Горе как эмоционально личностное переживание потери. Психология горя

Человек теряет в своей жизни очень многое и многих. Утрата – это потеря чего-либо или кого-либо очень значимого для личности.

Самой тяжелой утратой является смерть близкого, любимого человека. Это одна из наиболее тяжелых психологических травм, которые человек переживает в течение своей жизни. Психологические травмы многообразны по степени своего негативного воздействия на психологическое, а в ряде случаев, физическое здоровье человека. Переживаемые после смерти близкого человека психофизиологические состояния называются синдром утраты или синдром острого горя (Э.Линдеман).
Человек смертен – это понятно каждому психически здоровому человеку, но человек хочет продлить жизнь, причем, не только свою, но и близких, личностно значимых людей. Смерть воспринимается человеком как зло, огромная беда, трагедия в жизни самого человека и его близких. Она становится моментом расставания со всем, что было в его земной жизни – людьми, делами, удовольствиями, радостями и волнениями и страхами, бедами, болезнями, обидами и оскорблениями, потерями и страданиями.
О смерти в нашей российской культуре под влиянием других мировых культур сложилась традиция молчания – о ней стараются не говорить, не думать, избегать жизненных ситуаций, связанных со смертью. И человек, воспринявший такую культурную традицию, оказывается беззащитен, неподготовлен к ситуации, когда сам сталкивается со смертью близкого, родного человека или возможностью собственной смерти, как правило, в связи с внезапным для него диагнозом неизлечимого, быстро приводящего к смерти заболевания.

Смерть близкого человека

Среди многих утрат, постигающих человека в его жизни, смерть близкого , любимого человека – самая сильная, затрагивающая все стороны жизни, самая болезненная и длительно переживаемая травма.
Переживание смерти близкого человека всегда связано с тем, что это смерть не своя, а другого человека, это область жизни, в которую вмешательство ограничено особенностями отношений с ним. В каких случаях человек может что-то делать для предотвращения угрожающей человеку смерти против его воли, без его согласия? Таких ситуаций, когда это можно и нужно делать, множество. В ряде случаев бездействие оценивается как преступление.
Это не праздные вопросы, с ними сталкивается каждый, потерявший родного, близкого, любимого человека – «Что я мог(ла) сделать? …и он(она) были бы живы!…».
Острота переживаний утраты зависит от нескольких очень важных причин:
отношения с умершим, причина и обстоятельства смерти.
Особенности взаимоотношений с умершим человеком при его жизни влияют на силу и содержание переживаний в связи с его смертью. Наиболее сильные, глубокие чувства горя, страдания, отчаяния испытывают люди, у которых были близкие, доверительные отношения с умершим, основанные на чувстве любви. В этом случае человек теряет источник человеческой любви к себе, возможность в доверительном, понимающем общении раскрыть свои мысли, чувства и т.п.
При конфликтных, нестабильных, проблемных взаимоотношениях в переживаниях утраты преобладают чувства вины, бессилия от невозможности что-то изменить в отношениях, которые сочетаются с чувством горя.
Наиболее спокойно переживается смерть родственников в случае формальных, отчужденных отношений с ним.
Причина смерти близкого человека является значимым фактором, определяющим комплекс переживаний человека в связи с этим событием. Болезнь и особенности ее течения, суицид, насильственная смерть (убийство), внезапная вследствие чрезвычайных обстоятельств (катастрофы на транспорте, стихийные бедствия, боевые военные действия и др.) – эти причины и обстоятельства смерти в значительной степени определяют отношение к самому факту смерти, к умершему человеку, к жизни, ответ на главный для переживающего утрату близкого человека вопрос «Почему? Почему он/она умер(ла)?».
Смерть, наступившая вследствие тяжелой, неизлечимой, длительной болезни воспринимается близкими как неизбежность, и даже освобождение от мучений, которые в большей или меньшей степени присутствуют на предсмертном этапе жизни.
Смерть пациента, состояние которого родственниками, а в ряде случаев и врачами, не оценивается как угрожающее его жизни, часто рассматривается родственниками пациента как следствие недобросовестности, некомпетентности медицинских работников.

Насильственная смерть (убийство) близкого человека добавляет к общему комплексу переживаний человека и острое чувство несправедливости жизни, людей, мира. Действия других людей, повлекшие преждевременную смерть близкого человека, порождают чувство обиды, представление о людях и мире как враждебных и несправедливых, а в ряде случаев – желание отомстить виновникам смерти близкого.
В каждом случае утраты человек всегда решает для себя вопрос о степени собственной вины в произошедшем, о своей ответственности за смерть близкого человека. От того, какую меру вины берет на себя человек или перекладывает на других людей, объективные обстоятельства или самого умершего в значительной степени будет зависеть и динамика, и качественные характеристики процесса переживания синдрома утраты.
Смерть, утрата близких стимулирует человека к переосмыслению своих взглядов и убеждений, становится фактором психологической зрелости личности, углубления самосознания и рефлексии. Если этого не происходит, то возникают различные нарушения переживания горя, ведущие к нарушению социальной адаптации личности, ее взаимосвязей с реальностью.

Горе утраты

Утрата – это переживание, человеческий опыт, связанный со смертью близкого человека, которое сопровождается чувством горя. Переживание горя, как и весь эмоциональный опыт личности, очень индивидуально и своеобразно. В этом переживании отражается социальный опыт, особенности личной культуры, психологические характеристики личности. У каждого горе уникально, неповторимо и может приводить к психологическим кризисам.

Психологические причины горя связаны с чувствами привязанности, любви к близким людям. Горе в этом случае переживается как чувство потери источника и/или объекта любви, благополучия, защищенности. Переживание горя сочетается с такими эмоциями и чувствами, как страдание, страх, гнев, вина, стыд и завершается психологическим состоянием успокоения, повышения работоспособности, активности и т.д. Переживание утраты затрагивает все сферы жизнедеятельности человека и становится периодом одного из психологических кризисов в жизни человека (кризис становления).
Этот синдром может возникнуть сразу после психологического кризиса, может быть отсроченным, может явным образом не проявляться или наоборот, проявляться в чрезмерно подчеркнутом виде. Вместо типичного синдрома могут наблюдаться искаженные картины, каждая из которых представляет какой-нибудь аспект синдрома горя.

Признаки синдрома острого горя

В одной из первых работ Э. Линдеманна (1944), посвященных синдрому острого горя, возникающему при утрате близкого человека, был выделен ряд особенностей этого чувства. Острое горе представляет собой определенный синдром со специфической психологической и соматической симптоматикой.
Э. Линдеманн выделил пять признаков горя:
1) физическое страдание,
2) поглощенность образом умершего,
3) вина,
4) враждебные реакции,
5) утрата моделей поведения.

В 1943 г. в работе Э. Линдемана «Симптоматология и работа острого горя» впервые было введено понятие «работа горя». В современной психотерапии общепризнано, что какой бы ни была утрата, в первое время утраты он испытывает острую душевную боль, переживает нестерпимое болезненное чувство горя. Переживание горя и примирение с утратой – это постепенный, крайне болезненный процесс, в ходе которого происходит формирование образа умершего и вырабатывается отношение к нему.
Работа горя заключается в том, чтобы психологически отделиться от безвозвратно потерянного близкого человека и научиться жить без него.
Чувство вины за смерть близкого человека может испытываться по отношению к самому себе (самообвинение), к другим людям (медицинские работники, родственники, люди, ставшие причиной насильственной смерти и др.), к сверхъестественным силам (судьба, Бог).
Самообвинение проявляется в том, что люди обвиняют себя в каких-либо упущениях, считая себя виноватыми в смерти близкого человека из-за того, что что-то вовремя не заметил, на чем-то не настоял, что-то не сделал.
Обвинения в адрес врачей, медсестер и других медработников чаще всего остаются на уровне межличностного общения в ближайшем круге людей человека, переживающего синдром острого горя, но в ряде случаев воплощаются в жалобы и заявления в официальные инстанции и судебные разбирательства. Родственники могут утверждать, что больной не получал нужного лечения, скончался в результате халатности медперсонала, плохо сделанной операции и т.п.
Обвинения в адрес людей, ставших причиной насильственной смерти, смерти в автодорожных и других авариях, в ходе боевых действий часто сопровождаются переживанием чувства несправедливости и в ряде случаев борьбой за справедливое наказание виновника смерти. В этих случаях родственники погибшего человека стремятся добиться более сурового наказания для виновного.
Обвинения в адрес других людей и совершение каких-то действий для восстановления справедливости, как правило, сопровождаются мотивом «чтобы другие не пострадали» и чувством мести, хотя это чувство может не осознаваться, или прикрываться рассуждениями о справедливом возмездии.
Обвинения в адрес Бога встречаются у у маловерующих людей, когда многое еще неизвестно в исповедуемой религии, не понято или понято ошибочно. В православии это принимает форму ропота на Бога, когда человек противится, не хочет принять то, что происходит по Его воле.
Поздние проявления траурной реакции выражаются в подавлении всех чувств, полной эмоциональной немоте человека. Такая реакция заторможенности возникает значительно позже траурного события.

Этапы переживания утраты

Переживание утраты другого человека включает в себя три этапа.
Первый этап – это переживание состояния психологического шока, которое сопровождается оцепенением, своеобразной заторможенностью после потрясения, резким снижением психологической, интеллектуальной и двигательной активности. Часто человек не в силах, не в состоянии принять, осознать страшную утрату. Он может даже отрицать факт утраты, вести себя так, словно умерший продолжает жить. Траурная реакция может проявляться в том, что человек перенимает характерные черты и привычки умершего, часто продолжает его работу. Такие явления отождествления могут проявляться и в переживаниях страха и беспокойства, что его тоже настигнет смерть от той же причины, что и родственника. Наступает состояние «внутренней немоты». Человек еще не осознает потерю. Все, что нужно сделать, он делает автоматически, по инерции. Могут появиться нарушения сна, аппетита, рассеянность. Все воспринимается пустым и ненужным.

На втором этапе негативные переживания проявляются в виде таких психофизиологических реакций, как состояния тоски, отчаяния, в виде плача, нарушений сна, аппетита, внимания, обострения психосоматических заболеваний, вспышками гнева, приступами безотчетной тревоги и беспокойства, подавленным состоянием. Человек осознает произошедшее событие как свершившийся факт, который кардинально изменяет его жизнь. Внешние проявления негативных эмоций, даже очень сильных варьируют в соответствии с психологическими особенностями личности человека, его социокультурным опытом и особенностями мировоззрения.

На третьем этапе происходит психологическое «принятие» знания о свершившемся событии, понимание того, что жизнь продолжается, несмотря на самые тяжелые утраты. На этом этапе происходит восстановление психологического равновесия, способности рационально мыслить и продолжать жить.

Духовный смысл утраты

Духовная составляющая синдрома утраты в научной психологии рассматривается в незначительной степени. Психологический кризис , возникающий в связи с утратой личностью значимого человека, предполагает пересмотр и разрешение многих смысложизненных, мировоззренческих вопросов. Отношение к смерти, ее видам, причинам и обстоятельствам, вопросы веры в жизнь после смерти, смысла жизни при неизбежности смерти и смысла собственной жизни после утраты – это вопросы, приобретающие особую актуальность для человека, пережившего горе утраты. От их решения зависит возможность справиться с чувствами обиды, гнева, отчаяния, желания мести «виновникам» смерти, возможность жить дальше без умершего человека.
В наибольшей степени духовный смысл смерти человека раскрывается при религиозном, православном понимании жизни и смерти человека. Многие проповедники христианства говорили и писали об этом. Удивительно просто и понятно, вспоминая случаи из жизни, говорил о смысле смерти близких (детей, супругов, родителей) близкий нам по времени своей земной жизни афонский Старец, святой Паисий Святогорец.

«Конечно, человек испытывает боль из-за смерти родного ему человека, однако, к смерти надо относиться духовно» .
«Если люди постигли глубочайший смысл жизни, то они находят силы правильно отнестись к смерти. Ведь постигнув смысл жизни, они относятся к жизни духовно» .
Духовный смысл смерти состоит в том, что она является моментом перехода в иной мир, мир вечности, где человек уже ничего не может изменить ни в себе, ни в отношениях с другими людьми, ни в отношении к Богу.
«Никто еще не подписывал с Богом контракт о том, когда ему умереть. Бог забирает каждого человека в наиболее подходящий момент его жизни, забирает особым, только для него пригодным образом – так, чтобы спасти его душу. Если Бог видит, что человек станет лучше, Он оставляет его жить. Однако, видя, что человек станет хуже, Он забирает его, чтобы его спасти» .
Неожиданная трагическая смерть любимого ребенка. Как пережить это?!
« - Геронда, одна мать приходит сюда и безутешно скорбит, потому что она послала своего ребенка по делам, а он был сбит машиной насмерть.
- Скажи ей: «Водитель сбил твоего ребенка по злобе? Нет. Ты послала его по делам, для того чтобы его сбила машина? Нет. Значит говори: «Слава Тебе, Боже», потому что, если бы машина его не сбила, он мог бы пойти по кривой дорожке. А сейчас Бог забрал его в самый подходящий момент. Сейчас он находится на Небе и не рискует его потерять. Что ты плачешь? Неужели ты не знаешь, что ты своим плачем мучаешь своего ребенка? Что ты хочешь: чтобы твой ребенок мучился или чтобы он радовался? Позаботься помочь другим своим детям, которые живут вдали от Бога. О них тебе надо плакать, а не о том, который убился» .
Признать, что смерть близкого человека произошла по воле Бога и для блага, как самого человека, так и других людей чрезвычайно сложно, так как это требует отказа от логики земного человека, логики своеволия и признания какой-либо иной справедливости кроме справедливости Бога. Но это единственный путь, придающий силы человеку и смысл жизни как явлению, не ограничивающемуся временем существования биологического тела.

Литература
1. Святой Паисий Святогорец. Слова. Т. IY. Семейная жизнь / Перевод с греческого иеромонаха Доримедонта (Сухинина). – М.: Издательский Дом «Святая Гора», 2010.

Реакции горя

Реакции горя, скорби и утраты могут вызывать следующие при­чины:

1. потеря любимого человека;
2. утрата объекта или положения, которые имели эмоциональ­ную значимость, например потеря ценной собственности, лише­ние работы, положения в обществе;
3. потеря, связанная с болезнью.

Психологические переживания, которые сопровождают поте­рю ребенка, могут быть более сильными, чем при смерти другого близкого человека, а чувство вины и беспомощности иногда бы­вает всепоглощающим.
Проявления скорби в ряде случаев длятся всю жизнь. До 50 % супругов, переживших смерть ребенка, разводятся. Реакции горя часто встречаются у лиц пожилого и старческого возраста.
Главной при оценке состояния человека является не столько причина реакции горя, сколько степень значимости той или иной утраты для данного субъекта (для одного гибель собаки - траге­дия, которая может стать даже причиной попытки суицида, а для другого - горе, но поправимое: «можно завести другую»). При реакции горя возможно формирование поведения, несущего в себе угрозу для здоровья и жизни, например злоупотребление алкого­лем.
Варианты выделения различных стадий горя представлены в табл. 8.
Помощь лицам с реакцией горя включает психотерапию, пси­хофармакотерапию, организацию групп психологической под­держки.
Тактика поведения медперсонала с пациента­ми их в состоянии горя должна основываться на следующих ре­комендациях и замечаниях:

Стадии горя

1. следует побуждать пациента к обсуждению его пережива­ний, позволять ему просто говорить об утраченном объекте, вспо­минать положительные эмоциональные эпизоды и события про­шлого;
2. не следует останавливать пациента, когда он начинает пла­кать;
3. в случае если пациент потерял кого-то из близких, следует постараться обеспечить присутствие небольшой группы людей, которые знали покойного(ую), и попросить их поговорить о нем (о ней) в присутствии пациента;
4. частые и короткие встречи с пациентом предпочтительнее, чем длительные и редкие посещения;

следует учесть возможность наличия у пациента замедлен­ной реакции горя, которая проявляется через некоторое время

Реакция утраты на смерть близкого человека может проявляться эмоциональным шоком с оцепенением и «окаменелостью» или беспокойством, плачем, нарушением сна, аппетита, сужением сознания на психотравмирующих переживаниях, постоянными воспоминания об умершем, душевной тоской и т.п. С такими симптомами пациенты часто, в связи со смертью близких людей обращаются к психиатрам и психотерапевтам.

Реакция на утрату значимого объекта является специфическим психическим процессом, развивающимся по своим законам. Данный период жизни, сопровождающийся трауром, особыми атрибутами и ритуалами, носит очень важную задачу - адаптацию субъекта, перенесшего утрату, к «новой» жизни, жизни без умершего человека.

На сегодняшний день нет теорий горя (утраты, потери), адекватно объясняющих, как люди справляются с утратами, почему они по разному переживают меняющиеся степени и типы дистресса, как и через какой время они приспосабливаются к жизни без значимых умерших людей.

Существует несколько классификаций реакций горя. Исследователи выделяют от 3 до 12 стадий или этапов. В этих классификациях предполагалось, что человек, переживающий утрату, двигается от стадии к стадии . Однако, некоторые специалисты критикуют данный подход . Они считают, что основная сложность использования этих классификаций заключается в отсутствии четких границ между стадиями, а периодически возникающих рецидивах болезненного состояния, когда пациент возвращается на уже прошедшую, вроде бы успешно прожитую стадию.

Еще одной особенностью проявления горя, затрудняющий использование стадийных классификаций и диагностику актуального состояния, является его индивидуальный и изменчивый характер. Кроме того, в определенных случаях некоторые стадии отсутствуют или бывают плохо выражены, и тогда их не удается отследить и/или взять в проработку. Поэтому некоторые авторы предпочитают ориентироваться не на стадии и этапы, а на задачи, которые должны быть выполнены человеком, переживающим утрату при нормальном течении горя .

Таким образом, большинство современных специалистов выделяют многообразные варианты течения и переменчивость переживаний горя, которые значительно отличаются по интенсивности и продолжительности среди культуральных групп и у разных людей .

Психиатру (психотерапевту) в своей практической деятельности важно отличать адаптивный вариант совладания с трагической ситуацией (неосложненное горе) от дезадаптивного варианта (осложненное горе).

Субъективные переживания утраты индивидуально-различны для каждого человека, в связи с чем клинические проявления могут быть крайне вариабельны. Тем не менее, психиатру (психотерапевту) нужно составить мнение о том, развивается ли горе человека адаптивно или нет, чтобы принять решение о вмешательстве. Клиницист, который не представляет диапазон симптомов горя, рискует вмешаться в нормальный процесс и, возможно, расстроить его.

Знание специалиста о границах неосложненного, адаптивного горя может помочь ему распознать осложненное горе и/или депрессию, возникающую вслед за смертью близкого человека.

Неосложненное горе хотя и определяется в некоторой степени временными критериями и глубиной переживаний , но не они являются определяющими. Критериями диагностики неосложненного горя являются:

1. Наличие динамики состояния. Горе - это не состояние, а процесс. «Застывшее», не меняющееся состояние должно внушать опасения.

2. Периодическое отвлечение внимания от болезненной реальности смерти.

3. Появление позитивных чувств в течение первых 6 месяцев после смерти близкого человека.

4. Переход от острого горя к интегрированному. Shear M.K. и Mulhare E. выделяют две формы горя . Первая - это острое горе, которое возникает сразу после смерти. Оно проявляется выраженной печалью, плачем, непривычными дисфорическими эмоциями, озабоченностью мыслями и воспоминаниями об ушедшем человеке, нарушенными нейровегетативными функциями, сложностью концентрации внимания и относительное отсутствие интереса к другим людям и активности в повседневной жизни.

Во время перехода от острого горя к интегрированному интенсивность психопатологических расстройств снижается и человек, переживший утрату, находит путь возврата к полноценной жизни. Утрата интегрируется в автобиографическую память, мысли и воспоминания об умершем более не поглощают все внимание и не лишают трудоспособности. В отличие от острого горя интегрированное горе не занимает постоянно мысли и не нарушает другие виды деятельности. Однако, могут быть периоды, когда острое горе снова актуализируется. Это часто случается во время значимых событий, таких, как праздники, дни рождения, юбилеи, но особенно в «круглые» даты, связанные со смертью близкого человека.

5. Способность субъекта, пережившего утрату, не только признать смерть близкого человека и расстаться с ним, но и поиск новых и конструктивных способов продолжать отношения с умершим . Столкнувшись с дилеммой сбалансировать внутренние и внешние реалии, скорбящие постепенно учатся снова воспринимать в своей жизни любимого человека как умершего.

Исследователями установлено, что наличие вышеперечисленных критериев является признаком жизнеспособности для людей, переживших утрату, и связаны с хорошими долгосрочными исходами для них.

Осложненное горе, иногда упоминаемое по отношению к неразрешимому или травмирующему горю, является употребительным обозначением для синдрома пролонгированного (протяженного) и интенсивного горя, который связан со значительным ухудшением в работе, здоровье, социальном функционировании.

Осложненное горе - синдром, который возникает примерно у 40% людей, понесших утрату, что связано с неспособностью перейти от острого горя к интегрированному.

При осложненном горе симптомы частично совпадают с симптомами обычного, неосложненного горя, и часто не принимаются во внимание. Они воспринимаются как «нормальные» с ошибочным предположением, что время, сильный характер и естественная поддерживающая система исправят ситуацию и освободят горюющего от душевного страдания. Несмотря на то, что неосложненное горе может быть крайне болезненным и разрушительным, оно обычно бывает переносимым и не требует специфического лечения. В то же время осложненное горе, и связанные с ним различные психические нарушения могут быть дезадаптирующими и тяжело инвалидизирующими, влияя на функционирование и качество жизни пациента, приводя к тяжелым соматическим заболеваниям или суициду. Такие состояния требуют специфического психотерапевтического и психиатрического вмешательства.

Для людей с осложненным горем характерны специфические психологические установки, связанные с трудности в принятии смерти близкого человека. Они воспринимают для себя радость как нечто неприемлемое и постыдное, считают, что их жизнь тоже закончилась и что та сильная боль, которую они терпят, никогда не исчезнет. Эти люди не хотят, чтобы горе закончилось, так как чувствуют, что это все, что им осталось от отношений с их любимыми. Некоторые из них идеализируют умершего или пытаются самоотождествляться с ним, перенимая некоторых черт его характера и даже симптомы болезни .

У субъектов с осложненным горем иногда отмечается сверх-вовлеченности в деятельность, связанную с умершим, с одной стороны, и чрезмерным уклонением от другой активности. Часто эти люди чувствуют себя отчужденными от других, включая ранее близких им.

Переживание горя, быть может, одно из самых таинственных проявлений душевной жизни.

Каким чудесным образом человеку, опустошенному утратой, удастся возродиться и наполнить свой мир смыслом? Как он, уверенный, что навсегда лишился радости и желания жить, сможет восстановить душевное равновесие, ощутить краски и вкус жизни? Как страдание переплавляется в мудрость?

Все это – не риторические фигуры восхищения силой человеческого духа, а насущные вопросы, знать конкретные ответы на которые нужно хотя бы потому, что всем нам рано или поздно приходится, по профессиональному ли долгу или по долгу человеческому, утешать и поддерживать горюющих людей.

Может ли психология помочь в поиске этих ответов? В отечественной психологии – не поверите! – нет ни одной оригинальной работы по переживанию и психотерапии горя.

Что касается западных исследований, то в сотнях трудов описываются мельчайшие подробности разветвленного дерева этой темы – горе патологическое и "хорошее", "отложенное" и "предвосхищающее", техника профессиональной психотерапии и взаимопомощь пожилых вдовцов, синдром горя от внезапной смерти младенцев и влияние видеозаписей о смерти на детей, переживающих горе, и т. д., и т. д.

Однако когда за всем этим многообразием деталей пытаешься разглядеть объяснение общего смысла и направления процессов горя, то почти всюду проступают знакомые черты схемы З. Фрейда, данной еще в "Печали и меланхолии" (См.: Фрейд З. Печаль и меланхолия // Психология эмоций. М, 1984. С. 203-211).

Она бесхитростна: "работа печали" состоит в том, чтобы оторвать психическую энергию от любимого, но теперь утраченного объекта. До конца этой работы "объект продолжает существовать психически", а по ее завершении "я" становится свободным от привязанности и может направлять высвободившуюся энергию на другие объекты.

"С глаз долой – из сердца вон" – таково, следуя логике схемы, было бы идеальное горе по Фрейду. Теория Фрейда объясняет, как люди забывают ушедших, но она даже не ставит вопроса о том, как они их помнят. Можно сказать, что это теория забвения. Суть ее сохраняется неизменной в современных концепциях.

Среди формулировок основных задач работы горя можно найти такие, как "принять реальность утраты", "ощутить боль", "заново приспособиться к действительности", "вернуть эмоциональную энергию и вложить ее в другие отношения", но тщетно искать задачу поминания и памятования.

А именно эта задача составляет сокровенную суть человеческого горя. Горе – это не просто одно из чувств, это конституирующий антропологический феномен: ни одно самое разумное животное не хоронит своих собратьев. Хоронить – следовательно, быть человеком. Но хоронить – это не отбрасывать, а прятать и сохранять.

И на психологическом уровне главные акты мистерии горя – не отрыв энергии от утраченного объекта, а устроение образа этого объекта для сохранения в памяти. Человеческое горе не деструктивно (забыть, оторвать, отделиться), а конструктивно, оно призвано не разбрасывать, а собирать, не уничтожать, а творить – творить память.

Исходя из этого, основная цель настоящего очерка состоит в попытке сменить парадигму "забвения" на парадигму "памятования" и в этой новой перспективе рассмотреть все ключевые феномены процесса переживания горя

Начальная фаза горя – шок и оцепенение. "Не может быть!" – такова первая реакция на весть о смерти. Характерное состояние может длиться от нескольких секунд до нескольких недель, в среднем к 7-9-му дню сменяясь постепенно другой картиной.

Оцепенение – наиболее заметная особенность этого состояния. Скорбящий скован, напряжен. Его дыхание затруднено, неритмично, частое желание глубоко вдохнуть приводит к прерывистому, судорожному (как по ступенькам) неполному вдоху. Обычны утрата аппетита и сексуального влечения. Нередко возникающие мышечная слабость, малоподвижность иногда сменяются минутами суетливой активности.

В сознании человека появляется ощущение нереальности происходящего, душевное онемение, бесчувственность, оглушенность. Притупляется восприятие внешней реальности, и тогда в последующем нередко возникают пробелы в воспоминаниях об этом периоде.

А. Цветаева, человек блестящей памяти, не могла восстановить картину похорон матери: "Я не помню, как несут, опускают гроб. Как бросают комья земли, засыпают могилу, как служит панихиду священник. Что-то вытравило это все из памяти... Усталость и дремота души. После маминых похорон в памяти – провал" (Цветаева Л. Воспоминания. М., 1971. С. 248).

Первым сильным чувством, прорывающим пелену оцепенения и обманчивого равнодушия, нередко оказывается злость. Она неожиданна, непонятна для самого человека, он боится, что не сможет ее сдержать.

Как объяснить все эти явления? Обычно комплекс шоковых реакций истолковывается как защитное отрицание факта или значения смерти, предохраняющее горюющего от столкновения с утратой сразу во всем объеме.

Будь это объяснение верным, сознание, стремясь отвлечься, отвернуться от случившегося, было бы полностью поглощено текущими внешними событиями, вовлечено в настоящее, по крайней мере, в те его стороны, которые прямо не напоминают о потере.

Однако мы видим прямо противоположную картину: человек психологически отсутствует в настоящем, он не слышит, не чувствует, не включается в настоящее, оно как бы проходит мимо него, в то время как он сам пребывает где-то в другом пространстве и времени. Мы имеем дело не с отрицанием факта, что "его (умершего) нет здесь", а с отрицанием факта, что "я (горюющий) здесь".

Не случившееся трагическое событие не впускается в настоящее, а само оно не впускает настоящее в прошедшее. Это событие, ни в один из моментов не став психологически настоящим, рвет связь времен, делит жизнь на несвязанные "до" и "после". Шок оставляет человека в этом "до", где умерший был еще жив, еще был рядом.

Психологическое, субъективное чувство реальности, чувство "здесь-и-теперь" застревает в этом "до", объективном прошлом, а настоящее со всеми его события ми проходит мимо, не получая от сознания признания его реальности. Если бы человеку дано было ясно осознать что с ним происходит в этом периоде оцепенения, он бы мог сказать соболезнующим ему по поводу того, что умершего нет с ним: "Это меня нет с вами, я там, точнее, здесь, ним".

Такая трактовка делает понятным механизм и смысл возникновения и дереализационных ощущений, и душевной анестезии: ужасные события субъективно не наступит ли; и послешоковую амнезию: я не могу помнить то, в чем не участвовал; и потерю аппетита и снижение либидо -этих витальных форм интереса к внешнему миру; и злость.

Злость – это специфическая эмоциональная реакция на преграду, помеху в удовлетворении потребности. Такой помехой бессознательному стремлению души остаться с любимым оказывается вся реальность: ведь любой человек, телефонный звонок, бытовая обязанность требуют сосредоточения на себе, заставляют душу отвернуться от любимого, выйти хоть на минуту из состояния иллюзорной соединенности с ним.

Что теория предположительно выводит из множества фактов, то патология иногда зримо показывает одним ярким примером. П. Жане описал клинический случай девочки, которая долго ухаживала за больной матерью, а после ее смерти впала в болезненное состояние: она не могла вспомнить о случившемся, на вопросы врачей не отвечала, а только механически повторяла движения, в которых можно было разглядеть воспроизведение действий, ставших для нее привычными во время ухода за умирающей.

Девочка не испытывала горя, потому что полностью жила в прошлом, где мать была еще жива. Только когда на смену этому патологическому воспроизведению прошлого с помощью автоматических движений (память-привычка, по Жане) пришла возможность произвольно вспомнить и рассказать о смерти матери (память-рассказ), девочка начала плакать и ощутила боль утраты.

Этот случай позволяет назвать психологическое время шока "настоящее в прошедшем". Здесь над душевной жизнью безраздельно властвует гедонистический принцип избегания страдания. И отсюда процессу горя предстоит еще долгий путь, пока человек сможет укрепиться в "настоящем" и без боли вспоминать о свершившемся прошлом.

Следующий шаг на этом пути – фаза поиска – отличается, по мнению С. Паркеса, который и выделил ее, нереалистическим стремлением вернуть утраченного и отрицанием не столько факта смерти, сколько постоянства утраты. Трудно указать на временные границы этого периода, поскольку он довольно постепенно сменяет предшествующую фазу шока и затем характерные для него феномены еще долго встречаются в последующей фазе острого горя, но в среднем пик фазы поиска приходится на 5-12-й день после известия о смерти.

В это время человеку бывает трудно удержать свое внимание во внешнем мире, реальность как бы покрыта прозрачной кисеей, вуалью, сквозь которую сплошь и рядом пробиваются ощущения присутствия умершего: звонок в дверь – мелькнет мысль: это он; его голос – оборачиваешься – чужие лица; вдруг на улице: это же он входит в телефонную будку. Такие видения, вплетающиеся в контекст внешних впечатлений, вполне обычны и естественны, но пугают, принимаясь за признаки надвигающегося безумия.

Иногда такое появление умершего в текущем настоящем происходит в менее резких формах. P., мужчина 45 лет, потерявший во время армянского землетрясения любимого брата и дочь, на 29-й день после трагедии, рассказывая мне о брате, говорил в прошедшем времени с явными признаками страдания, когда же речь заходила к дочери, он с улыбкой и блеском в глазах восторгался, как она хорошо учится (а не "училась"), как ее хвалят, какая помощница матери. В этом случае двойного горя переживание одной утраты находилось уже на стадии острого горя, а другой – задержалось на стадии "поиска".

Существование ушедшего в сознании скорбящего отличается в этот период от того, которое нам открывают патологически заостренные случаи шока: шок внереалистичен, поиск – нереалистичен: там есть одно бытие – до смерти, в котором душой безраздельно правит гедонистический принцип, здесь – "как бы двойное бытие" ("Я живу как бы в двух плоскостях",-говорит скорбящий), где за тканью яви все время ощущается подспудно идущее другое существование, прорывающееся островками "встреч" с умершим.

Надежда, постоянно рождающая веру в чудо, странным образом сосуществует с реалистической установкой, привычно руководящей всем внешним поведением горюющего. Ослабленная чувствительность к противоречию позволяет сознанию какое-то время жить по двум не вмешивающимся в дела друг друга законам – по отношению к внешней действительности по принципу реальности, а по отношению к утрате – по принципу "удовольствия".

Они уживаются на одной территории: в ряд реалистических восприятий, мыслей, намерений ("сейчас позвоню ей по телефону") становятся образы объективно утраченного, но субъективно живого бытия, становятся так, как будто они из этого ряда, и на секунду им удается обмануть реалистическую установку, принимающую их за "своих". Эти моменты и этот механизм и составляют специфику фазы "поиска".

Затем наступает третья фаза – острого горя, длящаяся до 6-7 недель с момента трагического события. Иначе ее именуют периодом отчаяния, страдания и дезорганизации и – не очень точно – периодом реактивной депрессии.

Сохраняются, и первое время могут даже усиливаться, различные телесные реакции – затрудненное укороченное дыхание: астения: мышечная слабость, утрата энергии, ощущение тяжести любого действия; чувство пустоты в желудке, стеснение в груди, ком в горле: повышенная чувствительность к запахам; снижение или необычное усиление аппетита, сексуальные дисфункции, нарушения сна.

Это период наибольших страданий, острой душевной боли. Появляется множество тяжелых, иногда странных и пугающих чувств и мыслей. Это ощущения пустоты и бессмысленности, отчаяние, чувство брошенности, одиночества, злость, вина, страх и тревога, беспомощность.

Типичны необыкновенная поглощенность образом умершего (по свидетельству одного пациента, он вспоминал о погибшем сыне до 800 раз в день) и его идеализация – подчеркивание необычайных достоинств, избегание воспоминаний о плохих чертах и поступках. Горе накладывает отпечаток и на отношения с окружающими. Здесь может наблюдаться утрата теплоты, раздражительность, желание уединиться. Изменяется повседневная деятельность.

Человеку трудно бывает сконцентрироваться на том, что он делает, трудно довести дело до конца, а сложно организованная деятельность может на какое-то время стать и вовсе недоступной. Порой возникает бессознательное отождествление с умершим, проявляющееся в невольном подражании его походке, жестам, мимике.

Утрата близкого – сложнейшее событие, затрагивающее все стороны жизни, все уровни телесного, душевного и социального существования человека. Горе уникально, оно зависит от единственных в своем роде отношений с ним, от конкретных обстоятельств жизни и смерти, от всей неповторимой картины взаимных планов и надежд, обид и радостей, дел и воспоминаний.

И все же за всем этим многообразием типичных и уникальных чувств и состояний можно попытаться выделить ют специфический комплекс процессов, который составляет сердцевину острого горя. Только зная его, можно надеяться найти ключ к объяснению необыкновенно пестрой картины разных проявлений как нормального, так и патологического горя.

Обратимся снова к попытке З. Фрейда объяснить механизмы работы печали. "...Любимого объекта больше не существует, и реальность подсказывает требование отнять все либидо, связанное с этим объектом... Но требование ее не может быть немедленно исполнено. Оно приводится в исполнение частично, при большой трате времени и энергии, а до того утерянный объект продолжает существовать психически. Каждое из воспоминаний и ожиданий, в которых либидо было связано с объектом, приостанавливается, приобретает активную силу, и на нем совершается освобождение либидо. Очень трудно указать и экономически обосновать, почему эта компромиссная работа требования реальности, проведенная на всех этих отдельных воспоминаниях и ожиданиях, сопровождается такой исключительной душевной болью" (Фрейд З. Печаль и меланхолия // Психология эмоций. С. 205.).

Итак, Фрейд остановился перед объяснением феномена боли, да и что касается самого гипотетического механизма работы печали, то он указал не на способ его осуществления, а на "материал", на котором работа проводится,- это "воспоминания и ожидания", которые "приостанавливаются" и "приобретают повышенную активную силу".

Доверяя интуиции Фрейда, что именно здесь святая святых горя, именно здесь совершается главное таинство работы печали, стоит внимательно вглядеться в микроструктуру одного приступа острого горя.

Такую возможность предоставляет нам тончайшее наблюдение Анн Филип, жены умершего французского актера Жерара Филипа: " Утро начинается хорошо. Я научилась вести двойную жизнь. Я думаю, говорю, работаю, и в то же время я вся поглощена тобой. Время от времени предо мною возникает твое лицо, немного расплывчато, как на фотографии, снятой не в фокусе. И вот в такие минуты я теряю бдительность: моя боль – смирная, как хорошо выдрессированный конь, и я отпускаю узду. Мгновение – и я в ловушке. Ты здесь. Я слышу твой голос, чувствую твою руку на своем плече или слышу у двери твои шаги. Я теряю власть над собой. Я могу только внутренне сжаться и ждать, когда это пройдет. Я стою в оцепенении, мысль несется, как подбитый самолет. Неправда, тебя здесь нет, ты там, в ледяном небытии. Что случилось? Какой звук, запах, какая таинственная ассоциация мысли привели тебя ко мне? Я хочу избавиться от тебя. хотя прекрасно понимаю, что это самое ужасное, но именно в такой момент у меня недостает сил позволить тебе завладеть мною. Ты или я. Тишина комнаты вопиет сильнее, чем самый отчаянный крик. В голове хаос, тело безвольно. Я вижу нас в нашем прошлом, но где и когда? Мой двойник отделяется от меня и повторяет все то, что я тогда делала" (Филип А. Одно мгновение. М., 1966. С. 26-27).

Если попытаться дать предельно краткое истолкование внутренней логики этого акта острого горя, то можно сказать, что составляющие его процессы начинаются с попытки не допустить соприкосновения двух текущих в душе потоков – жизни нынешней и былой: проходят через непроизвольную одержимость минувшим: затем сквозь борьбу и боль произвольного отделения от образа любимого, н завершаются "согласованием времен" возможностью, стоя на берегу настоящего, вглядываться в ноток прошедшего, не соскальзывая туда, наблюдая себя там со стороны и потому уже не испытывая боли.

Замечательно, что опущенные фрагменты и описывают уже знакомые нам по предыдущим фазам горя процессы, бывшие там доминирующими, а теперь входящие в целостный акт на правах подчиненных функциональных частей этого акта. Фрагмент – это типичный образчик фазы "поиска": фокус произвольного восприятия удерживается на реальных делах и вещах, но глубинный, еще полный жизни поток былого вводит в область представлений лицо погибшего человека.

Оно видится расплывчато, но вскоре внимание непроизвольно притягивается к нему, становится трудно противостоять искушению прямо взглянуть на любимое лицо, и уже, наоборот, внешняя реальность начинает двоиться [прим.1], и сознание полностью оказывается в силовом поле образа ушедшего, в психически полновесном бытии со своим пространством и предметами ("ты здесь"), ощущениями и чувствами ("слышу", "чувствую").

Фрагменты репрезентируют процессы шоковой фазы, но, конечно, уже не в том чистом виде, когда они являются единственными и определяют собой все состояние человека. Сказать и почувствовать "я теряю власть над собой" – это значит ощущать, как слабеют силы, но все же – и это главное – не впадать в абсолютную погруженность, одержимость прошлым: это бессильная рефлексия, еще нет "власти над собой", не хватает воли, чтобы управлять собой, но уже находятся силы, чтобы хотя бы "внутренне сжаться и ждать", то есть удерживаться краешком сознания в настоящем и осознавать, что "это пройдет".

"Сжаться" – это удержать себя от действования внутри воображаемой, но кажущейся такой действительной реальности. Если не "сжаться", может возникнуть состояние, как у девочки П. Жане. Состояние "оцепенения" – это отчаянное удерживание себя здесь, одними мышцами и мыслями, потому что чувства – там, для них там – здесь.

Именно здесь, на этом шаге острого горя, начинается отделение, отрыв от образа любимого, готовится пусть пока зыбкая опора в "здесь-и-теперь", которая позволит на Следующем шаге сказать: "тебя здесь нет, ты там...".

Именно в этой точке и появляется острая душевная боль, перед объяснением которой остановился Фрейд. Как это ни парадоксально, боль вызывается самим горюющим: феноменологически в приступе острого горя не умерший уходит ОТ нас, а мы сами уходим от него, отрываемся от него или отталкиваем его от себя.

И вот этот, своими руками производимый отрыв, этот собственный уход, это изгнание любимого: "Уходи, я хочу избавиться от тебя..." и наблюдение за тем, как его образ действительно отдаляется, претворяется и исчезает, и вызывают, собственно, душевную боль [прим.2].

Но вот что самое важное в исполненном акте острого горя: не сам факт этого болезненного отрыва, а его продукт. В этот момент не просто происходит отделение, разрыв и уничтожение старой связи, как полагают все современные теории, но рождается новая связь. Боль острого горя – это боль не только распада, разрушения и отмирания, но и боль рождения нового. Чего же именно? Двух новых "я" и новой связи между ними, двух новых времен, даже – миров, и согласования между ними.

"Я вижу нас в прошлом..." – замечает А. Филип. Это уже новое "я". Прежнее могло либо отвлекаться от утраты – "думать, говорить, работать", либо быть полностью поглощенным "тобой". Новое "я" способно видеть не "тебя", когда это видение переживается как видение в психологическом времени, которое мы назвали "настоящее в прошедшем", а видеть "нас в прошлом".

"Нас" – стало быть, его и себя, со стороны, так сказать, в грамматически третьем лице. "Мой двойник отделяется от меня и повторяет все то, что я тогда делала". Прежнее "я" разделилось на наблюдателя и действующего двойника, на автора и героя. В этот момент впервые за время переживания утраты появляется частичка настоящей памяти об умершем, о жизни с ним как о прошлом.

Это первое, только-только родившееся воспоминание еще очень похоже на восприятие ("я вижу нас"), но в нем уже есть главное -- разделение и согласование времен ("вижу нас в прошлом"), когда "я" полностью ощущает себя в настоящем и картины прошлого воспринимаются именно как картины уже случившегося, помеченные той или другой датой.

Бывшее раздвоенным бытие соединяется здесь памятью, восстанавливается связь времен, и исчезает боль. Наблюдать из настоящего за двойником, действующим в прошлом, не больно [прим.3].

Мы не случайно назвали появившиеся в сознании фигуры "автором" и "героем". Здесь действительно происходит рождение первичного эстетического феномена, появление автора и героя, способности человека смотреть на прожитую, уже свершившуюся жизнь с эстетической установкой.

Это чрезвычайно важный момент в продуктивном переживании горя. Наше восприятие другого человека, в особенности близкого, с которым нас соединяли многие жизненные связи, насквозь пронизано прагматическими и этическими отношениями; его образ пропитан незавершенными совместными делами, неисполнившимися надеждами, неосуществленными желаниями, нереализованными замыслами, непрощенными обидами, невыполненными обещаниями.

Многие из них уже почти изжиты, другие в самом разгаре, третьи отложены на неопределенное будущее, но все они не закончены, все они – как заданные вопросы, ждущие каких-то ответов, требующие каких-то действий. Каждое из этих отношений заряжено целью, окончательная недостижимость которой ощущается теперь особенно остро и болезненно.

Эстетическая же установка способна видеть мир, не разлагая его на цели и средства, вне и без целей, без нужды моего вмешательства. Когда я любуюсь закатом, я не хочу в нем ничего менять, не сравниваю его с должным, не стремлюсь ничего достичь.

Поэтому, когда в акте острого горя человеку удается сначала полно погрузиться в частичку его прежней жизни с ушедшим, а затем выйти из нее, отделив в себе "героя", остающегося в прошлом, и "автора", эстетически наблюдающего из настоящего за жизнью героя, то эта частичка оказывается отвоеванной у боли, цели, долга и времени для памяти.

В фазе острого горя скорбящий обнаруживает, что тысячи и тысячи мелочей связаны в его жизни с умершим ("он купил эту книгу", "ему нравился этот вид из окна", "мы вместе смотрели этот фильм") и каждая из них увлекает его сознание в "там-и-тогда", в глубину потока минувшего, и ему приходится пройти через боль, чтобы вернуться на поверхность. Боль уходит, если ему удается вынести из глубины песчинку, камешек, ракушку воспоминания и рассмотреть их на свету настоящего, в "здесь-и-теперь". Психологическое время погруженности, "настоящее в прошедшем" ему нужно преобразовать в "прошедшее в настоящем".

В период острого горя его переживание становится ведущей деятельностью человека. Напомним, что ведущей в психологии называется та деятельность, которая занимает доминирующее положение в жизни человека и через которую осуществляется его личностное развитие.

Например, дошкольник и трудится, помогая матери, и учится, запоминая буквы, но не труд и учеба, а игра – его ведущая деятельность, в ней и через нее он может и больше сделать, лучше научиться. Она – сфера его личностного роста.

Для скорбящего горе в этот период становится ведущей деятельностью в обоих смыслах: оно составляет основное содержание всей его активности и становится сферой развития его личности. Поэтому фазу острого горя можно считать критической в отношении дальнейшего переживания горя, а порой она приобретает особое значение и для всего жизненного пути.

Четвертая фаза горя называется фазой "остаточных толчков и реорганизации" (Дж. Тейтельбаум). На этой фазе жизнь входит в свою колею, восстанавливаются сон, аппетит, профессиональная деятельность, умерший перестает быть главным средоточением жизни. Переживание горя теперь не ведущая деятельность, оно протекает в виде сначала частых, а потом все более редких отдельных толчков, какие бывают после основного землетрясения.

Такие остаточные приступы горя могут быть столь же острыми, как и в предыдущей фазе, а на фоне нормального существования субъективно восприниматься как еще более острые. Поводом для них чаще всего служат какие-то даты, традиционные события ("Новый год впервые без него", "весна впервые без него", "день рождения") или события повседневной жизни ("обидели, некому пожаловаться", "на его имя пришло письмо").

Четвертая фаза, как правило, длится в течение года: за это время происходят практически все обычные жизненные события и в дальнейшем начинают повторяться. Годовщина смерти является последней датой в этом ряду. Может быть, не случайно поэтому большинство культур и религий отводят на траур один год.

За этот период утрата постепенно входит в жизнь. Человеку приходится решать множество новых задач, связанных с материальными и социальными изменениями, и эти практические задачи переплетаются с самим переживанием. Он очень часто сверяет свои поступки с нравственными нормами умершего, с его ожиданиями, с тем, "что бы он сказал".

Мать считает, что не имеет права следить за своим внешним видом, как раньше, до смерти дочери, поскольку умершая дочь не может делать то же самое. Но постепенно появляется все больше воспоминаний, освобожденных от боли, чувства вины, обиды, оставленности. Некоторые из этих воспоминаний становятся особенно ценными, дорогими, они сплетаются порой в целые рассказы, которыми обмениваются с близкими, друзьями, часто входят в семейную "мифологию".

Словом, высвобождаемый актами горя материал образа умершего подвергается здесь своего рода эстетической переработке. В моем отношении к умершему, писал М. М. Бахтин, "эстетические моменты начинают преобладать... (сравнительно с нравственными и практическими): мне предлежит целое его жизни, освобожденное от моментов временного будущего, целей и долженствования. За погребением и памятником следует память.

Я имею всю жизнь другого вне себя, и здесь начинается эстетизация его личности: закрепление и завершение ее в эстетически значимом образе. Из эмоционально-волевой установки поминовения отошедшего существенно рождаются эстетические категории оформления внутреннего человека (да и внешнего), ибо только эта установка по отношению к другому владеет ценностным подходом к временному и уже законченному целому внешней и внутренней жизни человека...

Память есть подход точки зрения ценностной завершенности; в известном смысле память безнадежна, но зато только она умеет ценить помимо цели и смысла уже законченную, сплошь наличную жизнь" (Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 94-95).

Описываемое нами нормальное переживание горя приблизительно через год вступает в свою последнюю фазу – "завершения". Здесь горюющему приходится порой преодолевать некоторые культурные барьеры, затрудняющие акт завершения (например, представление о том, что длительность скорби является мерой нашей любви к умершему).

Смысл и задача работы горя в этой фазе состоит в том, чтобы образ умершего занял свое постоянное место в продолжающемся смысловом целом моей жизни (он может, например, стать символом доброты) и был закреплен во вневременном, ценностном измерении бытия

Позвольте мне в заключение привести эпизод из психотерапевтической практики. Мне пришлось однажды работать с молодым маляром, потерявшим дочь во время армянского землетрясения. Когда наша беседа подходила к концу, я попросил его прикрыть глаза, вообразить перед собой мольберт с белым листом бумаги и подождать, пока на нем появится какой-то образ.

Возник образ дома и погребального камня с зажженной свечой. Вместе мы начинаем дорисовывать мысленную картину, и за домом появились горы, синее небо и яркое солнце. Я прошу сосредоточиться на солнце, рассмотреть, как падают его лучи. И вот в вызванной воображением картине один из лучей солнца соединяется с пламенем погребальной свечи: символ умершей дочери соединяется с символом вечности. Теперь нужно найти средство отстраниться от этих образов.

Таким средством служит рама, в которую отец мысленно помещает образ. Рама деревянная. Живой образ окончательно становится картиной памяти, и я прошу отца сжать эту воображаемую картину руками, присвоить, вобрать в себя и поместить ее в свое сердце. Образ умершей дочери становится памятью – единственным средством примирить прошлое с настоящим.

Реакции горя.

Стадии горя.

Тактика медицинского персонала с пациентами в состоянии горя.

Смерть и умирание.

Стадии приближения к смерти.

Психологические особенности инкурабельных больных, изменения психики.

Правила поведения с умирающим больным и его родственниками.

Темы смерти, умирания и послесмертного существования предельно актуальны для каждого из живущих. Это справедливо хотя бы потому, что рано или поздно всем нам придётся покинуть этот мир и отправиться за грань земного существования.

Элизабет Кюблер-Росс была одной из первых, кто проследил путь умирающих с того момента, когда они узнали о своём близком конце, до того, как они испустили последний вздох.

Приближение к смерти

Жизнь покидает земную оболочку, в которой она долгие годы пребывала, постепенно, в несколько этапов.

I. Социальная смерть.

Характеризуется потребностью умирающего изолироваться от общества, замкнуться в самом себе и всё дальше и дальше отдаляться от живых людей.

II. Психическая смерть.

Соответствует осознанию человеком очевидного конца.

III. Мозговая смерть означает полное прекращение деятельности головного мозга и его контроля над различными функциями организма.

IV. Физиологическая смерть соответствует угасанию последних функций организма, обеспечивавших деятельность его жизненно важных органов.

Смерть и наступающая затем гибель клеток не означают, однако, что все процессы в организме прекращаются. На атомном уровне продолжают свой бесконечный головокружительный бег элементарные частицы, движимые энергией, которая существует с начала всех времён. «Ничто не создаётся заново и ничто не исчезает навсегда, всё только трансформируется...».

Эмоциональные стадии горя

Нередко в отделении находится неизлечимый пациент. Человек, узнавший, что он безнадёжно болен, что медицина бессильна и он умрёт, переживает различные

психологические реакции, так называемые эмоциональные стадии горя. Очень важно распознать, в какой стадии находится человек на данный момент, чтобы оказать ему соответствующую помощь.

1-ая стадия – отрицание.

Слова: «Нет, не я!» - самая обычная и нормальная реакция человека на объявление ему смертельного диагноза. Для ряда пациентов стадия отрицания является шоковой и носит защитный характер. У них возникает конфликт между желанием узнать правду и избежать тревогу. В зависимости от того, насколько человек способен взять события под свой контроль и насколько сильную поддержку ему оказывают окружающие, он преодолевает эту стадию легче или тяжелее.

2-ая стадия – агрессия, гнев.

Как только пациент осознаёт реальность происходящего, его отрицание сменяется гневом.«Почему именно я?», – пациент раздражителен, требователен, его гнев часто переноситсяна семью или медицинский персонал.

Важно, чтобы умирающий получил возможность излить свои чувства.

3-я стадия – торга, просьба об отсрочке

Пациент пытается совершить сделку с собой или другими, вступает в переговоры за продление своей жизни, обещая, например, быть послушным пациентом или примерным верующим.

Перечисленные три фазы составляют период кризиса и развиваются в описанном порядке или с частыми возвращениями назад. Когда смысл заболевания полностью осознаётся, наступает стадия депрессии.

4-я стадия – депрессия.

Признаками депрессии являются:

Постоянно плохое настроение;

Потеря интереса к окружающему;

Чувство вины и собственной неполноценности;

Безнадёжность и отчаяние;

Попытки самоубийства или постоянные мысли о суициде.

Пациент замыкается в себе и часто испытывает потребность плакать при мысли о тех, кого он вынужден оставить. Он больше не задаёт вопросов.

5-я стадия – принятие смерти .

Эмоционально-психологическое состояние пациента на стадии принятия претерпевает принципиальные изменения. Человек подготавливает себя к смерти и принимает её как факт. Он, как правило, смиренно ждёт своего конца. На этой стадии происходит интенсивная духовная работа: покаяние, оценка своей жизни и той меры добра и зла, которой можно оценить свою прожитую жизнь. Пациент начинает испытывать состояние покоя и умиротворения.