все, - запятая - ничего». И это не игра, так сказать. Это не кокетство такого крупного ученого, интеллектуальное кокетство. Это действительно указание на диалектику. Что да, с одной стороны, бурные изменения. Да? Ну, например, о чем мы еще не говорили. Двадцатый век. Начало двадцатого века. Россия - крестьянская страна. Россия - крестьянская страна. До восьмидесяти процентов населения живет в деревне. Конец двадцатого столетия - все наоборот. Россия - страна урбанистическая. И они переселились в города. И живут в больших городах. И, наоборот, деревня пустеет. Да? А Россия становится пустой страной, поскольку люди втягиваются в города.
В Москве, по некоторым подсчетам, живет до одной седьмой населения всей Российской Федерации. Пусть это некоторое преувеличение. А, может быть, и не преувеличение. Но это означает, что Россия, так сказать, Москва и крупные города вытягивают население из провинции. Чего совершенно не было в начале двадцатого века. И тогда было перенаселение в деревне, а сейчас явное перенаселение в городе. Все мы сталкиваемся и в метро, и в пробках, и прочая, и прочая. Это связано с излишком людей в больших городах. То есть, конечно, ситуация изменилась. Она очень изменилась. И, вместе с тем, мы можем найти целый ряд констант. То есть то, что не меняется. Которые по-прежнему определяют нашу жизнь. Начнем с самого начала? Что является ключевым фактором для развития наших политических институтов, властных институтов, политической культуры, да? Вот термин «политическая культура», его ввел в науку политолог Габриэль Амонд, американский. Это наше отношение к политике. Это то, что мы думаем об институтах власти, о государстве и прочее. Да? То есть, это изучение того, что мы думаем о власти. Да? Как мы ее себе представляем. Так вот, что являлось определяющим? ...Принятие христианства. Мы должны всегда помнить, Россия - это христианская страна. Несмотря на то, что большую часть двадцатого столетия, а мое поколение - абсолютно большую часть моей жизни, - мы прожили в атеистической стране, где религия преследовалась, уничтожалась и прочая. Хотя уже в последние годы все это было гораздо мягче. Мы страна христианская. Это, пожалуй, единственное, что объединяет Россию с Западом и с Европой. Во всем остальном мы расходимся. И с Европой, и с Западом. Запад христианский. И мы христианские. По-настоящему это нас объединяет. А что означает, когда ваш лектор говорит, что страна христианская, для нашей темы? А означает это следующее. Я всегда своим студентам в аудитории говорю: «Бывали ли вы в Третьяковской галерее?». Ну, большинство кивает: да, конечно, бывали, в школе водили и так далее. И там есть картина художника с такой типичной русской фамилией - Ге. Да, типичная русская фамилия Ге. Такая картина, знаете, такая продолговатая. А там стоит молодой человек, опустив глаза. А перед ним стоит вот такой мужчина моего возраста. Значит, с короткой такой, генеральской, стрижкой. И спрашивает его: «Что есть истина?». Картина так и называется. А этот молодой человек так понуро опустил глаза. Это Понтий Пилат и Иисус Христос. Спрашивается, а почему это Христос, сын Бога, опустил глаза и не говорит, что есть истина. Я долго не мог понять. Потом понял, когда стал книжки читать. А в христианстве невозможен этот вопрос. В христианстве возможен вопрос: кто есть истина? Христос и есть истина. Поэтому он и не отвечает этому генералу и захватчику Иудеи, Понтию Пилату, Иисус Христос.
Христианство - это религия персоналистическая. Личностная религия. Тема личности. Тема человека. Отсюда потом политики говорят, что права человека и прочая, прочая, прочая, прочая. А всюду поэтому западная христианская цивилизация, как я вам сказал в самом начале нашей лекции, антропоцентричная, человекоцентричная. И Русь начинала с этого. И Русь не пошла по пути других религий, потому что, скажем, претендовал ислам, иудаизм, какие-то иные варианты. Русь избрала себе христианство. Так исторически сложилось. И вся русская культура персоналистическая. Личностная. Здесь есть тема личности, тема человека. Чего мы не найдем, например, в китайской цивилизации, в индийской цивилизации, в арабской и прочая, прочая, прочая. Ну, мы не будем на это тратить время, поскольку наша тему иная. Но с принятием христианства произошла и другая вещь. Мы приняли христианство из Византии. Не с Запада, не из Рима, из Византии. И это сразу отгородило нас от общеевропейского, общезападного пути. Сразу же отгородило нас. Потому что латынь - язык западного католицизма, язык межнационального общения, язык, подобный сегодняшнему английскому, который связывает всех, воедино оказался для древних русичей, наших предков, недоступен. Ну, только, может быть, для некоторых книгочеев. И взяли мы христианство из Византии не на греческом языке. Поскольку византийское христианство преимущественно было на греческом языке. А взяли мы на каком языке? На древнеболгарском, который и стал церковно-славянским. Поскольку за столетие до принятия христианства Кирилл и Мефодий, как мы знаем, изобрели азбуку и так далее. Это нас отгородило даже от основного движения православия Византии. И отгородило нас от византийской учености, культурности, от византийского права и так далее. То есть, с одной стороны, мы сделали шаг в круг европейских христианских народов. А с другой стороны, одновременно сделали шаг как бы в изоляцию. Как бы в гетто. Это, безусловно, вот такое двойное влияние христианства во многом определило наше дальнейшее развитие, пути развития нашей культуры, в том числе политической. И тотчас же мы у Византии взяли модель власти. О чем часто забывают люди. Не те, которые занимаются средневековой Русью или, там, просто древней Русью, а вот те, которые сегодня занимаются анализом властных структур. То есть они забывают, что у Руси есть такая традиция, в рамках которой она столетиями развивалась. Это традиция византийского понимания взаимоотношений государства и Церкви. Государств и Церковь - два главных субъекта в средневековом мире. От их взаимоотношений зависело, ну, какова жизнь человека. Вот, например, в католическом Риме и на Западе концепция называлась «двух мечей». Не мячей, а мечей. Да? То есть, мечей, которыми сражаются. Один меч олицетворял собой светскую власть. Это был император, значит, Германской империи. А второй меч, который олицетворял духовную власть, это был Папа Римский. Вот два этих меча боролись друг с другом. А к чему это привело? Это привело к развитию плюрализма. Каждый из европейцев того времени мог выбрать, на кого он опирается. На ту власть или на эту. У него была возможность выбора. И политологи говорят: это одна из причин, один из корней европейской демократии. Плюрализм, момент выбора, возможность разных идентичностей. Я за этих, я за других. И уже возникали политические партии, которые боролись между собой. То есть такой прообраз будущего западного мира.
Мы взяли византийскую модель. Эта модель симфонии. Да? Симфонии, то есть согласия. Симфония, симфония - согласие. Смысл этой модели заключается в том, что во всех духовных делах светская власть уступает пальму первенства духовной власти. А, напротив, в светских делах… А в духовных делах - светская власть. То есть, они друг другу, так сказать, уступали. Светская в духовных, духовная в светских делах. Такое вот согласие, симфония. Но на практике, конечно, на практике все было не так. И главным был тот, у кого был, говоря сегодняшним языком, больше ресурс. А больший ресурс был у светской власти. Это понятно. И поэтому, взяв эту модель, мы как бы изначально уже подчинились тому, что светская власть сильнее духовной. Поэтому влияние Церкви и, вообще, духовного начала в русской политической истории ощущается меньше, чем, например, в западной, европейской истории. Причем, интересно, что и на Западе центр духовной власти в Риме, а центр светской власти где-то там, на севере, за Апеннинами, в Европе северной почти для Рима. А Византия, как потом у нас на Москве, дворец императора и дворец патриарха находились рядом. И у нас, как мы знаем, всегда патриаршая власть или митрополичья власть всегда находилась примерно там же, где был главный суверен, глава светской власти. Это принципиально важно для формирования институтов. И так пошли развиваться наши институты изначально. Что еще очень важно сказать о начальных таких стадиях формирования институтов, что по сей день играет роль. Наверное, вы знаете, был такой замечательный русский философ в первой половине двадцатого века. Он умер, умер в эмиграции, во Франции. Николай Александрович Бердяев. Да, очень известное такое, прекрасное имя. И этот человек однажды сказал. Он был, вообще, мастер афористических высказываний. Он сказал, что русскую историю съела русская география. Что он имел в виду? Дело в том, что наши с вами предки, восточные славяне, начали строить цивилизацию в тех местах, где, в общем, никто до них не строил. Если, например, германские, арийские народы, которые пришли из северной Индии и с иранского плоскогорья в Европу, они заселили территорию бывшей Римской империи, уже окультуренную и с хорошим климатом, где уже развивалась не одна цивилизация с очень высоким потенциалом, с большими достижениями, то наши предки в силу исторических особенностей, исторического процесса, извиняюсь за тавтологию, оказались вот в этой северо-восточной Европе заснеженной. Тогда двенадцать месяцев зима, остальное лето. Где плохие почвы. Снега, лес. И ничего нету. И в этом смысле мы оказались в очень бедных территориях, очень трудных для проживания, для развития экономики. Об этом обо всем я говорить не буду, потому что на этот счет существует, на мой взгляд, гениальная книга относительно недавно умершего профессора Московского университета, Леонида Васильевича Милова. Академика, профессора, «Великорусский папа и особенности русского исторического процесса». Это великая книга, которая показывает нам, чтоб мы вообще нос особенно не задирали. Мы ведь любим, любим говорить, что в наших недрах таится вся таблица Менделеева, что у нас там треть минеральных ресурсов, по статистике ООН, всего человечества. Возможно, это и так. Но мы живем бедно тем не менее. И Леонид Васильевич показывает, как формировался русский человек и институты власти в этой бедной, холодной, северной среде. Это первая попытка человечества строить цивилизацию на севере. Мы не запад и не восток. Мы север. И никакие Гольфстримы до нас не доходят. Здесь очень холодно, несмотря на все потепления климата сейчас. А пятьсот и тысячу лет назад было гораздо холоднее. И эти необъятные пространства с малым населением, без культурной подосновы. То есть никто до этого по существу здесь не занимался культурной цивилизационной работой. Все это привело к тому, что одним из основополагающих качеств русской истории является ее бедность материальная. И громадные незащищенные наши территории. Громадные территории, потому что русский человек распространялся по тем направлениям, в общем, где он не встречал никакого сопротивления. Знаете, что наши предки дошли до Тихого океана. Причем без государства, сами казаки пошли и дошли. Потому что никакого сопротивления, по существу, не было. Оно было только на Западе, на север некуда было идти. Там мы уже все освоили практически, побывали там уже. Северный Ледовитый океан. А границы наши открыты. Такой проходной двор. И кочевники туда-сюда. И кочевники туда-сюда. И мы не островное государство, никаких гор нету. То есть все это вместе взятое дает нам очень такую сложную и не всегда приятную, не всегда удобную природно-климатическую стартовую площадку и по развитию русской истории. Мы должны об этом помнить.
И в этих условиях, в этих условиях, при общей бедности, и при том, что мы всегда были открыты, да и по сей день открыты для разных нападений, поскольку ничем не прикрыты природно, был очень маленький прибавочный продукт. То есть люди производили, но из того, что можно разделить и инвестировать в дальнейшее развитие, оставалось очень мало. И из-за этого выросла роль государства. Поскольку богатство мало и на них претендентов много, то исторически так сложилось, что государство сказало: лучше я буду контролировать и раздавать. Лучше я буду определять меру потребления, меру раздачи, меру сохранения и так далее. И куда инвестировать небольшие ресурсы. И это тоже одна из подоснов развития такого особого государства. Такого особого типа власти, который у нас.

Одно из самых больших, конечно, влияний на развитие наших институтов государственности произвела Золотая орда. Монгольское нашествие. Об этом написано масса всего. Да? И раньше в школах нас учили, в советских. Я не знаю, как сейчас в постсоветских учат. Что татаро-монгольское завоевание остановило развитие России, там, и те-те-те-те. Все в этом направлении. Все очень плохо. Потом уже мы узнали, что есть другая точка зрения. Что есть, вернее, были, они уже умерли, русские философы, евразийцы, которые утверждают: наоборот, монголы сделали великое дело. Они нас спасли от растленного влияния Запада. Они сформировали нашу душу. Они сформировали наши политические порядки, системы и прочая, и прочая. Правда, есть еще одна точка зрения. Третья. Она принадлежит лучшему российскому историку всех времен, Василию Осиповичу Ключевскому. Который вообще говорил, что не переоценивайте значение монголов. Монголы влияли только на элиту, на верхи. Народ ничего не знал. Думаю, что мой любимый историк Ключевский не прав. И во многом, конечно, правы вот эти обе точки зрения, что, да, монголы, конечно, остановили наше развитие. Да, конечно. Монголы, кстати, действовали очень грамотно. Они уводили, как мы знаем, из русских городов людей грамотных. Поскольку они понимали, что знание - сила. Они уводили каменщиков, потому что деревянный кремль или деревянные ворота и стены взломать легче, чем каменные. То есть все было очень грамотно. Но монголы, действительно, сыграли огромную роль в русской истории. То есть, той истории, которая уже после Киевской, Московской Руси. И когда, например, сегодняшние украинские историки говорят, что вы, москали, не есть наследники Киевской Руси, это мы на Украине наследники Киевской Руси, а вы наследники Золотой орды... Хорошо, да. Мы наследники Золотой орды. Да, во многом современная Русь, Московская, потом Петербургская, советская и сегодняшняя являются, в том числе, и наследницей Золотой орды, хотя и Киевской Руси тоже, безусловно. В этом они не правы. Но мы не должны отказываться и от этого наследства, от этого наследия. Поскольку мы его получили.
В двадцатом веке, я вам это уже говорил, цитировал про Бердяева. Его младший современник и не менее замечательный философ, Георгий Федотов, Георгий Владимирович Федотов, тоже в эмиграции жил и умер после революции, сказал. Он комментировал конец монголо-татарского ига. Вот, что произошло. Да? Тысяча четыреста восьмидесятый год, как нас учили в школе. Конец татаро-монгольского ига. Хотя оно, на самом деле, продолжалось дальше. Но не важно. Какой фразой он все подытожил? «Ханская ставка была перенесена в Кремль». Ханская ставка была перенесена в Кремль. То есть хан переехал в Кремль. То есть Москва отатарилась, омонголилась, и русский царь, русский великий князь - это хан. В известном смысле, он, конечно, прав. Разумеется, вне всякого сомнения. А в чем дело? А дело в том, что, находясь два с половиной столетия под монголами, русские князья, приезжая, ну, в основном, в Сарай, да, когда уже была Золотая орда, то есть западная часть Монгольской империи, они встречались с каким-то совершенно невероятным типом власти, который они раньше не видели ни в Европе, ни у себя на Руси. Это был невероятный объем власти у одного человека. Вот монгольский тип власти, это когда один человек все, а все остальные - ничто. Он может все абсолютно. Все остальные - его родственники, его дети, жены, там, я не знаю, кто, там, князья, - это, вообще, никто. Ничто. Их не существует. Он один субъект. Остальные - ничто. Это не было характерно для древней Руси. Но вот столетиями находясь в таком, в творческом политическом общении с монголами, русские князья стали привыкать к такому типу власти. Причем дело не только в одном объеме. Власть - это очень сложная, вообще, такая субстанция. Да? Власть - это всегда насилие. Да? Ну, применить власть. Та же власть родителей в семье. Да? Или, там, я не знаю, в каких-то дружеских... Старший друг и младший друг. Его власть. Власть преподавателя по отношению к студентам. Даже здесь есть элементы насилия, а когда мы говорим о государстве и политике, тем более. Но власть - это и договор. Вот современная власть в Европе и на Западе, она имеет элементы и насилия, но и договора. Когда мы заключаем договор: да, я тебе подчиняюсь, но на таких условиях. Я рабочий, работаю у тебя на заводе. Но вот, условия такие. Такая оплата, такая, так сказать, социальная помощь, и так далее. То есть, есть договор. Самоограничение. Я уступаю тебе, ты уступаешь мне. Монгольская власть полностью отрицает всякий договор. Всякую конвенцию. Всякое сотрудничество и согласие между двумя. Монгольская власть - это исключительно власть насилия. И, вот. Они тоже не плохие. Они не хуже и не лучше других. И мы не хуже и не лучше других. Но так в кочевнических империях по-другому, видимо, было нельзя. И вот русские перенимают это. Русские цари, русские великие князья постепенно перенимают именно эту культуру власти. Именно этот тип власти. Именно это политическое отношение. И это становится все сильнее, сильнее, сильнее. И даже уже впоследствии, во времена, так сказать, более близкие к нам, в такие цивилизованные и красивые. Был такой император Павел Первый. Да? Это сын Екатерины и отец Александра Первого, которого убили, который правил недолго. Он был человек по-своему совершенно замечательный. «Наш романтический император», называл его Пушкин. Он однажды, беседуя с французским послом, сказал ему: «В России только тот что-то означает, с кем я разговариваю. И только тогда, пока я с ним разговариваю». Это очень точная формулировка русской власти. Вот как она началась тогда, так она идет дальше, дальше, дальше. И вот, посмотрим. Ну, есть. Мы посмотрим на двадцатое столетие и увидим то же самое. Вот этот вот тип власти, который формировался и монгольским влиянием, вот этими природно-климатическими условиями и многим другим. Он просуществовал и существует. И это очень важно понять. Как бы ни менялась власть. Царская империя, республика, советская или система, или Российская Федерация, тем не менее, мы видим в меняющихся формах одно и то же содержание, одну и ту же субстанцию.
Но, конечно, на формирование русской власти повлияло во многом и известная, я думаю, что в этой аудитории это известно, концепция «Москва - третий Рим». Да? Историки точно не знают, точно не атрибутировали, как это было. Ну, это какой-то конец пятнадцатого - начало шестнадцатого столетия. Значит, учитель или старец Филофей из Пскова, который формулирует концепцию «Москва - третий Рим», которая совершенно не является исключительно русской. Она коренится, как мы знаем, в книге пророка Даниила, в Ветхом завете, где вся история человечества трактуется как история сменяющих друг друга царств. И в Западной Европе эта концепция была очень развита. Кстати говоря, такой поздней репликой, поздним вариантом этой концепции была концепция Гитлера «Третий Рейх». Тоже такая секулярная и такая фашистская форма, но, по существу, так сказать, отсюда берущая. Так вот, Филофей, как мы знаем, с рядом посланий обращается к царю Ивану Третьему, его сыну, Василию Третьему, и говорит, что Москва - третий Рим. Что первый, это, вот Рим, да, где Церковь начинается.
Апостол Петр, первый Папа Римский, начинает строить Церковь. Но римляне побивают христиан, гонения. И Церковь. А Церковь по христианской мифологии - это невеста Христова. А Христос ее жених. Церковь бежит в Византию, в Константинополь, где становится государственной религией. Византийская империя. Но потом флорентийская уния 1439 года, когда слабеющая Византия просит помощи у Рима и вступает в унию и подчиняется ей. Церковь, разумеется, не может остаться в этом «поганом» месте, где пошли на союз с католиками. А для православных католики были хуже, там, я не знаю, чего. И куда им бежать? Ну, конечно, побежал на Москву. Вот Москва. Это Москва - третий Рим. Последний. Четвертому не быти, как мы знаем, - говорит Филофей. То есть, здесь заканчивается всемирная история. Мы богоизбранный народ. Хотя мы знаем, что по христианской вере, по священному писанию есть один народ богоизбранный. Это евреи. Да? С ними Бог заключает. А вот мы. Здесь заканчивается история. И к чему это привело? Это привело к невероятной гордости русских людей. Еще вчера мы были какой-то отсталой провинцией и улусом Западной орды, а теперь мы, так сказать, впереди планеты всей, поскольку христианство нашло свой оплот здесь. И мы хранители истины в последней инстанции. Невероятно, так сказать, такая, горделиво-честолюбивая концепция. Но ведь не только это говорит Филофей. Филофей говорит о том, а кто непосредственно имеет ключик, чтоб открыть этот вот сундук с истиной или дверь, где хранится истина. Кто, так сказать, ее держит, кто ключарь этой истины? Царь. Царь. Русский царь становится по доктрине Филофея держателем истины в последней инстанции. Он становится царем-священником. Фактически, первым духовным лицом. То есть, с одной стороны, видите, какая мощная монгольская традиция во власти как насилии. А здесь христианско-православная традиция, что, во-первых, истина у нас. А во-вторых, царь. То есть, персонификатор власти. То есть, помните, «ханская ставка перенесена в Кремль». Так сказать, русский хан имеет истину духовную в последней инстанции. Это совершенно потрясающая идея. И, кстати говоря, вы, историки, помните, что это совпадает ведь с женитьбой его на Софье Палеолог. Племяннице последнего византийского императора. Со строительством Кремля нынешнего. И со многими такими вещами, когда строй жизни меняется. Это все та же эпоха. Вот, конец пятнадцатого - начало шестнадцатого века. И происходят удивительные вещи. Ведь раньше русские… Я две-три минуты позволю себе такое лирическое отступление. Раньше москвичи, жители Москвы, видели своего великого князя или царя, как его стали впоследствии называть, довольно часто. Он был, так сказать, первый среди равных, по существу, такой староста христианский. Староста в деревне. Он отличался от них, скажем так, немногим. А тут византийская пышность и двор. И люди стали видеть своего царя дважды в году. Один раз на Пасху. А Пасха, вы знаете, весной. Один раз на Рождество, когда крестный ход был. А это, вы знаете, зимой. Да? То есть дважды появлялся на Красной площади наш царь. И чего же, поскольку Москва - это, значит, столица всемирного христианства и хранительница истины, сразу к Кремлю стали, вокруг Кремля и в Кремле стало строиться много церквей. Туда сводились мощи святых. То есть как бы святостью хотели намагнитить это место. К чему я это рассказываю? В начале двадцатого столетия, когда вновь из Петрограда в Москву вернется столица, уже Российской Советской Федеративной Социалистической Республики и будет объявлена концепция построения коммунистического общества, будет созван Третий Интернационал. Там третий Рим, а здесь третий Интернационал. И когда советские люди заявят о том, что они хранители истины в последней инстанции, поскольку они хранители марксистско-ленинской истины, которая является, по существу, секулярным аналогом того, что было раньше, то же самое начнут делать в Кремле. Когда я был маленький, ходил в детский сад, нас учили такой песенке на стихи, кажется, Сергей Михалкова: «Всем известно, что Земля начинается с Кремля». То есть, вот, Земля круглая, начинается она с Кремля. И смотрите, что сделали большевики. Они тоже стали дважды появляться в году, показываться народу. Один раз весной. Это Первое Мая. Близко с Пасхой. А другой раз зимой. Ну, седьмого ноября, но это уже у нас зима, близко к Рождеству. Примерно так же. И так же они стали намагничивать своими мощи, мощами святых. И сегодня вы можете прийти в их секулярный храм, называемый мавзолей. Кстати, архитектурно блестящее произведение. Где лежит главный святой. Да? Причем, он, действительно, для них живой. Потому что, помните, если еще учат Маяковского: «Ленин и сейчас живее всех живых». А Ленин ведь давно умер. А это почему он это сказал? А потому что ведь Христос-то погиб, но потом возродился. Понимаете? И вокруг целый погост, целое кладбище, где лежат мощи и других святых. Это все совершенно не случайно. Это является продолжением этих традиций, которые работают, работают, работают. И в этом смысле я должен сказать, что если посмотреть через столетия на русскую политическую культуру, на русскую властную культуру, я бы назвал ее самодержавной. Самодержавной или властецентричной. Власть одного. Власть одного самодержца, которые персонифицирует ее в себе всегда. Это конкретный человек. Это конкретное лицо. И оно обладает всей властью. И духовной, и политической, и экономической, и любой другой. И это сквозь столетия практически не меняется. Она может ослабляться, появляться менее интенсивно. Это всегда зависит от человека. Например, Иван Грозный или Петр - крутые характеры. И они круто напрягали свою власть. Ну, например, какой-нибудь Алексей Михайлович Тишайший. Ну, тишайший был человек, так сказать. Когда к нему опаздывали с докладом, он убивал, так сказать, по его приказу убивали. Не страшно. Да? А если это был какой-нибудь другой человек, убил бы страшно. Ну, были тираны, а были не тираны. Но суть от этого никак не менялась. И она прошла сквозь века. И это не является ни нашей неудачей, ни нашим недостатком. Это может нравиться, не нравиться. Мне, скажем, не нравится. Но, опять же, это уже на вкус, на цвет товарищей нет. Но в принципе, как историк и политолог, я вижу, что да, это сложилось все в определенных условиях. Да, это действует в разных формах, в разных обличиях. И мы должны, конечно, думая о том, что будет потом, в ближайшем будущем, особенно вы, молодые люди, думая о том, что происходит сейчас, конечно, мы должны обязательно это иметь в виду. Что еще мы можем сказать о наших институтах власти, о их традициях? Безусловно, одним из важнейших элементов... И это все, то, что я сейчас скажу, вытекает из того, что уже было сказано. Это существование феномена власти собственности. Есть такое слово, есть такой термин в науке, когда слово «власть» и «собственность» объединяются в один, в одно слово, и пишется «властесобственность». Это также, когда историки говорят, тип власти в России. Они говорят «патримониальный» или «вотчинный». Помните древнее русское слово «вотчина» или «патримониальный»? Властесобсвтвенность. Это что значит? Это когда собственность и власть не два отдельных явления, не два отдельных, две отдельных субстанции, а это вместе. Их даже разделить нельзя. Это означает, что тот, кто обладает властью, тот и обладает собственностью. Что собственность не гуляет сама по себе. Причем слово «собственность» не совсем точно, поскольку… Хотя, время у нас на это нет. Собственность - это особый правовой институт. А тут, скорее, речь идет об имуществе. О субстанции материальной. Вот в ходе русской политической эволюции сложилось так, что практически контролирующим и распоряжающимся лицом над этой материальной субстанцией всегда являлась власть. Даже в конце девятнадцатого века, когда шли уже эти замечательные реформы, о которых я вам говорил, о которых вы знаете. При Николае Втором, во время первой переписи населения, Николай, как вы знаете, на, в графе «профессия» написал «хозяин земли русской». Хозяин. Он и властитель, и хозяин в экономическом значении. Причем, это было тогда, когда, казалось бы, эта тенденция не особенно проявляется. Но и по сей день в нашей стране у кого власть, у того и распоряжение имуществом. И это, опять же, связано с ходом русской исторической эволюции. И собственность как отдельный институт здесь не выросла. Что еще является важным таким элементом русских властных традиций? Всегда говорят: в России нету права, нету законов. А если и есть, то они не действуют. Суды у них, там, подкупные и так далее. Это не только сегодня вы услышите, включив, там, НТВ или РЕН-ТВ. Это и сто лет назад было, и двести лет назад говорили на эту тему. Написана масса произведений замечательных русской классической литературой. А почему это произошло? И вот здесь тоже совершенно удивительная, уникальная вещь.
Середина одиннадцатого века. Одиннадцатого века. Киевская Русь. Митрополит Илларион. Да? Митрополит - глава Русской Церкви в рамках Константинопольской патриархии. Один из двух этнически русских людей, митрополитов киевской эпохи. Монах, потом митрополит. Пишет произведение «Слово о законе и благодати». Его проходят даже в школах. Это одно из первых классических произведений. Оно и художественное, и юридическое, и философское, внешнеполитическое, какое угодно. Да? И для меня всегда это была загадка. Еще несколько десятилетий назад русский народ был безграмотный. То есть не было христианства, не было, значит, азбуки, не умели писать, читать. И вдруг через несколько десятилетий рождается мыслитель, рождается человек, который, ну, как будто через тысячелетия увидел, куда Россия пойдет. Это совершенно удивительно.
Я не могу себе представить, и я не знаю ни одного аналога, во всяком случае, в русской истории. Ну, вы знаете, это произведение довольно простое. Он пишет о том, что есть разные варианты, так сказать, управления. Ну, я буду говорить сегодняшним, разумеется, языком. Общество. Есть закон, который руководит нами здесь, в жизни, но он не касается нашей внутренней структуры, поскольку он не лезет в душу. Исполняй закон и все нормально. На эту тему написано «Преступление и наказание» Достоевского. Да? Он хотел убить старуху, уже преступник. Преступник, когда уже убил. Вот, закон - только если убил. Ну, есть благодать. Благодать - это то, что нисходит, от Бога, но не на всех, поскольку, опять же, по христианской мифологии спасутся немногие. А на тех, на кого, снизойдет благодать, а неизвестно, на кого. Кто и стяжает. Это вещь такая, эксклюзивная, редкая, так сказать. Опять же, говоря сегодняшним, не очень красивым языком. И, видимо… Я пытаюсь реконструировать. Илларион задумался, как соединить. Потому что как-то и этого недостаточно, и то редковато для социальной жизни. И он вводит категорию «правда». Правда. Да, правда становится ключевым термином, который в себя включает отчасти и закон, и вот эти юридические начала. Включает в себя также и какие-то элементы, возможно, благодати, а также справедливости. Включает социальную справедливость, равенство и так далее. То есть, слово «правда». Термин «правда» нагружен огромными смыслами. Или, как говорят в науке, коннотациями. И, например, на английский, французский, немецкий это слово очень трудно перевести, поскольку там нету этих содержаний, этих коннотаций. И опять же, помните? Прекрасно, что свод русских законов в первое столетие существования России назывался «Русской Правдой». Да? То есть, это, как бы летало в воздухе. Мы также помним, например, что в начале девятнадцатого века один честолюбивый офицер, который хотел произвести в России революцию, написал произведение тоже под названием «Русская правда». Павел Пестель. Он думал, Россия будет жить. А в начале двадцатого столетия один честолюбивый политэмигрант назвал свою газету «Правдой». Да? Владимир Ильич Ленин. И она стала главной газетой двадцатого столетия. То есть этот термин на тысячу лет остался в России.
«Правда» - ключевой термин русской политической культуры. А к чему я это говорю? А к тому, что наличие вот этого термина на наличие вот этого понятия, явления, в рамки которого укладывается русская культура, блокировало возможность права. То есть наши с вами предки строили государство правды. Где есть и справедливость, и равенство, и закон, и благодать. И все, что угодно. А вот европейские наши братья строили государство права. Ну, право, закон, который в их жизни ни на что особенно не претендует. Поэтому в нашей культуре и не возникло даже желания иметь право. Вообще, слово «право», в смысле юридическом, возникло в русском языке, когда его перевели с немецкого. Феофан Прокопович в начале восемнадцатого века. Да? Немецкое слово «дас рехт», «право», перевели на русский - «право». У них тоже правая рука - «рехт», и право и у нас так же. Да? То есть, это переводное, на самом деле, слово. То есть, наши предки даже не представляли, что есть право как основной регулятор социальной жизни, а есть правда. И этим объясняется склонность России к коммунизму, например. Поскольку это тоже попытка некой правды на земле. И это объясняет, почему так слабы наши суды. Почему так слаба, вообще, наша правовая система. Конечно, в русской истории можно найти какие-то другие традиции, которые можно квалифицировать как правовые. Но мы не будем сейчас об этом говорить. Нету времени. Но в целом вот это явление правды, еще раз вам скажу, заблокировало возможность развития России по каким-то правовым путям. Но я хотел бы сегодня на этом закончить нашу лекцию. На следующей лекции, завтрашней, когда мы соберемся, продолжить рассказывать о развитии русских политических институтов, об их традициях. Что сохранилось, что ушло. Спасибо.
ВОПРОС: Вы поставили в начале своего выступления, выставили одну такую позицию о том, что история российской государственности является властецентричной. Но, понимаете, если описывать через власть все остальное, - собственность ли, отношения с Церковью ли, то получается, что ничего, кроме власти и нету. А если нет ничего, кроме власти, и все описывается через власть, то получается, что совсем ничего нету. Вот это первый вопрос. И второй вопрос. Вы говорили о том, что Москва является наследником Золотой орды, в этом смысле является улусом. Это, конечно, спорно. Но ситуация эта. Значит, ситуация сохраняется в том плане, что действительно, с того времени существует подавление верховным носителем власти всего остального населения. И что само-то население, распространяясь, колонизируя остальные территории, оно фактически бежало из этого центра. И устраиваясь на новых территориях, оно спокойно обходилось, какое-то, во всяком случае, время без государственной власти. И уже государственная власть впоследствии их догоняла. Вот что Вы по этому поводу думаете? Спасибо.
Пивоваров: Я могу ответить. Да? Вопросы очень такие правильные, понятные и интересные. То есть вы хорошо учитесь, значит. Первый вопрос. Да, конечно, я вынужден в лекции несколько стилизовать подход для того, чтобы более выпукло показать то, что я в рамках данного мне времени хочу сказать. Конечно, все полностью свести к власти невозможно. Это естественно. Но ведь, смотрите. Я сказал: наша культура, в том числе и политическая, является властецентричной. Тут же сказал: западная является антропоцентричной, человекоцентричной. Следовательно, можно сказать: а что, в Европе, на Западе все сводится только к человеку, через человека? Нет, конечно. Но если мы хотим понять особенности русского политического государственного правового развития, мы все-таки должны сказать о каких-то наиболее важных чертах. С точки зрения этого профессора - это власть. А когда-то вместе с одним моим коллегой, когда мы писали одно произведение по методологии русской истории, мы назвали русскую власть «моносубъектом русской истории». Единственным субъектом в русской истории. Прекрасно понимая, что, конечно, есть и другие актеры, есть и другие деятели. Но нам надо было подчеркнуть вот именно эту часть. И посмотреть. Вообще, это вопрос, что вы задали, имеет важнейшее методологическое значение. Вот я сам для себя сформулировал, как нужно подходить к истории, вообще к социальным явлениям. Я это назвал. Ну, все сейчас учат английский язык, - «поссибилитистским подходом». Possibility. Возможностным подходом. То есть профессор Пивоваров посмотрит через власть. Профессор Милов - через ситуацию с русским пахарем. Профессор Янин - через какие-то археологические вещи. А гений - через европейскую концепцию. Другой - через какую-то другую. В споре, например, известном, который по сей день будоражит и доводит до инфаркта русских историков норманнским происхождением, не норманнским. Я за то, что были разные точки зрения. А поссибилитистские в том, что это возможность, это различные точки зрения. И только тогда, как, знаете, стоят различные камеры, чтобы лучше увидеть. Да, вот? Я футбольный болельщик. Да? И мы лучше видим матч. Так и исторический процесс. Да? Но вот я именно могу сразу во все окуляры смотреть. Я сегодня в этой лекции смотрю через этот окуляр и акцентирую это. Ну, если все-таки немножко от иронии не уйти, действительно, я не знаю ни одной другой социальной истории христианских стран, где бы власть играла такую роль, и где бы власть была таковой. Теперь, что касается Золотой орды. А это тоже очень интересный вопрос. Причем, он, знаете, где самый интересный? То, что они сами шли. Они шли сами. Да. Разумеется. Более того, власть поначалу, как мы знаем, как-то не совсем понимала, куда они идут, зачем идут и, вообще, что, что происходит. Но есть совершенно замечательный современный антрополог - Светлана Лурье, которая пишет. Она исследует вопрос. И которая пишет о том, что общины казаков, которые, вот, продвигались и занимались колонизацией, они воспроизводили. А казаки, это те, кто бежал из центральных областей России. Они воспроизводили социальные отношения, которые они принесли с собой. То есть, они завоевывали, но они строили те же самые социальные властные отношения, которые были до того момента, пока они туда не пришли. А потом уже приходила власть. И тогда это все дооформляла. Хотя, конечно, некая казачья автономия, специфика оставлялась. То есть, что, да, они это делали сами. Но они воспроизводили Россию и русскую социальную структуру, и политическую властную, экономическую структуру на этих землях. Как. Ну, Золотую орду, это, в общем-то, особо не связывало, на самом деле. Это с Золотой ордой не связано. Потому что, ну, дань они несли, конечно, и элементы вот этой ордынской традиции в русской истории. Но, вообще, вот вы говорите: спорно - были мы улусом или нет. Это, вообще, не тема. Вернее, настоящая тема - это тема, что, конечно, мы являемся продолжателями многих традиций. Это совершенно очевидно. Более того, здесь надо не гордиться, не плакать. Это факт. Причем ведь любая страна является продолжателем различных традиций. Вот у нас болезненно говорят о норманнах и так далее. Ну, хорошо, битва при Гастингсе. Тысяча шестьдесят шестой год. Помните, Вильгельм Завоеватель. Норманны захватывают там. И они делают эту страну другой. Да? И никто от этого не отказывается. Норманны приплывают, захватывают Сардинию. И вся, например, итальянская аристократия носит такие? совершенно итальянские фамилии, как Белингер. Это лидер когда-то итальянской компартии, маркиз Белингер. Понимаете? То есть они везде, они всюду. В Италии норманнские традиции. Они не отказываются. То есть шведские, скандинавские. У нас ордынские. Почему нет?
ВОПРОС: С подачи Дмитрия Анатольевича Медведева и Владимира Путина существует очень популярный термин «обратная связь». То есть отклик народа на действия власти. Как Вы считаете, существует ли в русской политической исторической традиции обратная связь народа с властью? Спасибо.
ПИВОВАРОВ: Спасибо. Я только должен, при всем моем уважении и к Владимиру Владимировичу, и к Дмитрию Анатольевичу, сказать, что не они, конечно, придумали словосочетание «обратная связь». Оно существует уже давным-давно. И просто они, как российские люди, используют это. Да? Это так же, как иногда говорят, что термин «азиопы» (от Евразии - азиопы, наоборот) придумал Явлинский. Нет, придумал историк и политик Милюков. Обратная связь существует. Помните, был такой поэт Пушкин? Он сказал: «Бессмысленный и беспощадный бунт». Вот, например, Разин, Пугачев, крестьянские революции и так далее. Это вот одна обратная связь. Когда народ, доведенный до отчаяния, до ужаса, до ужаса эксплуатации и экономической, и моральной, и всяческой физической, физиологической и так далее, восстает и в ужасном... Были другие бунты. Например, городские восстания первых лет царствования Алексея Михайловича, когда горожане очень разумно требовали закона. И отсюда соборное уложение, которое напечатали две тысячи экземпляров. Грандиозный тираж по тогдашним временам не только для России, но для всего мира. То есть были и такие обратные связи. Обратные связи были также в местном самоуправлении. И это не только земство времен Александра Второго, в котором не только просвещенные дворяне и образованные купцы, но и крестьяне были. А это ведь и земские движения до того. А разве не было обратной связи, когда власть падала? Например, народные движения по восстановлению государства во времена смуты, например. В древней Руси вообще народное самоуправление, а в Новгороде - до конца пятнадцатого столетия, мы знаем. Обратная связь - не только когда люди голосовали ногами, как сейчас принято говорить. То есть, казаки. Казаки бежали, это тоже была обратная связь, когда они убегали и не давали. Обратная связь, это когда старообрядцы, не желая стать рекрутами Петра, сжигали себя. Это тоже обратная связь. Ваш вопрос, на самом деле, заключается в том, какое влияние народ, народные массы оказывали на это. Огромное, конечно. Громадное влияние. Вместе с тем, вот, я уже вам говорил, что вместе с моим коллегой мы назвали власть таким моносубъектом русской истории. А вот народ мы назвали популяцией. Специальный биологический термин. Мы не хотели обижать народ. Мы специально не называли ни нацией, ни народом, поскольку это термины уже заняты. У них есть свое значение. Популяция - это население, лишенное субъектной энергии. Когда говоря таким, строго научным языком. Вот субъект истории, энергия его, народ лишили. И это особенно во времена крепостного права, когда людей превратили в ничто. То же самое было, между прочим и в самые страшные годы сталинщины, когда людей превратили в ничто. Недаром ВКП(б), так называлась господствующая партия, расшифровывалась в народе: «второе крепостное право большевиков». Всесоюзная коммунистическая партия. Не случайно. То есть, русская история - это история жесточайшего подавления русскими еж русских. Не монголы русских, не как немцы евреев убивали, а русские же русских. Русские, татары, все, кто здесь жили. Да? Украинцы, и прочая, и прочая, и прочая. И в этом смысле история и народного сопротивления, и история народной борьбы, это очень важно. Да и народное самоуправление. Вы знаете, например, что в северных уездах России, например, особенно в первой половине шестнадцатого века, это перед Иваном Грозным, совершенно замечательное время экономического подъема и относительного, так сказать, спокойствия до зверств этого изувера, скажем так, которые он начал с шестидесятых годов. Процветало, например, губное самоуправление. Губные старосты. Даже прообразы судов присяжных. Это народное самоуправление. И это обязательно было. Кстати говоря, то, что народ может, показывает и история оккупации. Вот, сорок второй год, сорок первый, сорок третий. Люди на партизанских территориях воссоздавали структуры власти. Это потом из центра прилетали партизаны-чекисты, эмиссары и так далее. С оружием, там, с директивами и так далее. Но сами люди восстанавливали самоуправление и не вымерли. И целые огромные районы, в том числе и в некоторых лесных областях России. Ну, прежде всего, в Белоруссии, на севере Украины и так далее, и так далее. То есть, роль народа грандиозна. И, вообще, я вам должен сказать, что народ… Революция семнадцатого года - это народная революция. А роль народа - пожалуйста. Девятнадцатого августа девяносто первого года десять тысяч человек, которые собрались около Белого дома, где был Ельцин и так далее. Конечно, их могли танками всех, но они встали и сказали: нет. И танки не пошли. И народ сверг эту власть. Это была тоже народная революция. То есть роль народа громадна, но мы должны знать, что в русской истории население, народ, то есть мы с вами, бесконечно подавлялись. Как, может быть, нигде среди христианских стран.

Юрий Сергеевич Пивоваров - директор Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН), академик, член-корреспондент РАН, доктор политических наук, профессор, почетный президент Российской ассоциации политической науки, автор более 200 научных работ, посвященных истории России.

«А кадемик Юрий Пивоваров: «Никакой загадки в русской душе нет»

Статья Галины Сапожниковой «А кадемик Юрий Пивоваров: «Никакой загадки в русской душе нет».

Вот такое заявление сделал Ю. Пивоваров. Его можно часто видеть на ТВ. Отличительная черта – русофобия! Он либершист.

Кто он такой?

«Пивоваров Юрий Сергеевич , 61 год, еврей по матери, москвич. По его собственным словам, среди прямых предков были декабристы и репрессированные при Сталине большевики-троцкисты. В молодости задерживался органами госбезопасности за распространение НТСовских антисоветских пропагандистских листков, что не помешало ему окончить МГИМО и аспирантуру ИМЭМО. Считается "виднейшим отечественным политологом, одним из наиболее известных российских историков", "отцом российской политологии", "автором новой концепции истории России". Доктор политических наук, профессор, академик Российской Академии наук , Директор и заведующий отделом политологии и правоведения ИНИОН РАН , заместитель руководителя Секции истории Отделения историко-филологических наук РАН , член Бюро Информационно-библиотечного совета РАН , заместитель председателя Научного совета по политологии при Отделении общественных наук РАН , член Бюро Совета РАН по работе с учёными-соотечественниками, проживающими за рубежом , почётный президент Российской ассоциации политической науки (РАПН), руководитель секции «Научная и культурная политика, образование» Экспертного совета при председателе Совета Федерации , член Научного совета при МИД РФ , один из руководителей международного проекта "Европейская информационная сеть по международным отношениям и региональным исследованиям" , преподаватель МГУ и РГГУ . Сын - функционер Министерства экономического развития РФ, дочь - бизнесвумен, гражданка Чехии, племянник - телеведущий на канале НТВ Алексей Пивоваров.

Персонаж о себе:
"...В семь-восемь лет я был безусловным антисталинистом, человеком, который много чего понимал. И что ещё было для меня очень важным, как ни странно, — когда меня отдали в детский сад, нас всей группой повели на завод. И когда я увидел завод, я сказал сам себе, — мне было шесть лет, меня поздно отдали в детский сад, — я сам себе сказал, что никогда здесь работать не буду .
...конечно, в детстве меня учили музыке, ко мне домой приходил учитель. Сестра училась в музыкальной школе, а ко мне просто приходил учитель, и я занимался на фортепиано. И преподаватель языка приходил, а потом, повзрослев, я стал ездить на занятия сам. У меня, конечно, было счастливое детство, которое было не у всякого советского ребёнка, поскольку моей бабке вернули все её регалии. Это была вполне обеспеченная советская семья в большой квартире, и так далее.
...моя бабка была совершенно несдержанным человеком, а именно она меня больше воспитывала, потому что родители работали. Бабка была скорой на язык и не умевшей ничего скрывать. Но при всем при том она была коммунисткой. То есть, она была не сталинского разлива, а скорее ленинского, культурного.
...У меня это вошло в привычку (в СССР, в 67-м году!), — вошло в привычку читать иностранные журналы и газеты, что я делаю по сей день.
...В науку попал случайно, потому что после окончания МГИМО меня брали на военно-дипломатическую работу, но не в МИД, а военным атташе в Потсдам, поскольку у меня первым языком был немецкий. ...Но я не хотел идти ни на какую военно-дипломатическую работу, и пошёл в аспирантуру. Это был способ уйти куда-то на обочину, быть свободным, ничего не делать.
...Первую свою работу я написал в 22 года: «Философия истории Чаадаева». Конечно, это работа не научная, это ерунда, но это — первое прикосновение к тому, чем я занимаюсь. И параллельно, что было для меня тоже очень важно — я уже в 18–19 был абсолютным антисоветчиком, антикоммунистом, хотя лет до 18 я еще Ленина любил, меня так бабушка воспитала. Мы в МГИМО создавали подпольные кружки, готовили убийство Брежнева, но не я должен был убивать.
...однажды захватили радиостанцию МГИМО, это было на втором курсе, и я обратился к студентам и преподавателям с бурной речью. Нас не выгнали, как ни странно, оставили. А потом, на пятом курсе, меня впервые арестовали. В 1972 году меня арестовали с чемоданом самиздата на Ярославском вокзале. Меня вызывали на допросы в КГБ, я думал, что посадят, но не только дали окончить институт, но и брали на дипломатическую работу.
...Я был тунеядцем, и уже за это меня могли просто посадить. Слава Богу, что родители могли меня кормить...
...Я вообще тогда про никакую науку не думал, я думал про литературу, про диссидентство, несколько раз ездил с приятелем посмотреть лагеря на северный приполярный Урал, и понял, что испугался. Испугался, что не выдержу физически. Мы зимой и летом ездили посмотреть, как зеки живут. Вроде как на охоту, на рыбалку, но на самом деле хотели смотреть и общались с конвоированными зеками, и я испугался. Просто потому, что я не хотел сесть в лагерь, в тюрьму, физически всего этого боялся, боялся. Все это мне показалось ужасным.
...Собственно говоря, в некотором смысле, наукой я тоже никогда не занимался, потому что, например, историк не считает меня историком, потому что я не сижу в архивах, каких-то вещей я просто не знаю, поскольку в МГИМО не учили. Но я избран в Академию наук по отделению «История» и по специальности «Российская история», сначала членом-корреспондентом, потом академиком. Но не думаю, что я что-то такое классически историческое написал.
...собственно, большой помощи от меня невозможно получить - не умею ничего делать.
...я не хожу ни в театр, ни в кино — никуда.
...У меня нет слуха, думаю, что я довольно тупой к музыке...
...У меня нет профессиональных интересов, в прямом смысле слова.
...Мой 26-летний сын работает в Министерстве экономического развития в Москве. Его не интересует политика, его интересует государство, Россия и так далее, потому что он совсем не интеллектуал. ...Кстати, я своего сына не заставляю книжек читать, он ничего не знает, никаких стихов никогда не читал, ему это не надо - и ради Бога.
...Я абсолютно толерантный человек, но я не толерантен к людям, которые проповедуют расизм, гитлеризм, сталинизм, — тут никакой конвенции быть не может, со мной, во всяком случае "

Высказывание Пивоварова в передаче "Суд времени":
"Богомерзкий Сталин создал отвратительный культ Александра Невского "

Из книги Пивоварова "Полная гибель всерьёз":
"Суть русской жизни неизменна: презрение к личности, в том или ином варианте насилие над человеком и его - в конечном счете - закабаление, воровство, умение самоорганизовываться лишь на злое дело "

(http://general-ivanov.livejournal.com/925985.html )

Итак, русофоб Пивоваров рассуждает о русской душе: « О судьбе русского этноса обозреватель «КП» Галина Сапожникова беседует с доктором политических наук, директором Института научной информации по общественным наукам РАН академиком Юрием Пивоваровым [видео]

Загадочная русская душа

- Пусть этот вопрос, Юрий Сергеевич, не покажется Вам странным: Вы могли бы объяснить нам, кто мы - с точки зрения науки? В слове «русский» некоторые чувствуют национализм. Ельцин ввел в обиход слово «россияне» - но многим оно кажется чересчур пафосным. Кто мы, люди, живущие в Российской Федерации? Русские или россияне? Наследники тысячелетней истории или новой России с 1991 года? Европейцы или азиаты?

Я думаю, что мы прежде всего, русские, конечно. Не в смысле этническом. Потому что и башкир, и татарин, и француз, и еврей, живущий здесь, говорящий по-русски - это человек русской культуры. Понятие национальности - это понятие прежде всего понятие культурное. Главная проблема заключается в том, что с 1991-го года люди и не знают, кто они. Потому что Россия не равна Российской Федерации – ни географически, ни культурно. Она шире, она больше. И ничего с этим не сделаешь. Конечно, мы русские, мы наследники более чем тысячелетней культуры. Были разные периоды – Киевская Русь, монгольская Русь, московская, петербургская, советская. Сейчас посткоммунистическая. Нам действительно очень сложно понять, кто мы: часть Европы, или самостоятельная цивилизация? Или задворки Азии? Мы так расположены, что нас всюду можно приписать. И в нашей истории было много похожего и с Европой, и с Азией.

- Поэтому и возник миф о загадочной русской душе?

Я думаю, что на самом деле это придумано на Западе. После Петра Великого западные люди, придя сюда, увидели народ, на них похожий и в то же время не похожий - вроде кожа белая и христиане, но все остальное другое - и заговорили о загадочной русской душе. А потом русские это сами себе приписали. Очень уж красиво звучит! Меня всегда останавливала эта пафосность – «загадка русского характера». Я думаю, что мы – один из многих народов, не хуже и не лучше, у нас есть чем гордиться и есть чего стыдиться.

- А как же Бердяев: «Русская национальная мысль чувствует потребность и долг разгадать загадку России, понять идею России, определить ее задачу и место в мире»?

Бердяев это русский философ, который жил в первой половине прошлого века. А тогда особенно любили говорить пышно, красиво, туманно... Наука идет с Запада, поэтому русскую историю и русскую действительность пытаются мерить западными же мерками. А не получается. Тогда выдвигается тезис: либо русские какие-то загадочные, ни на кого не похожие - либо они должны, как говорит Бердяев, сами себя понять. Кстати говоря, современная российская наука, к которой я тоже отношусь, этим и занимается. Мы пытаемся выработать понятие концепции, категории, которыми можно описывать русскую реальность. Это называется самопознанием. Но не такое: сижу я на диване и думаю, кто я, Юрий Пивоваров, и для чего я рожден? Я, как историк и политолог, должен понять, почему у нас такая экономика, такая политика, почему в XX веке произошло несколько революций, и почему в 1917-м, 1991-м году Россия внезапно взяла и рассыпалась? И что с нами будет? Мы раньше всё расширялись и население росло, а теперь мы территориально сужаемся, и демография плохая. Надо понять, что нас ждет. Может, завоюет кто-то? И кто именно?

Зона турбулентности

- Я, кстати, много раз на Западе встречала теорию, что русские брутальны потому, что 300 лет были под татаро-монгольским игом. Вероятно, изначально мы были добрыми и нежными, а потом резко погрубели... Совокупность качеств, которая называется национальным характером, изменяется под воздействием времени, пространства и обстоятельств? Вот, допустим, XX век, самый страшный для русской истории, нас изменил? Мы стали жестче после сталинского режима? Циничнее после развала СССР?

Есть такой известный американский социолог по фамилии Валлерстайн, его однажды спросили: что изменилось в мире? Он сказал: «Все изменилось. Ничего не изменилось». Это не абсурдизм и не игра ума. Когда говорят о том, что русский характер сформировался в результате Золотой Орды, я к этому отношусь скептически. Потому что, во-первых, Золотая Орда смешивалась только с русской аристократией, а во-вторых в реальности русский народ с трудом себе представлял, что это такое. Татар здесь не было, они кочевали в южных степях, и лишь иногда совершали на Русь набеги. Поэтому валить все на татаро-монгольское иго или на Ивана Грозного было бы неправильно.

Теперь что касается ХХ века. Это было страшное столетие. Но мы же сами себе его устроили, не кто-то другой! Значит, в нашей энергетике, в химии нашей души и мозгов было нечто, что позволило нам все это сотворить. Сегодняшний дикий ренессанс Сталина меня совершенно поражает. Это как если бы Гитлер был популярен среди евреев... Сталин убивал русских - как мы можем любить этого зверя? Вот говорят: войну выиграли, в космос полетели. Да он загубил такое количество душ, что никакая война, никакой космос вообще ничего не стоят!

Но ведь ХХ век для русских характерен не только этим. Масса подвигов, достижений, героизма, прорывов, прозрения. То есть проявились не только ужасные черты русского человека, но и замечательные качества. Увы, человеческая история – такая драма, с гадостями, ужасами, кровью... Другое дело, что для нас то столетие оказалось наиболее травматичным и тяжелым. Мы как вошли в начале века в турбулентную зону, при Хрущеве, Брежневе чуть-чуть отдохнули, а потом опять эта антикоммунистическая революция. Все это привело к тому, что люди стали себя чувствовать крайне дискомфортно, была разрушена хоть какая-то социальная обеспеченность, жизнь укоротилась. В таких ситуациях нередко на первый план выходят - как защитная реакция - не лучшие, а худшие качества человека. Но я опять не могу сказать, что это именно русские качества. Мне многие иностранцы говорят: будь мы поставлены в такие же социальные условия, мы были бы худшими зверями, чем вы, вы еще ангелы по сравнению с нами.

«Человек испуганный»

- Мы сегодня, несмотря на то, что СССР нет уже почти 20 лет, по-прежнему являемся советскими людьми?

Я думаю, да. И не только люди моего поколения, но и вашего, гораздо более молодого. Даже те, кто боролся с советской властью (Солженицын, Сахаров), тоже были советскими людьми. Главное, что сделала советская власть - воспитала советского человека, новый исторический тип, для которого характерно нерелигиозное отношение к жизни, плохое знание собственных корней и собственной истории, очень поверхностная образованность, отсутствие некоторых важнейших культурных и моральных фундаментальных ценностей, знание которых прививалось в других культурах. Это человек испуганный. Я впервые попал на Запад, когда мне было 38 лет. И притом, что говорил на нескольких языках, не знал, как купить билет на поезд, или как душ включить. Или как нажать кнопку, чтобы выпить кофе. Это осваивается быстро, в общем-то... Я в любом аэропорту мира увижу по испуганным глазам советского человека. Большевикам удалось создать нового человека, который плохо знает свою историю, но который убежден в том, что наша страна самая лучшая. Вместе с тем он чувствует себя очень неуверенно и заискивает перед иностранцами.

- И что теперь с этим делать? Создавать человека нового?

Не надо создавать никаких «новых человеков», надо жить, как мы жили.

Как сейчас живем. Я против революций, против грандиозных реформ. Как историк России могу вам сказать: золотое время – это когда люди живут своей жизнью. Вот я, преподаватель, преподаю, водитель водит машину, продавец продает, телевидение делает свои программы. Каждый честно занимается своим делом.

«Русский народ подточил свой генофонд»

- И тут вдруг весь этот уютно скроенный мир переворачивается, потому что происходит нечто. А именно: взрыв ксенофобии в России. Вопрос не в том - были ли мы к нему готовы? Были ли мы предрасположены?

Надо иметь в виду, что национализм в России никогда не был таким сильным, как, например, на Западе. Почему? Потому что Российская империя до 1917-го года делилась не по нациям, а по конфессиям. Сегодня проблема национализма перед Россией стоит, и очень серьезная. Потому что основные тяготы всех перемен выпали на долю русского этноса. А он чувствует себя наиболее обделенным. Он видит, сколько среди богатеев этнических нерусских. Он видит экспансию и миграцию Кавказа и Средней Азии, и не знает, как реагировать. Старые идеологии ушли, и марксистские, и либеральные, а идеология националистическая никогда еще в России не разыгрывалась. Один раз в конце своего правления Сталин попытался было соединить идею социализма с идеей русского патриотизма, но не получилось. Молодежь, живущую в небольших городах или рабочих окраинах, не имеющую социальных перспектив, довольно плохо образованную, не богатую, но видящую по интернету и телевизору гламур и богатство, идея национализма может объединить запросто. Причем животного, этнического национализма: кто не русский, тому по морде... Ситуация крайне опасная, и недооценивать ее нельзя. Кроме того, русский национализм подогревается ростом национализма нерусских народов Российской Федерации – татарского, башкирского, кавказских. Это та бомба, которая может взорвать все. У этих русских ребят есть причина быть недовольными и протестовать, но последствия могут быть катастрофическими. И для самих этих мальчиков и девочек тоже. Нет сейчас ничего страшнее, чем впасть в идеи великодержавного русского национализма.

- Вы сказали в одном интервью: «Кто виноват в национал-социализме в Германии? Немецкая культура, религия». Можно провести параллели?

Это не означает, что конкретно Гете виноват. Имелось в виду следующее: немецкие культурные люди, писатели, философы часто писали и говорили безответственные вещи, которые воспитывали умы и души народных масс. И они в тяжелые моменты немецкой истории приобретали взрывоопасное значение. Например, постоянное восхваление немца, его возвышение над всеми. Самолюбование входит в «прейскурант» всех народов, но в какой-то момент оно становится опасным. Я говорю о том, что интеллектуал всегда должен знать, что он делает. Русская литература виновата в том, что с нами произошло. Она бесконечно раздевала, унижала государственность, порядок. Лев Толстой, Салтыков-Щедрин, даже Достоевский - гениальные писатели, мы воспитаны ими. Но ведь и от них пошел у нас антигосударственный, антисоциальный нигилизм...

С другой стороны, нельзя не отметить уникальную выживаемость нашей элиты. Сколько раз за прошлый век она полностью вымывалась! Первая мировая, гражданская, «белая эмиграция», коллективизация, репрессии, Вторая мировая, распад СССР, утечка мозгов… И каждый раз восстанавливалась, как птица Феникс.

Увы. Могу сказать, что средний уровень и советской, и постсоветской российской элиты становится все ниже и ниже. Я молодым человеком ходил в ЦК КПСС и уже пожилым хожу по нынешним коридорам власти. Бюрократический уровень работы в ЦК (а я, заметьте, совсем его не сторонник) был выше, чем у нынешних чиновников. А в царских министерствах выше, чем в советских. В XX веке русский народ подточил свой генофонд. Качество наших элит отвратительное.

Русский человек устал

- Редактор журнала «Искусство кино» Даниил Дондурей, говоря о русских, как-то иронично заметил: на Западе, мол, не найти ни одной русской кастрюли... Политолог Виталий Третьяков объяснил это тем, что русским неинтересно решать неоригинальные задачи. То есть православная миссия, мировой коммунизм - это нам запросто, а дорогу замостить... скучно.

Меня гораздо больше убивает другое. Вот у меня большой институт, а в нем арендуют помещения немцы и французы. И они привезли немецкого рабочего, чтобы он им мебель собрал! Потому что русские не могут сделать так же здорово, как немцы... Это оскорбило мою национальную гордость. Гордимся мы Левшой, а по качеству труда уступаем. А до революции не уступали. Во второй половине XIX века и в начале ХХ века русская экономика развивалась так, как ни одна экономика в мире. Я вам скажу поразительную вещь, о которой мало кто знает: в 1916 году пропускная способность русских железных дорог была выше, чем американских. Это то же самое, если бы сегодня наши автомобильные дороги были лучше, чем их. Мы были единственной страной в мире, которая во время Первой мировой войне не ввела карточки на продовольствие: настолько мы были богатые, процветающие, и шли вперед. Если бы не эта ужасная революция, не Гражданская война, мы бы (и это говорят серьезнейшие ученые) к 1940-му году имели бы лучшую экономику мира. Но карта истории так легла, что мы отброшены назад.

Так что не загадочная русская душа меня интересует, а то - может ли русский вовремя прийти на работу, хорошо ее сделать и не обмануть, если обещал. Вот вещи, где человек проверяется.

Русский человек - такой же, как все. Но он тяжело болен. Все это столетие его так гнали, что он надорвался. В нем нет подъема, порыва, я этого не чувствую. Я не пессимист, наоборот, но я вижу, что беречь надо людей. Не какие-то великие подвиги совершать, а беречь. Решать не глобальные проблемы: ракеты, Марс, Луна, - а реальные. Солженицын говорил: нам бы на 100 лет выйти из мировой истории, собой бы заняться. Когда человек устал, ему надо отдохнуть, полежать, подлечиться.

Надо быть эгоистичным, в самом лучшем смысле слова. Пожить ради себя, попытаться сделать жизнь для людей более-менее удобной. На таких электричках, на которых мы ездим, не ездит уже никто. Такие поезда, такого качества самолеты – это же ужасно. Надо научиться жить более комфортно.

Боюсь только, что уйти от этих мировых дел нам не дадут. Нам нужна армия, флот, ракеты, иначе нас сожрут. Но если опять все деньги на это уйдут, ничего не будет здесь. В этом трагедия. - Один американец, молодой человек, побывав в России, сказал: если бы у вас была такая экономика, как у нас, а душа оставалась по-прежнему русской, вы бы были великой страной, и мы, американцы, к вам бы эмигрировали...

Россия и так великая страна. У нас, конечно, отвратительная экономика, причем она всё ухудшается. Но величие страны не только в экономике. У нас великая культура. Великий язык. И великий тип сознания. Мы действительно принадлежим тем этносам в мировой истории, которые претендуют на то, чтобы их запомнили, как древних греков и древних римлян.

Битва за будущее

- Скажите, почему именно сейчас вдруг возник невероятный спрос на ревизию истории?

Дело в том, что у России как будто бы нет будущего. Люди не представляют, что с ними будет. При советской власти всем говорили: мы живем в самом развитом обществе, социализме, потом будет коммунизм. Кто-то верил, кто-то не верил, но все жили в рамках этой парадигмы. А что будет с нами дальше? Одни предрекают конец России. Другие, наоборот, возрождение. Какого-то проективного виденья, что будет с нами через 10, через 25 лет, ни у кого нет. Поскольку будущее совершенно туманно, люди хотят понять, что у нас с прошлым? Нужна легитимность, уверенность в том, что ты имеешь право на существование. Это как бы замещение ужасного настоящего каким-то другим прошлым. Почему идет подъем любви к Сталину? Это хозяин, твердая рука, при нем был порядок, мы до Берлина дошли. Ну, хоть что-то на фоне ободранной квартиры и отсутствия денег… Это не любовь к истории и не интерес. Реальную историю как не знал никто, так и не знает. По сути, в форме исторических дискуссий идет битва за будущее России. Какую мы себе историю выберем, такое у нас и будет будущее. Встанем под знамена Сталина или Ивана Грозного, и будем маршировать. Выберем более мягких Сперанского или Александра II, в другую сторону пойдем. Не надо никого винить в том, что с нами произошло или произойдет. Во всем виноваты только мы сами".

(http://www.kp.ru/print/25669.4/829776?geo=1/)

Известный историк, научный руководитель ИНИОН, академик РАН Юрий Сергеевич Пивоваров, который в течение 17-ти лет возглавлял ИНИОН РАН, сейчас находится в больнице, ему предстоит тяжелая операция. Ранее у него были проведены обыски по трем адресам и изъят загранпаспорт, в отношении него было возбуждено уголовное дело о якобы фиктивных трудоустройствах в институт. Юрий Сергеевич Пивоваров известен своей принципиальной позицией по защите ИНИОН, также ранее он выступал с критикой реформы Российской академии наук и никогда не боялся давать комментарии СМИ о проблемах исторического наследия и перспективах развития Российского государства. В ноябре 2016 года, выступая с лекцией в рамках проекта «Вечерние чтения», он отметил, что «Россия отчаянно нуждается в переменах», а в феврале 2017 года в интервью Международному французскому радио RFI заявил: «Ни одна диктатура в мире не заканчивалась хорошо».

В начале апреля Ю.С. Пивоваров рассказал о своем преследовании «Новой газете»: "Можно сказать, что с 20 апреля 2015 года в отношении меня продолжается уголовное преследование. Сначала я был обвиняемым в уголовном деле по факту пожара в моем институте. Но три экспертизы МЧС и экспертиза, проведенная Следственным комитетом, подтвердили мою невиновность. То есть в действиях или бездействиях академика Пивоварова нет связи с пожаром. Но вместо того, чтобы снять с меня обвинения и закрыть дело, в ноябре прошлого года оно было передано из Управления по особо важным делам СК Москвы в Следственный комитет Российской Федерации. И взамен одного следователя - старшего лейтенанта, теперь у меня их 8-10 генерал-майоров".

Свое уголовное преследование академик назвал травлей и политическим заказом: "Конечно, появление этого нового дела и связанные с ним следственные мероприятия, так же как и предыдущее уголовное преследования, не что иное как травля. Чисто политический заказ, я просто не знаю еще, с чем это связать! Из-за полутора миллионов рублей, что при нынешнем уровне коррупции в стране даже как-то оскорбительно выглядит! Причем я эти деньги ни в глаза не видел, ни в руках не держал, даже следователи были впечатлены скромным образом жизни заслуженного академика. Если сегодня-завтра меня не арестуют, буду говорить, рассказывать, выступать. Это не личное дело отдельного человека, Пивоварова, это может коснуться каждого".

Мы полагаем, что уголовное преследование Юрия Пивоварова, а также травля, развязанная против него в СМИ и в Интернете, не имеют никаких иных целей, кроме следующих - сломать и уничтожить общественного деятеля, пользующегося большим авторитетом среди российской интеллигенции и не боящегося публично высказываться по актуальным историко-политическим вопросам, а также посеять страх в научном сообществе, чтобы отбить желание у ученых свободно обсуждать текущее положение вещей в России и мире.

Очевидно, что это делается также для того, чтобы подорвать сопротивление думающих людей т.н. «оптимизации» научных и культурных институций, сводящейся к уменьшению государственного финансирования науки и культуры, увеличению бюрократического пресса и подавлению прав и свобод сотрудников академических институтов, вузов, музеев, библиотек, архивов и проч.

Мы призываем российские и международные общественные организации и СМИ обратить пристальное внимание на дело Юрия Пивоварова и выступить в его защиту как несправедливо преследуемого современного российского диссидента. Его жизнь сейчас находится в реальной опасности, и только общественное внимание к его делу может остановить российские власти или отдельные группы т.н. «силовиков» от дальнейшего произвола.

Борис Аверин, историк литературы
Константин Азадовский, историк литературы
Андрей Алексеев, социолог
Виктор Аллахвердов, доктор психологических наук
Елена Алферова, зав отделом правоведения ИНИОН РАН
Александр Аникин, академик РАН
Рубен Апресян, доктор философских наук
Юрий Апресян, академик РАН
Алексей Арбатов, академик РАН
Михаил Аркадьев, доктор искусствоведения, заслуженный артист РФ
Александр Архангельский, литератор
Вера Афанасьева, доктор философских наук, профессор
Валентин Бажанов, доктор философских наук, профессор
Нуне Барсегян, писатель, психолог
Алексей Бартошевич, театровед
Елена Баснер, искусствовед
Леонид Бахнов, литератор
Сергей Белеций, доктор исторических наук
Станислав Белковский, политолог
Сергей Белоглазов, профессор Уральской государственной консерватории им.М.П. Мусоргского
Елена Березович, доктор филологических наук, член-корреспондент РАН
Андрей Бескин, доктор технических наук
Александр Бобров, филолог
Виктор Богорад, художник
Елизавета Бонч-Осмоловская, микробиолог, член-корреспондент РАН
Марина Бородицкая, писатель
Валерий Борщев, правозащитник Московская Хельсинская группа
Наталья Брагина, доктор филологических наук, профессор Гос ИРЯ им. А.С. Пушкина, профессор РГГУ
Ольга Бугославская, литературный критик
Олег Будницкий, историк
Игорь Бунин, доктор политических наук
Дмитрий Быков, писатель
Андрей Бычков, профессор РАН
Ольга Варшавер, переводчик
Николай Вахтин, член-корр. РАН, профессор
Мария Виролайнен, пушкинист
Алина Витухновская, писатель
Борис Вишневский, руководитель фракции "Яблоко" в Законодательном Собрании Санкт-Петербурга, публицист, писатель
Владимир Войнович, писатель
Андрей Воробьев, академик РАН
Татьяна Ворожейкина, преподаватель, научный работник
Валентин Выдрин, профессор Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета
Сергей Гандлевский, поэт
Александр Гельман, драматург
Михаил Глазов, физик, член-корреспондент РАН
Леонид Гозман, политик
Андрей Головнёв, член-корреспондент РАН
Анатолий Голубовский, социолог
Яков Гордин, историк, публицист
Татьяна Горячева, историк искусства
Наталья Громова, ведущий научный сотрудник ГЛМ, литератор
Лев Гудков, социолог, доктор философских наук
Андрей Десницкий, профессор РАН, филолог
Михаил Дзюбенко, филолог
Виталий Диксон, писатель
Ольга Довгий, филолог
Олег Дорман, режиссер.
Денис Драгунский, писатель
Ольга Дробот, переводчик
Валерий Дурновцев, доктор исторических наук, профессор РГГУ
Анна Дыбо, лингвист, член-корреспондент РАН
Владимир Дыбо, лингвист, академик РАН
Виталий Дымарский, журналист
Галина Ельшевская, искусствовед
Евгений Ермолин, литературный критик
Константин Ерусалимский, доктор исторических наук
Виктор Есипов, литератор
Александр Жуковский, социолог, политолог
Леонид Жуховицкий, писатель
Нина Зархи, заместитель главного редактора журнала Искусство кино
Владимир Захаров, академик РАН
Андрей Зубов, историк, религиовед
Вячеслав Иванов, лингвист, академик РАН
Аскольд Иванчик, историк, член-корреспондент РАН
Станислав Ивашковский, зав. кафедрой экономической теории МГИМО
Игорь Иртеньев, писатель
Евгений Ихлов, публицист
Софья Каганович, доктор филологических наук
Катя Капович, писатель, редактор журнала "FULCRUM: an annual of poetry and aesthetics"
Андрей Каравашкин, доктор филологических наук, профессор РГГУ
Илья Касавин, доктор философских наук, член-корреспондент РАН.
Татьяна Касаткина, доктор филологических наук
Михаил Касьянов, председатель Партии народной свободы (ПАРНАС)
Нина Катерли, литератор
Оксана Киянская, доктор исторических наук
Игорь Клямкин, доктор философских наук, профессор
Александр Кобринский, доктор филологических наук, профессор РГПУ им. А.И. Герцена
Елена Колядина, писатель, журналист
Николай Кононов, писатель
Владимир Корсунский, журналист
Надежда Костюрина, доктор культурологии
Татьяна Красавченко, доктор филологических наук, ИНИОН РАН
Ольга Крокинская, профессор, доктор социологических наук
Григорий Кружков, поэт
Игорь Курляндский, историк
Ольга Лабас, искусствовед
Александр Лавров, академик РАН
Павел Литвинов, правозащитник
Евгения Лозинская, сотрудник ИНИОН РАН
Наталья Мавлевич, переводчик
Дина Магомедова, доктор филологических наук, профессор РГГУ
Владимир Магун, социолог
Алексей Макаркин, политолог
Алексей Макушинский, писатель
Марина Малкиель, музыковед
Лев Маркиз, дирижер
Александр Махов, доктор филологических наук
Велихан Мирзеханов, доктор исторических наук
Александр Молдован, академик РАН
Андрей Мороз, профессор РГГУ, доктор филологических наук
Алексей Моторов, писатель
Мария Надъярных, филолог (ИМЛИ РАН)
Максим Ненарокомов, искусствовед
Андрей Никитин-Перенский, основатель электронной библиотеки «Imwerden»
Сергей Николаев, доктор филологических наук
Михаил Одесский, доктор филологических наук
Дмитрий Орешкин, политолог
Татьяна Павлова, кандидат филологических наук
Татьяна Пархалина, заместитель директора ИНИОН РАН
Наталья Пахсарьян, профессор МГУ, ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН
Григорий Петухов, поэт
Татьяна Пинегина, геолог, профессор РАН
Андрей Пионтковский, публицист
Николай Подосокорский, публицист
Татьяна Позднякова, канд. пед. наук, ст. научный сотр. музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме
Элла Полякова, правозащитница
Лев Пономарев, правозащитник
Нина Попова, директор петербургского музея Анны Ахматовой
Владимир Порус, доктор философии, НИУ-ВШЭ
Анна Резниченко, доктор философских наук, профессор РГГУ
Лорина Репина, историк, член-корреспондент РАН
Раиса Розина, доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института русского языка РАН
Лев Рубинштейн, писатель
Юлий Рыбаков, правозащитник
Елена Рыбина, доктор исторических наук, профессор МГУ
Юрий Рыжов, академик РАН
Ольга Седакова, писатель
Адриан Селин, доктор исторических наук
Алексей Семенов, математик, академик РАН
Николай Сибельдин, физик, член-корреспондент РАН
Татьяна Сотникова (Анна Берсенева), писатель.
Михаил Соколов, журналист
Никита Соколов, историк
Наталия Соколовская, писатель
Николай Солодников, журналист
Моника Спивак, доктор филологических наук
Ирина Стаф, филолог, переводчик
Сергей Стратановский, писатель
Любовь Сумм, переводчик
Ирина Сурат, доктор филологических наук
Александра Тер-Аванесова, ведущий научный сотрудник ИРЯ РАН
Лев Тимофеев, писатель
Елена Титаренко, искусствовед, журналист
Светлана Толстая, академик РАН
Иван Толстой, радиожурналист
Андрей Топорков, член-корреспондент РАН
Дмитрий Травин, экономист
Людмила Улицкая, писатель
Марк Урнов, доктор политических наук, НИУ ВШЭ
Федор Успенский, член-корреспондент РАН
Давид Фельдман, доктор исторических наук
Ирина Флиге, правозащитник
Артемий Халатов, руководитель редакции журнала "Россия и современный мир" ИНИОН РАН
Игорь Харичев, писатель, секретарь Союза писателей Москвы
Алексей Цветков, поэт, эссеист
Андрей Чернов, литератор
Елена Чижова, писатель
Юрий Чистов, доктор исторических наук, директор Музея антропологии и этнографии (Кунсткамера) РАН
Мариэтта Чудакова, член Европейской академии
Марианна Шахнович, доктор философских наук, профессор
Лилия Шевцова, публицист
Никита Шкловский-Корди, врач
Лев Шлосберг, депутат Псковского областного Собрания от партии "ЯБЛОКО", историк
Юрий Шмуклер, доктор биологических наук, переводчик
Борис Штерн, доктор физико-математических наук, главный редактор газеты «Троицкий вариант»
Татьяна Щербина, поэт, эссеист
Михаил Эпштейн, культуролог, профессор
Андрей Юрганов, доктор исторических наук, профессор РГГУ
Екатерина Якимова, ведущий научный сотрудник отдела социологии ИНИОН РАН
Виктор Ярошенко, журналист
_____________

Поставить подпись под Открытым письмом в защиту Ю.С. Пивоварова можно на странице Николая Подосокорского в фейсбуке.