Кто сказал, что "молчанием предается Бог"? Молчанием предаётся Бог — Блог Сергия Кондакова Молчанием предается бог григорий богослов.
А хваля добродетель, буду хвалить самого Бога, от Которого в людях добродетель и дар возрождения или возвращения к Нему через сродное озарение. Ибо из многих и великих даров, которые мы получили и получим еще от Бога и которых числа и великости никто изречь не может, дар наибольший и наиболее свидетельствующий о Божием к нам человеколюбии есть наше к нему стремление и сродство с Ним. Что солнце для существ чувственных, то Бог для духовных: одно освещает мир видимый, Другой – невидимый; одно телесные взоры делает солнцевидными, Другой разумные естества – богоподобными. И как солнце, доставляя возможность видящему видеть, а видимому быть видимым, само гораздо превосходнее видимого, так Бог, устраивающий, чтобы существа мыслящие имели дар мышления, а мыслимые были предметом мышления, Сам выше всего мысленного, и всякое желание останавливается на Нем, далее же никуда не простирается. Ибо далее Его ничего высшего и даже вовсе ничего не находит ум самый любомудрый, превыспренний и любоиспытательный. Бог есть последнее из желаемых, успокоение всех бывших умозрений. Кто успел с помощью рассудка и умозрения расторгнуть вещество и плотское (если назвать так) облако, или покрывало, приблизиться к Богу, насколько доступно человеческой природе, и соединиться с чистейшим светом, тот блажен, по причине как восхождения отсюда, так и тамошнего обожествления, к которому приводит истинное любомудрие и возвышение над вещественной двойственностью ради единства, умопредставляемого в Троице. А кто от сопряжения с веществом стал хуже и настолько прилепился к бренному, что не может воззреть на сияние истины и возвыситься над дольним, тогда как сам произошел свыше и призывается к горнему, тот для меня жалок, по причине ослепления, хотя бы он и благоуспешен был в здешней жизни; даже тем более жалок, чем более обольщается своим счастьем и верит, что есть другое благо, кроме блага истинного, пожиная тот вредный плод своего вредного мнения, что или осуждается во тьму, или как на огонь смотрит на того, Кого не признал за свет.
Такое любомудрие и из новых, и из древних достигнуто немногими (ибо немного Божиих, хотя и все – Божие создания): достигнуто законодателями, военачальниками, священниками, пророками, евангелистами, апостолами, пастырями, учителями, всей духовной полнотой, всем духовным собором, а между ними и восхваляемым ныне мужем. Кого же подразумеваю под достигшими? – Еноха, Ноя, Авраама, Исаака, Иакова, двенадцать Патриархов, Моисея, Аарона, Иисуса, Судей, Самуила, Давида, Соломона до известного времени, Илию, Елисея, пророков, живших прежде и после пленения, и тех, в порядке последних, но в действительности первых, которые близки ко времени Христова воплощения или восприятия Христом плоти, – этот светильник, претекший Свету, этот глас, предваривший Слово, этого ходатая, предшествовавшего Ходатаю, этого посредника между Ветхим и Новым Заветом, этого славного Иоанна и учеников Христовых, и тех, которые после Христа или председательствовали в народе, или прославились учением, или стали известны по чудесам, или запечатлелись кровью. И из этих-то мужей Афанасий одним ни в чем не уступал, другим уступал в немногом, а некоторых (если не дерзко будет сказать) даже превзошел, подражая кому в слове, кому в деле, кому в кротости, кому в ревности, кому в перенесении опасностей, кому во многом, кому во всем. Заимствуя у одного ту, у другого другую красоту, как делают живописцы, старающиеся довести изображаемый предмет до крайнего изящества, и совокупив все это в одну свою душу, он из всего составил единый облик добродетели, сильных в слове превзойдя деятельностью, а деятельных – словом, или, если угодно, превысив в слове – прославившихся словом, и в деятельности – самых деятельных, а посредственных в слове и деле – превосходством в том и другом, высоких же в одном из двух оставив ниже себя и словом и делом. И если к славе предшественников его служит, что они были для него образцом доблестей; то этому нашему украшению не в меньшую обращается похвалу, что он стал образцом для своих преемников.
Как на описание всех его доблестей и на изъявление им удивления потребовалось бы, может быть, больше времени, нежели сколько должно занять настоящее слово; притом все это было бы делом не похвального слова, а истории (и я в назидание и услаждение потомству желал бы изобразить его доблести особым писанием, как и он описал жизнь божественного Антония, изложив в виде повествования правила монашеской жизни), то из многих его дел, большую часть предоставив знающим, коснусь немногих, какие на этот раз приходят мне на память как более известные, чтобы только удовлетворить собственному желанию и воздать должное празднику. Ибо не благочестно и не безопасно было бы чтить памятью жития нечестивых, а обходить молчанием мужей, прославившихся благочестием, и притом в городе , который едва ли спасут и многие примеры добродетелей, потому что он божественные предметы обращает в забаву так же, как скачки и зрелища.
Афанасий рано был напоен божественными правилами и уроками, употребив немного времени на изучение наук общеупотребительных, с тем только, чтобы и в этом не казаться совершенно неопытным и не знающим того, что почитал достойным презрения. Он не потерпел, чтобы благородные и обильные дарования души были упражняемы в предметах суетных; не захотел подвергнуться участи неопытных борцов, которые, поражая чаще воздух, нежели противников, не достигают наград. Изучив все книги Ветхого и Нового Завета, как другой не изучал и одной, он обогащает себя умозрительными сведениями, обогащает и светлостью жизни, и удивительным образом сплетает из того и другого эту подлинно золотую, для многих неудобосплетаемую цепь, употребив жизнь в руководство к умозрению, и умозрение, как печать жизни. Ибо правило, что «начало мудрости страх Господень» (; ), есть как бы первая только пелена; мудрость же, превозмогшая страх, перешедшая в любовь, делает нас Божиими друзьями и из рабов сынами.
Так воспитанный и обученный, как и надлежало бы и ныне готовящимся быть представителями народа и иметь попечение о великом теле Христовом, по великому Божию совету и предведению, которое задолго прежде полагает основание важных событий, он сопричисляется к этому великому алтарю, делается одним из приближенных «приближающихся» к Богу (), удостаивается священного стояния и чина, и когда прошел весь ряд степеней, тогда (чтобы не говорить о средних) дается ему председательство в народе, или, что то же, вверяется попечение о целой Вселенной; и священство приемлет он (не умею сказать) как награду за добродетель, или как источник и жизнь Церкви. Ибо нужно было, чтобы Церковь, томимая жаждой истины и едва дышащая, была напоена, как Исмаил (), или прохлаждена из источника, как Илия, в земле иссохшей от бездождия (), и оживотворилась, чтобы оставлено было "семя" Израилю (), и мы не стали как Содом и Гоморра, эти города, потопленные "огнем" и "серой" () и известные своими пороками и еще более своей погибелью.
Поэтому нам, повергнутым уже долу, воздвигнут рог спасения, благовременно ниспослан краеугольный камень, связующий нас с самим собой и друг с другом, или огонь, очищающий гнилое и вредное вещество, или лопата земледельца, отделяющая в учении легкое от полновесного, или меч, отсекающий корни злобы. И Слово находит своего поборника, и Дух приобретает мужа, который за Него будет дышать ревностью. Так и для таких причин, по приговору всего народа, не в подражание худому образцу, превозмогшему впоследствии, не с помощью убийств и насилий, но апостольски и духовно, возводится он на престол Марка преемником его должности, а не менее и благочестия; ибо хотя далек от него в первом, однако же близок в последнем. А в этом собственно и надобно поставлять преемственность; ибо единомыслие делает и единопрестольными, разномыслие же разнопрестольными. И одна преемственность бывает только по имени, а другая в самой вещи. Ибо тот истинный преемник, кто не употребил, а разве потерпел принуждение, кто возведен, не преступив закон, но по закону, кто не противного держится учения, но ту же содержит веру; если только называешь преемником не в том смысле, в каком болезнь преемствует здравию, мрак – свету, буря – тишине, исступление – здравомыслию.
Так он возводится, так и распоряжается властью. Не следует обычаю вступить на престол и тотчас предаться своеволию от пресыщения, подобно тем, которые сверх чаяния захватывают какую-либо власть или наследство. Это свойственно священникам чуждым, незаконным и недостойным сана, которые, приступая к священству, ничего не привносят с собой, нимало не потрудившись для добродетели, оказываются вместе и учениками и учителями благочестия, и когда сами еще не очистились, начинают очищать других. Вчера святотатцы, а ныне священники, вчера не смевшие приступить к святыне, а ныне тайноводители, устаревшие в пороках и новоявленные в благочестии, произведение человеческой милости, а не дело благодати Духа, – они весь путь свой ознаменовали насилием, и, наконец, гнетут само благочестие; не нравы дают им степень, а степень – нравы (так много превратился порядок!); им больше надобно приносить жертвы за себя, нежели «за грехи неведения народа» (); они непременно грешат в одном из двух: или, имея нужду в снисхождении, чрезмерно снисходительны, так что не пресекают порок, а учат пороку; или строгостью власти прикрывают собственные дела свои.
Но Афанасий не имел ни одного из этих пороков, напротив, насколько высок был делами, настолько смирен сердцем; в добродетели никому недоступен, а в обращении всякому весьма благоприступен, кроток, негневлив, сострадателен, приятен в беседе, еще приятнее по нраву, ангелоподобен наружностью, еще ангелоподобнее сердцем; когда делал выговор, – был он спокоен; когда хвалил, – назидателен. Он ни одного из этих добрых качеств не портил неумеренностью: у него выговоры были отеческие и похвалы, приличные начальнику; и мягкость не составляла слабости, и строгость – жестокости; напротив, первая представлялась снисходительностью, последняя – благоразумием, а та и другая – любомудрием. Ему немного было нужно слов, потому что для наставления других достаточно было его жизни; ему редко нужен был жезл, потому что достаточно было слова, и еще реже нужно было употреблять сечение, потому что достаточно было жезла, поражающего слегка.
Но для чего мне описывать вам этого мужа? Его описал уже Павел, частью, когда восхваляет () «Первосвященника великого, прошедшего небеса» (да дерзнет и на это мое слово, потому что Писание называет Христами живущих по Христе!), – частью когда в послании к Тимофею дает ему закон. Изображая словом, каков должен был предназначаемый для епископства (). Ибо если закон этот как правило приложишь к похваляемому в этом именно отношении, то ясно увидишь его прямизну.
Приступите же со мной к православию Афанасия и подайте помощь мне, который затрудняется в слове, и желая большую часть обойти молчанием, останавливается на каждом его деянии, не умея отыскать превосходнейшего, как трудно бывает это находить в теле, со всех сторон одинаково и прекрасно отделанном, ибо что ни представится, все то оказывается прекрасным, всем тем увлекается слово. Итак, пусть разделит со мной его доблести всякий, кто хочет быть вещателем ему похвал и свидетелем; пусть все вступят в прекрасное друг с другом состязание – мужи и жены, юноши и девы, старцы с юными, священники и народ, отшельники и подвизающиеся в общежитии, любители простоты и строгой точности, ведущие жизнь созерцательную и деятельную! Пусть восхваляют – кто как бы бесплотность и невещественность его в пощениях и молитвах, а кто бодрость и неутомимость во бдениях и псалмопениях, один предстательство за нуждающихся, другой противоборство превозносящимся, или снисходительность к смиренным; девы – невестоводителя, супруги – наставника целомудрию, пустынножители – окрыляющего, пребывающего в общежитии – законодателя, любители простоты – руководителя, ведущие жизнь созерцательную – богослова, живущие в веселье – узду, бедствующие – утешителя, седина – жезл, юность – детовождение, нищета – снабдителя, обилие – домостроителя! Думаю, что и вдовы восхвалят покровителя, сироты – отца, нищие – нищелюбца, странники – страннолюбца, братья – братолюбца, больные – врача, оказывающего помощь при всякой болезни, здоровые – охранителя здоровья, и все – «для всех сделавшегося всем» (), да всех, или как можно большее число людей, приобретет.
Итак, все это, как сказал я, пусть почтут удивлением и похвалами другие, у кого столько досуга, чтобы дивиться малым его совершенствам! А когда называю малыми, – говорю это, сравнивая его с ним же самим и сличая доблести его с его же собственными. Ибо «не оказывается славным» , как сказано, «прославленное» , сколь оно ни славно, «по причине преимущественной славы последующего» (). Между тем и немногих из его доблестей достаточно было бы другим для прославления. Но мне, которому непозволительно, оставив слово, заняться чем-либо маловажным, и в его совершенствах надобно обратиться к главнейшему. Впрочем сказать что-нибудь достойное его красноречия и душевных качеств есть дело Божие, а для Бога и это слово.
Процветали и прекрасно шли некогда наши дела; тогда во Дворы Божии не имело доступа это излишнее, сладкоречивое и ухищренное богословствование. Напротив, сказать или услышать о Боге что-нибудь новое и удовлетворяющее одному любопытству, значило то же, что играть в камни и скоростью их перекидывания обманывать зрение, или забавлять зрителей разнообразными и женоподобными движениями тела. Простота же и благородство слова почитались благочестием. Но после того как Сексты и Пирроны и охота к словопрениям, подобно какой-то тяжкой и злокачественной болезни, вторглись в наши церкви, пустословие стали почитать ученостью, и, как в книге Деяний говорится об афинянах (), мы «ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать новое» ; с этого времени какой Иеремия, один умеющий составить плач, равномерный страданиям, оплачет наш позор и омрачение! Начало этому бешенству положил Арий , соименный умоисступлению, который и понес наказание за необузданность языка, по действию молитвы, а не по болезни, приняв конец жизни в нечистом месте и рассевшись, как Иуда, за равное с ним предательство Слова. А другие, наследовав этот недуг, составили из нечестия науку; они, ограничив Божество Нерожденным, изгнали из Божества не только Рожденного, но и Исходящего, чествуя Троицу одним общением имени, или даже и того не соблюдая. Но не так учил этот блаженный, поистине Божий человек и великая труба истины. Зная, что Трех сокращать в одно число безбожно и есть нововведение Савеллия, который первый выдумал такое сокращение Божества, а также Трех разделять по естеству значит вводить в Божество странное сечение, – он и прекрасно соблюл единое относительно к Божеству, и благочестно научил признавать Трех, относительно к личным свойствам, не слив Их воедино и не разделив на трех, но пребыв в пределах благочестия через избежание как излишней преклонности к тому или другому, так и излишнего сопротивления тому и другому. И этим, во-первых, на святом Соборе в Никее, среди этого числа избранных мужей, которых Дух Святой собрал воедино, он, насколько зависело от него, прекратил недуг. И хотя не был еще возведен в сан епископа, однако же удостоен первенства между собравшимися; ибо добродетель уважалась не меньше степеней.
Потом, когда зло было вновь оживлено дуновением лукавого и объяло большую часть Вселенной (с этого времени открываются передо мной действия, наполнившие собой почти всю сушу и море), тогда на Афанасия, как мужественного поборника Слова, воздвигается сильная брань (ибо на того более и нападают, кто более противится), и отовсюду новые и новые устремляются на него беды; потому что нечестие изобретательно на зло и нападает с крайней дерзостью. Да и могли ли щадить людей не пощадившие Божества? Особенно одно из нападений было очень жестоко. И я в этом деле имею свою часть . Но да извинят в этом любезную страну – отечество! В злом деле виновны не страна, нас произведшая, но сами избравшие зло; она священна и всякому известна своим благочестием, а эти недостойны Церкви, их породившей. Вы слыхали, что и в винограднике родится терн, что Иуда, один из учеников, стал предателем. Иные прощают вину соименному мне , который из любви к наукам проживая тогда в Александрии, и благосклонно принятый Афанасием, как один из самых любимых детей пользуясь весьма великим у него доверием, замыслил, как говорят, восстать против отца и покровителя. И хотя действовали другие, однако же с ними была, что называется, «рука Авессалома» (). Если кто из нас знает эту руку, за которую оклеветали Святого, и этого живого мертвеца , и это несправедливое изгнание; то поймет, о чем говорю. Впрочем, охотно предам это забвению. По моему рассуждению, в делах, подлежащих сомнению, надобно преклоняться к человеколюбию, и более извинять, нежели обвинять подвергаемых обвинению; потому что злому очень легко обвинить и доброго, а доброму трудно обвинить и злого. Кто нерасположен к злу, тот неспособен и к подозрению.
Но вот уже не слово, а дело; не подозрение, оставшееся без исследования, но достоверное и оглашенное происшествие. Одно каппадокийское чудовище, явившееся с дольних пределов нашей страны, худое родом, еще худшее сердцем, по происхождению не вполне свободное; но нечто смешанное, подобно тому, что знаем о мулах, – человек, который сначала прислуживал за чужим столом, продавши себя за кусок хлеба, привык все делать и говорить для чрева, потом, к несчастью, домогся общественной службы и получил в ней самое последнее место – приемщика свиных туш, какими питается войско, но и здесь употребил доверенность во зло и служил только чреву, – когда у него было все отнято, замышляет бегство и, переходя из страны в страну, из города в город, как свойственно беглецам, наконец, к общему вреду Церкви, подобно одной из египетских язв, достигает Александрии. Здесь прекращается его скитание и начинается злокозненность. Хотя в других отношениях не заслуживал он никакого внимания, не знал свободных наук, не имел ни приятности в беседе, ни даже вида и пустой личины благочестия, однако же всех был искуснее строить козни и приводить дела в замешательство. Все вы знаете и сами можете рассказать, сколько дерзостей учинил он против Святого . Ибо нередко и праведники предаются в руки нечестивых, – не к славе нечестивых, но для испытания праведных. И хотя, по Писанию, «виновные смертью лютой погибнут, но» в настоящей жизни «посмеваются» благочестивым (), пока сокрыты и милость Божия, и великие сокровищницы уготованного тем и другим впоследствии, когда и слово и дело и помышление будут взвешены на праведных весах Божиих; когда Бог восстанет судить землю, соберет намерения и дела и обнаружит все, что у Него запечатлено и соблюдено.
В этом да убедит тебя Иов и словом, и страданиями своими. Он был «человек справедлив, непорочен, праведен, богобоязнен» () и прочее, как свидетельствует о нем Писание; однако же испросивший его поражает столь многими, непрерывными и щедрыми ударами, что из великого множества во все времена злострадавших и, как вероятно, несших тяжелые бедствия никто не сравнит несчастий своих с его. Ибо у Иова не только деньги, имущество, благочадие и многочадие, – что для всякого человека весьма дорого, не только, говорю, отъемлется все это, и при беспрерывности бедствий нет времени слезам, но напоследок само тело поражено неисцельной и отвратительной для взора язвой, а в дополнение несчастия есть жена, дающая советы на худшее, старающаяся вместе с телом поразить и душу; есть искреннейшие друзья, «жалкие утешители» , как сам он говорит (), а не врачеватели, которые видят страдания, но, не зная тайны страданий, признают бедствие его не испытанием добродетели, но наказанием за грехи, и не только содержат это в мыслях, но не стыдятся даже укорять его самим несчастием, тогда как надлежало бы облегчить скорбь словами утешения, если бы Иов страдал и за грехи. Так было с Иовом; таково начало дела его; это была борьба добродетели и зависти; зависть силилась победить добро, а добродетель, чтобы остаться непобедимой, все переносила; одна подвизалась из того, чтобы проложить путь пороку наказанием благоуспевших, а другая из того, чтобы поддержать добрых, имеющих преимущество и в самих несчастиях. Что же Вещающий к нему «сквозь бурю и облака» (), Медленный в наказании и Скорый на помощь, «не оставляющий» вовсе «жезла нечестивых над жребием праведных» (), дабы не научились праведные беззаконию? При конце подвигов громким провозглашением вызывает подвижника и открывает тайну поразившего его удара, говоря: «Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя» ()? Таково врачевание от ран! Таков венец за подвиги! Такова награда за терпение! А последовавшее за этим, может быть, и маловажно, хотя для некоторых кажется великим, да и совершено Промыслом ради людей малодушных, хотя и с усугублением получает Иов потерянное.
Поэтому и здесь неудивительно, что Георгий превозмог Афанасия; напротив, удивительнее было бы, если бы праведник не вынес испытания в огне клеветы. Даже и это не очень удивительно, а удивительнее то, что пламени этого достаточно было к произведению большего. Афанасий удаляется оттуда и самим бегством пользуется как можно лучше. Ибо поселяется в священных и божественных обителях египетских отшельников, которые, разлучившись с миром и возлюбив пустыню, живут для Бога, посвятив Ему себя более всех пребывающих во плоти. Одни из них ведут совершенно уединенную жизнь без сообщения с людьми, беседуют единственно с самими собой и с Богом, и то одно почитают миром, что знают о нем в пустыне. Другие, своей общительностью выполняя закон любви, вместе пустынники и общежительные; для прочих людей и вещей, для всего, что кружится перед нами, то увлекая, то увлекаясь и обольщая нас быстрыми переменами, – они умерли, а друг для друга составляют целый мир, взаимным примером поощряя друг друга к добродетели. С ними беседуя великий Афанасий, как и для всех других был он посредником и примирителем, подражая «Умиротворившему кровью Своею» то, что было разлучено (), так примиряет и пустынножительство с общежитием, показав, что и священство совместно с любомудрием , и любомудрие имеет нужду в тайноводстве; ибо в такой мере согласил между собой то и другое, и соединил в одно как безмолвное делание, так и деятельное безмолвие, что убедил поставлять монашество более в благонравии, нежели в телесном удалении от мира. Почему и великий Давид был насколько деятельнейший, настолько и самый уединенный человек, если в подтверждение нашего слова сильно и несомненно сказанное им: «а я перейду» (). Таким образом, превосходящие других добродетелью были ниже Афанасия разумением в большей мере, нежели в какой превосходили других, и немногое привнося от себя к совершению священства, гораздо более сами заимствовали к усовершению любомудрия. То для них было законом, что он одобрял, и все то опять отвергалось ими, чего он не одобрял; его определения служили для них Моисеевыми скрижалями; к нему больше имели почитания, нежели сколько люди должны иметь к святым. И когда явились к ним преследовавшие Святого, как зверя, после того как всюду искали его и не находили; тогда они не удостоили посланных даже одним словом, но преклонили головы свои под мечи, как бы бедствуя за Христа; и претерпеть за Афанасия что-либо самое тяжкое почитали величайшим приобретением для любомудрия, ставили это гораздо богоугоднее и выше продолжительных постов, возлежаний на голой земле и других злостраданий, какими они всегда услаждаются. Такова была тогдашняя жизнь Афанасия; он оправдывал собой слова Соломона, который любомудрствовал, что есть «время всякой вещи» (). Поэтому и скрылся он не надолго, пока продолжалась брань, чтобы явиться с наступлением мира, что и исполняется в скором времени.
А Георгий, не видя уже ни от кого противодействия, обходит Египет, покоряет силе нечестия Сирию, захватывает, насколько мог, и Восток. Как ручьи принимают в себя все стоки, так и он собирает к себе все немощное, – нападая на людей более легкомысленных или робких; овладевает простотой царя (так назову его легковерие, уважив усердие к Вере, потому что, если говорить правду, он имел "ревность" , но «не по разуму» (); и как всюду пролагало ему путь достояние нищих, употребляемое на худые дела, – подкупает некоторых вельмож – более златолюбивых, нежели христолюбивых, особенно же между ними людей женоподобных, мужей по имени, не имеющих в себе ничего мужского, сомнительных родом, но отъявленных нечестием , которым римские государи, поверяя дела женские, не знаю как и почему, вручают вместе и дела мужские. Так усилился этот служитель лукавого, сеятель плевел, предтеча антихристов. Вместо языка употреблял он красноречивейшего из тогдашних епископа (если угодно назвать красноречивым этого не столько защитника нечестия, сколько нашего врага и состязателя; о имени его умолчу охотно); а сам служил своему скопищу вместо руки, и истину ниспровергал золотом, которое собиралось на дела благочестивые, но злонамеренными людьми обращаемо было в орудие нечестия. Следствием этого преобладания был собор, составленный прежде в Селевкии, во храме святой и доблестной Девы Феклы, а потом в этом великом городе ; и городам, славившимся прежде доблестями, дал именитость делами позорными этот столп Халанский (), благовременно разделивший языки (о если бы разделил и их языки, потому что согласие у них на зло!), – это Каиафино соборище, на котором осуждается Христос, – или как иначе должно назвать этот собор, все извративший и приведший в замешательство. Он разрушил древнее и благочестивое исповедание Троицы, подкопав и как бы стенобитными орудиями потрясши Единосущие, а вместе отверз дверь нечестию неопределенностью написанного, под предлогом уважения к Писанию и употреблению давно принятых наименований, в действительности же, чтобы вместо них ввести неписаное (άγραφον ) арианство. Ибо слова: подобен по писаниям , для простых служили приманкой, покрывавшей уду нечестия, – изображением, которое смотрит в глаза всякому мимоходящему, – обувью, сшитой на обе ноги, – веянием при всяком ветре (). Он основывал права свои на новописаном злоухищрении «, а потому не вредит благочестию, если кто употребляет то или другое слово. Ариане воспользовались этим против истинного учения., на клевете против истины; ибо они были мудры на злые дела, но не умели делать добра. Отсюда то хитро придуманное осуждение еретиков, которых они отлучили на словах, чтобы замысел свой сделать привлекательным, а в самом деле выставляли только на вид, обвинив не за тяжкое несчастие, а за чрезмерную охоту писать . От этого непосвященные стали судьями преподобных, произошло новое смешение, – в собраниях народных рассматриваются предметы священно-таинственные; от этого незаконное исследование жизни , наемные доносчики и суд по договору; одни несправедливо свергаются с престолов, другие возводятся на их место, и у этих как чего-то необходимого требуют рукописании нечестия, и чернила готовы и доносчик подле. Этому подверглись весьма многие из нас, даже люди самые твердые; они не мыслью пали, но согласились на письме, вступили в единение с лукавыми и в мыслях, и на письме, и сделались причастниками, если не огня, то по крайней мере – дыма.
Я нередко проливал слезы, представляя себе тогдашнее разлитие нечестия и ныне восставшее гонение на правое слово от представителей слова. Подлинно, обезумели пастыри, по-написанному: «множество пастухов испортили Мой виноградник» , посрамили «любимый участок Мой» (), то есть Церковь Божию, собранную многими трудами и жертвами, закланными до Христа и после Христа, и великими страданиями за нас самого Бога. За исключением весьма немногих, которые или обойдены по своей малозначительности, или противоставили своими доблестями и должны были остаться для Израиля семенем и корнем, чтобы снова возникнуть и оживотвориться потоками духа, все покорились обстоятельствам времени, с тем только различием, что одни подверглись этому прежде, другие после. Одни стали поборниками и покровителями нечестия, другие заняли второстепенные места и были или поражены страхом, или порабощены нуждой, или уловлены ласкательством, или вовлечены по неведению, что составляет меньшую вину если для кого достаточно и этого к извинению тех, которым вверено попечение о народе. Ибо как не одинаковы стремления у львов и у других животных, а равно у мужей и жен, у старых и юных, напротив, немало различия в каждом возрасте и поле, так есть разность между начальниками и подчиненными. Может быть, извинили бы мы и простолюдинов, если бы с ними случилось это; их часто спасает невникательность, но как простим это учителю, который, если только не лжеименный, должен помогать в неведении другим? Если всякому, насколько бы кто ни был груб и невежествен, непростительно не знать какого-либо римского закона, и если нет такого закона, который бы покрывал сделанное по неведению; то не странно ли – тайноводствующим ко спасению не знать начал спасения, хотя бы они во всем другом были и очень просты и неглубокого ума? Впрочем, пусть получат извинение те, которые последовали нечестию по неведению. Что же скажешь о прочих, которые сами себе приписывают проницательность и по сказанным выше причинам уступили превозмогающей силе, которые долго представляли собой людей благочестивых, а как скоро встретилось нечто изобличающее, тотчас преткнулись.
Слышу сказанное в Писании, что «еще раз потрясутся небо и земля» (), как будто бы с ними было уже это некогда прежде, и думаю, что этим означается славное обновление всех вещей. Должно верить и Павлу, который говорит, что последнее потрясение есть не что иное как второе Христово пришествие, претворение и преложение настоящей Вселенной в состояние неподвижности и непоколебимости (). Но и настоящее это потрясение, как рассуждаю, ничем не меньше прежде бывших, потому что им отторгнуты от нас все любомудрые, боголюбивые и заранее сожительствующие с горними мужи, которые, хотя во всем другом мирны и умеренны, однако же не могут пренесть с кротостью, когда молчанием предается Бог, и даже делаются при этом весьма браннолюбивыми и неодолимыми (ибо таков жар ревности), и готовы скорее ниспровергнуть, чего не должно, нежели пренебречь должным. За ними устремляется немалое число и народа, подобно стае птиц, улетая за улетевшими вперед, и даже теперь Не перестают улетать.
Вот что значит для нас Афанасий, пока он был броней Церкви, и вот что вышло, когда он уступил наветам лукавых! Намеревающиеся овладеть какой-нибудь твердой крепостью, когда видят, что она неприступна и не может быть взята обыкновенными средствами, прибегают к хитрости. И что же делают? Привлекают на свою сторону деньгами или обманом начальника крепости и тогда без всякого уже труда овладевают ею. Или, если угодно, злоумышлявшие против Самсона сперва обрезали у него волосы, в которых заключалась его сила, потому взяли уже Судию и надругались над ним, как хотели и столь же властительски, как он обходился прежде с ними. Так поступили и наши иноплеменники; сперва исторгли у нас нашу силу, остригли славу Церкви и потом уже насладились догматами и делами нечестия.
В это время подпора и покровитель враждебного нам пастыря переселяется из здешней жизни, положив худой конец нехудому царствованию, но принесши, как сказывают, бесполезное раскаяние при последнем издыхании, когда всякий бывает искренним судьей самому себе, по причине ожидающего там судилища. Ибо следующие три дела сознавал он худыми и недостойными своего царствования: умерщвление родственников , возвышение Цезарем отступника и нововведения в Вере; и, как сказывают, со словами раскаяния окончил он жизнь. Тогда снова восприемлет права свои слово истины, утесненные получают полную свободу, между тем как ревность раздражает гнев, и народ александрийский узнает на опыте, каков он против оскорбителей. Жители Александрии не стерпели необузданности человека и предали позору пороки его необычайной смертью, а смерть необычайными поруганиями. Вам известны и этот верблюд, и странная ноша, и новое возвышение, и первое, а думаю, и единственное шествие – грозные и доныне для притеснителей . Когда же эта буря неправды, этот растлитель благочестия, предтеча лукавого приемлет наказание, по моему мнению, не заслуживающее одобрения (потому что надобно было смотреть не на то, что ему надлежало претерпеть, а на то, что нам следовало сделать), тогда подвижник возвращается из прекрасного странствования (так назову бегство его за Троицу и вместе с Троицею). С такой радостью встречается он жителями города и едва не всем Египтом, везде и отовсюду, даже с крайних пределов стрекающимся, что одни желают насладиться единым голосом, а другие лицезрением Афанасия, иные же, как известно об Апостолах (), освятиться одной тенью его этим новым образом тела. И потому, хотя много многим неоднократно во все времена воздано уже почестей и сделано встреч, не только народным правителям и иереям, но и частным лицам чем-нибудь прославившимся; однако же не запомнят ни об одной встрече, которая была бы многолюднее и блистательнее настоящей. Одно только можно применить к этой встрече – самого Афанасия и ему же оказанную прежде почесть, при прежнем его вступлении в Александрию, когда возвращался из такого же, по тем же причинам случившегося бегства.
Носится и следующая молва об этой почести (хотя бы и излишним было пересказывать ее, но присовокуплю к слову как бы некоторую сладость и лишний цвет). После вшествия Афанасия в город, въезжал один ипарх, вторично вступавший в эту должность. Он был наш, то есть каппадокиянин, и человек знаменитый (конечно вы догадываетесь, что говорю о Филагрии; его любили, как редко любят, и как не любили никого другого, почесть ему воздана соответственно любви и (чтобы выразить это короче) со всеми знаками уважения, начальство ему вверялось в другой раз по просьбе города и по определению царскому. При этом случае некто из народа, видя несчетное множество людей, подобное морю, необъятному для взора, как говорят, спрашивал (что и часто бывает в подобных обстоятельствах) одного своего знакомого и друга: «Скажи, почтеннейший, видал ли ты когда-нибудь, чтобы столько народа и с таким воодушевлением стекалось для оказания почести одному человеку?» Никогда, отвечал юноша, – напротив, мне кажется, что и сам Констанций не удостоился бы такой почести. А именем царя хотел он означить самую высшую почесть. Но первый, с особенной приятностью и удовольствием рассмеявшись, возразил: «Что ты мне говоришь, как будто рассказывая о чем-то великом и удивительном? Думаю, что и Афанасий Великий едва ли входил с таким торжеством». И в подтверждение слов своих присовокупил одну из употребительных клятв. А этим (что, думаю, и вам понятно) хотел он выразить, что похваляемого ныне Афанасия почитает выше и самого царя. Таково было общее уважение к этому мужу, таково и доныне удивление к воспоминаемому его вшествию. Ибо жители города, разделившись по полам, возрастам и занятиям (в таком обыкновенно располагаются порядке, особенно александрийцы, когда воздают кому всенародную почесть), составляли из себя (как изобразить словом великое это зрелище?) одну реку. А поэт сказал бы, что это подлинно златострунный и доброклассный Нил, текущий обратно из города в Херею на расстояние, как думаю, однодневного пути и далее.
Позвольте мне еще несколько насладиться повествованием. Там присутствую мысленно, и нелегко отвлечь слово от этого торжества. Он въезжал на жеребенке и почти так же (не укорите меня в безумии), как мой Иисус – «на молодом осле» (), другое ли что хочет назнаменовать этим Слово, или народ языческий, на котором благотворно восседает Иисус, разрешив его от уз неведения. Но Иисуса приемлют на себя древесные ветви, также повергаемые на землю, и постилаемые многоцветные и испещренные одежды. И этим только не был почтен, в этом одном не сравнен высокий и многоценный муж; между тем как вшествие его изображало собой вшествие Христово. И перед ним были взывающие и предходящие; кроме того, что не одно множество детей восхваляло его, но всякий согласный и несогласный язык старавшихся превзойти друг друга в похвалах. Не буду уже говорить о всенародных рукоплесканиях, об излиянии благовоний, о всенощных бодрствованиях, об освещении целого города, об общественных и частных пиршествах и обо всем прочем, чем только города изъявляют свою радость. Все это было тогда принесено в дар ему в преизбытке и свыше всякой меры. Так и с таким торжеством чудный Афанасий вступает в свой город!
Ужели же он жил, как прилично было предстоятелю многочисленного народа, но учил, не как жил? Или подвизался, не как учил? Или подвергался бедствиям менее кого-нибудь из подвизавшихся за слово? Или почтен меньше, нежели сколько заслуживали его подвиги? Или по вшествии помрачил чем-нибудь славу, приобретенную при вшествии? Нимало; напротив, в нем все одно другим поддерживалось, и как в одной лире, все одинаково было настроено – и жизнь, и учение, и подвиги, и бедствия, и что оказано ему при возвращении, и что совершено им по возращении. Он вступает в управление , но вместе с тем не испытывал на себе того же, что бывает с людьми, которых ослепляет неумеренность гнева и которые, покорясь его владычеству, изгоняют и ниспровергают все, на первый раз им встретившееся хотя бы оно и стоило пощады. Напротив, рассуждая, что теперь всего благовременнее заслужить ему одобрение (потому что злостраждущий всегда бывает умереннее, а получивший возможность воздать злом за зло меньше соблюдает умеренность), так кротко и снисходительно обходится с оскорбившими его, что даже и для них самих, можно сказать, не было неприятно возвращение Афанасия. Он очищает Святилище от торгующих святыней христопродавцев, чтобы и в этом стать подражателем Христовым; впрочем совершает это не свитым из веревок бичом (), но убедительным словом. Он примиряет друг с другом и с собой беспокойных, не потребовав к тому посредников, освобождает от притеснений терпевших обиды, не разбирая, держался ли кто его или противной стороны, восстанавливает падшее учение. Снова свободно исповедуется Святая Троица, поставленная на подсвечнике и блистательным светом Единого Божества обнимающая сиянием души всех. Снова дает он законы Вселенной; обращает к себе умы всех, к одним пишет послания, других призывает к себе, а иные приходят непризванные и получают назидание. Всем же предлагает он один закон – свободное произволение; ибо это одно почитал достаточным руководством к совершенству Кратко сказать: он подражает свойствам двух похваляемых камней; для поражающих служит адамантом, а для мятежников – магнитом, который неизъяснимой силой естества привлекает железо и приспосабливает к себе самое твердое из веществ.
Но зависть не могла терпеливо видеть, что Церковь весьма скоро, подобно телу, заживила рассеченные члены и достигла прежней славы и древнего благосостояния; поэтому против Афанасия восставляет царя , подобно себе, отступника, равного злобой и уступающего только во времени. Он первый из христианских царей, восстав против Христа и вдруг изринув из себя василиска нечестия, которым давно мучился, как скоро настало благоприятное время, вместе провозглашается самодержцем и оказывается злым против царя, вверившего ему царскую власть, а еще злейшим против Бога, его спасшего. Он вымышляет гонение лютейшее из всех, когда-либо бывших, потому что, присоединив к мучительству убеждение (так как хотел лишить страждущих и чести, приобретаемой подвигами), приводит в колебание само ревностное мужество, те обороты и хитросплетения, какие употребительны в речи, внося в саму нравственность, или, справедливее сказать, делая совершенно безнравственными, даже заботясь об этом и подражая многокозненности обитавшего в нем лукавого. Он почитал маловажным делом покорить своей воле весь род христианский, а великим – восторжествовать над Афанасием и над той силой, какую имел он в нашем учении. Ибо видел, что не успеть в своем замысле против нас, пока Афанасий – в полном вооружении и готов дать ему отпор; потому что оскудение христиан всегда восполнялось присоединяющимися из язычников и (что поистине удивительно) его благоразумием. Все это разумея и видя, этот страшный лжеумствователь и гонитель не остается долее под личиной и в хитром самопринуждении, но обнаружив свое лукавство, явно изгоняет Афанасия из города; потому что этому добродетельному победителю надлежало достигнуть полной славы после троекратной борьбы. По прошествии немногого времени, Правосудие Божие, предав злочестивого царя персам, там совершает над ним суд, и увлеченного туда любочестием возвращает мертвым, ни в ком не возбуждающим сожаления; даже, как слышал я от кого-то, его не приняла могила, но отвергла, и с пламенем изринула поколебавшаяся ради него земля, в чем вижу начало тамошнего мучения.
Но восстает другой царь , не «бессрамен лицем» (), подобно предшествовавшему, и не угнетающий Израиля тяжкими делами и приставниками, а напротив, весьма благочестивый и кроткий. Он, желая положить прочнейшее основание своему царствованию и управление по добрым законам начать, с чего надлежало, с одной стороны, возвращает из заточения епископов, как всех вообще, так прежде других превосходившего всех добродетелью и за благочестие подвергшегося явному гонению, а с другой стороны, истину Веры нашей, которую многие разоряли, затмевали, раздробили на множество толков и частей, старается дознать, чтоб особенно весь мир, сколько можно, привести в согласие и единение, содействием Святого Духа; в противном же случае, чтобы по крайней мере ему самому держаться лучшего исповедания, сделать его господствующим и себе заимствовать от него силу, – так возвышенно и достолепно рассуждал он о наиважнейших предметах! Здесь-то наиболее и обнаружилась в Афанасии чистота и твердость веры во Христа. Ибо когда все прочие, исповедовавшие наше учение, разделились на три части, и многие в учении о Сыне, а большее число в учении о Духе Святом (где и придержаться несколько нечестия почиталось благочестием) заражены были недугом, и только немногие о том и другом учили здраво, – он первый, и один, или с весьма немногими, дерзнул стать за истину ясно и открыто, на письме исповедав единое Божество и единую сущность трех (Лиц); и что прежде даровано было великому числу Отцов утвердить в догмате о Сыне, то он богодухновенно преподал впоследствии о Духе Святом, принесши царю подлинно царский и великолепный дар, то есть письменное исповедание благочестия вопреки неписаному нововведению, чтобы препобеждены были Царем – царь, Словом – слова, написанным – написанное.
Устыдившись этого исповедания, как думаю, те, в ком на Западе и на Востоке оставались еще признаки жизни, одни, если верить собственным их словам, преклонились мыслью к благочестию, но не простерлись далее, как мертвое порождение, лишившееся жизни еще в материнской утробе; другие, подобно искре, воспламенились несколько, чтобы удовлетворить обстоятельствам времени, или ревностнейшим из православных и боголюбивым из народа; а некоторые осмелились стать за истину. К последней стороне присоединился бы и я (ибо не смею похвалиться чем-либо большим) не для того, чтобы пристроить свою робость (таково расположение ума в людях наиболее слабых; а мы довольно уже строили, не приобретая чужого и губя свое, как подлинно худые домостроители), но плод свой произвести на свет, с заботливостью воспитать и представить взорам всех непрестанно совершенствующимся.
Это еще один из его подвигов, меньше достойный удивления. Ибо что удивительного, если самим делом подвергавшийся бедствиям за истину исповедал ее письменно? Но что наиболее убеждает меня удивляться этому мужу, о чем и умолчать нельзя без вреда, особенно в такое время, когда возникает много разногласий, то присовокуплю к сказанному. Да послужит деяние это уроком и для наших современников, если только захотим подражать ему. Ибо как от почерпнутой воды отделяется не только оставшееся вне почерпнувшей руки, но и вытекающее сквозь пальцы из держимого рукой, так и от нас отсекаются не одни нечестивые, но даже и благочестивые, и не только ради догматов неважных, которые не стоили бы и спора (что было бы еще не так тяжело), но даже ради речений, заключающих в себе один и тот же смысл. Ибо когда благочестно употребляем выражения: одна сущность и три Ипостаси, из которых первое означает естество Божества, а последнее – личные свойства (ίδιότητας ) Трех, и когда римляне, одинаково с нами понимая, из-за бедности своего языка и из-за недостатка наименований, не могут различать сущности от Ипостаси и потому заменяют слово «Ипостаси» словом «лиц», дабы не подать мысли, что они признают три сущности, тогда что из этого выходит? Нечто весьма достойное смеха и сожаления. Это маловажное состязание о звуках показалось разностью Веры. Потом вследствие споров об этом произошло то, что в выражении «три лица», открыт савеллианизм, и в выражении «три ипостаси» – арианизм. Что ж далее? По мере того как с каждым днем прибавлялось что-нибудь хотя несколько огорчительное (так как спор всегда производит огорчения), настает опасность, что вместе со слогами расторгнутся и концы Вселенной. Все это видя и слыша, этот блаженный, как истинно Божий человек и великий строитель душ, не признал должным оставить без внимания столь неуместное и безрассудное сечение слова, но употребляет свое лечение против такого недуга. Как же он производит это? Со всей кротостью и человеколюбием пригласив обе стороны и строго исследовав смысл выражений, когда нашел их не отступающими от здравого учения и нимало не отличающимися в понятии, предоставляет им употребление разных именований, связует же во едино самим именуемым. Это полезнее продолжительных трудов и речей, какие всякий уже предает писанию, и к которым бывает несколько присоединено честолюбия, и от этого может быть вводится ими нечто и новое в самом учении. Это предпочтительнее многих бдений, возлежаний на голой земле, которые приносят пользу только упражняющимся в них. Это равняется достославным изгнаниям и неоднократному бегству самого Афанасия. Ибо за что решился он терпеть эти изгнания, то самое заботился исполнить по претерпении.
С таким постоянством действовал он и на других, кого похваляя. а кого умеренно наказывая; одних возбуждая в медлительности, в других обуздывая горячность, об иных заботясь, чтобы как-нибудь не пали, а иным подавая средства после падения исправиться. Нравом был прост, в управлении многообразен, мудр в слове, еще премудрее разумом, тихошествен со смиряющимися, возвышен с высокопарными; гостеприимен, заступник просящих, отвратитель зол, действительно в одном себе совмещающий все то, что язычники приписывали по частям которому-либо из своих богов. Присовокуплю еще, что он был покровителем супружества, другом девства, блюстителем и восстановителем мира, путеуказателем для отходящих из этой жизни. О, сколько наименований представляют добродетели Афанасия мне, желающему унаименовать этого мужа за каждую его доблесть! Поскольку же провел он такую жизнь, так был научен и учил, что дела и нравы его служат правилом для епископов, а его – законом для православия: то какую приемлет награду за благочестие? Ибо не должно ничего оставлять без внимания. «В доброй старости» () оканчивает он жизнь, и прилагается отцам своим – Патриархам, Пророкам, Апостолам и Мученикам, подвизавшимся за истину. И скажу краткое надгробие: при исходе его воздается ему более почестей, нежели при вшествиях. Много пролито о нем слез; но в сердце каждого осталась о нем слава, превышающая все видимое.
О любезная и священная глава! Ты, который сверх прочих своих совершенств, особенно уважал меру в слове и в молчании, положи здесь конец и моему слову; хотя оно скудно перед истиной дел Твоих, однако же не имеет недостатка в сравнении с моими силами. А сам милостиво призри свыше на нас, на этот народ, и его управь так, чтобы он был совершенным поклонником совершенной Троицы, умосозерцаемой и почитаемой во Отце и Сыне и Святом Духе, а нас, если времена будут мирны, сохрани, сопастырствуя с нами; а если настанут брани, – изведи отсюда или возьми и поставь с собой и с подобными тебе (хотя и слишком велико просимое мною) в самом Христе Господе нашем, Которому всякая слава, честь, держава вовеки, аминь.
О ложной цитате, приписываемой святителю Григорию БогословуМолчанием предается Бог. Обычно это фразу цитируют, обосновывая свое право на критику нестроений в церковной жизни. “Православие погибает! Епископы предали […]
Молчанием предается Бог. Обычно это фразу цитируют, обосновывая свое право на критику нестроений в церковной жизни.
“Православие погибает! Епископы предали православие! И если мы смолчим – произойдет то, от чего предостерегал св. Григорий Богослов: молчанием предается Бог!”.
Именно с такой (сегодня, увы, слишком часто истерической) интонацией цитируется сегодня этот текст св. Богослова. Свое право на оглашение грехов иерархии, свое право на самозваную цензуру многие православные публицисты и сплетники обосновывают этой цитатой…
И сегодня встречается такое, что монахи обращаются к Патриарху не с прошениями, а с “Заявлениями”, в которых они “присоединяются к требованиям”.
Миряне самочинно лишают сана митрополитов, именуя их “лжемитрополитами”. И все это, конечно, в смиреннейшем убеждении, что если они промолчат, то без их хамства Православие погибнет.
Так вот, в творениях св. Григория Богослова действительно есть выражение “молчанием предается Бог” (Слово 21, похвальное Афанасию Великому, Творения, т. 1, с. 319, Троице-Сергиева Лавра, 1994). Но считать эти слова выражением мысли самого св. Григория все же затруднительно.
Не питая ни малейшей симпатии ко всем оттенкам арианства, св. Григорий, однако, видит, что борьба с ересью порой причиняет душевный вред и самим же православным – ибо вызывает в них слишком разрушительные эмоции и понуждает их прибегать к слишком неправедным методам борьбы и полемики:
“Непосвященные стали судьями преподобных, произошло новое смешение – в собраниях народных рассматриваются предметы священно-таинственные; от сего незаконное исследование жизни (епископов), наемные доносчики и суд по договору; одни несправедливо свергаются с престолов, другие возводятся на их место, и у сих, как чего-то необходимого требуют рукописаний нечестия, и чернила готовы, и доносчик подле” (с. 318).
И вот в контексте полемики с ультраправославными и произносит св. Григорий ставшую знаменитой фразу:
“Настоящее сие потрясение ничем не лучше прежде бывших, потому что им отторгнуты от нас все любомудрые, боголюбивые и заранее сожительствующие с горними мужи, которые хотя во всем другом мирны и умеренны, однако же не могут перенесть с кротостью, когда молчанием предается Бог, и даже делаются весьма браннолюбивыми и неодолимыми (ибо таков жар ревности), и готовы скорее ниспровергнуть чего не должно, нежели пренебречь должное”.
Итак, те, кто говорят, что “молчанием предается Бог” – отторгнуты от общения со св. Григорием собственным “браннолюбием”… В другом месте подобные люди св. Григорием именуются – “некоторые из числа чрез меру у нас православных” (Слово 3, Творения, т. 1, с. 36).”
Из проповеди прот. Сергия Филимонова
Глубокое равнодушие поразило сегодня наших сограждан. Сейчас над православной верой открыто глумятся. А множество наших соотечественников при этом просто отсиживаются в своей хате, которая с краю.
Сегодня они смотрят, как глумятся над священниками, как попирают нравственность, поругают святыни. Спокойно ждут, что будет дальше: «Мы лучше переждем»... Не переждут. Завтра они придут в храм Божий и будут просить тех же священников: «Помогите нам, наши мужья алкоголики, у нас семьи разваливаются, наши дети наркоманы, наши внуки развратны».
Передайте всем своим знакомым: не переждут те, кто равнодушно стоит в сторонке. Господь рано или поздно коснется всех до одного и вразумит, либо через них самих, через их скорби, болезни, либо через их детей, родных — ни один не уйдет от правосудия Божия, от вразумления. Потому что нельзя смотреть на го ре и унижение других и думать: «ничего страшного», «как-нибудь обойдется», «меня, может быть, это не затронет». Затронет. Когда приходит онкологическое заболевание, когда под машину попадает родной человек, оказывается, что горе пришло именно в мой дом. И вот тут начинается плач, и скрежет зубовный, и беготня в храм. А что может сделать священник, если человек до этого жил, как хотел, не слушал, что говорит ему мать-Церковь, кощунствовал над Крестом, смеялся над теми, кто ходит в храм.
В результате своего равнодушия к Богу и родному государству в конце своей бесплодной жизни они пожнут волчцы и терния и погибнут навеки: «Земля, пившая многократно сходящий на нее дождь и произращающая злак, ... получает благословение от Бога; а производящая терния и волчцы негодна и близка к проклятию, которого конец — сожжение » (Евр. 6, 7-8).
Что нужно им теперь пережить, сколько грехов замолить, чтобы Бог принял их в Небесные Обители?
Мы с вами в своем родном доме. Здесь жили наши отцы и деды. Здесь они голодали, сидели в тюрьмах и лагерях, умирали под бомбежками в блокаду, отдавали свои жизни во время Великой Отечественной войны. Пускай многих из них помрачило коммунистическое мировоззрение, но они проливали кровь за нашу родную землю и сами ложились в нее.
Мы с вами — сыновья и дочери тех, кто пережил здесь и революцию, и тридцатые годы, и войну, и блокаду, и коммунистический режим. Кто несмотря ни на что возродил у нас Православие. Россию сохранили они, наши отцы и деды. И ныне мы с вами наполняем российские храмы, строим и восстанавливаем их, своими руками выносим из оскверненных соборов и часовен тонны мусора, молимся в душных подвалах недостроенных церквей, где на наши головы капает с потолка конденсат. Но мы радуемся, что можем молиться, исповедоваться, причащаться. Мы приводим сюда наших детей и верим, что они продолжат то, что не успеем сделать мы с вами. Это наша страна, это наше с вами достояние, наши храмы. И никто не имеет права издеваться над нами.
Дорогие братья и сестры, молчанием предается Бог. Не молчите, напоминайте всем, кто устраивает в школах праздник нечистой силы хеллоуин и старается внедрить в сознание наших детей валеологию и развратные идеи, — напоминайте им: «Не забывайте, где вы живете!» Всякому, кто будет глумиться над Православием, кто будет говорить о толерантности и многоконфессиональности, смело отвечайте: «Наше государство православное. Наша вера две тысячи лет православная. Нас здесь большинство, не навязывайте нам свои пошлые развратные идеи, ни зарубежные, ни доморощенные. В этой земле лежат кости наших предков, и не вам указывать, как нам жить. Лучше вместе с нами поучитесь молиться, исповедовать Христа и любить свою землю». Аминь.
Давно уже назрела необходимость в словарике ложных цитат. В нем следовало бы рассказать о тех фразах, которые никогда не были произнесены теми людьми, которым они приписываются, или же они имели для своих авторов совершенно иной смысл, нежели тот, который вкладывают в них сегодняшние публицисты. Из этого словарика выяснилось бы, что Тертуллиан никогда не говорил "Верую, ибо абсурдно". Галилей никогда не заявлял "И все-таки она вертится". Мартин Лютер никогда не призывал богословствовать по принципу "Только Писание" (см. об этом вышедшее в Париже в 1997 г. исследование французского историка Florent Gaboriau "L"Ecriture seule?").
Поклонники уринотерапии, любящие заявлять, что они следуют библейскому совету "пей из своего колодца", узнали бы из этого словарика, что их учителя обманным путем заставили их пить мочу: языческий ассирийский царь Сеннахерим произносит эти слова, уговаривая иудеев капитулировать перед ним и войти в состав его империи ("Примиритесь со мною и выйдете ко мне, и пусть каждый пьет воду из своего колодца... Да не обольщает вас Езекия, говоря: "Господь спасет нас"" (Ис. 36,16 и 4 Цар 18,31). Вряд ли это обещание можно понимать как призыв к уринотерапии. Хорошо было бы обещание со стороны захватчика: "Подчинитесь мне, и вы будете жить столь хорошо, что будет пить собственную мочу!". Если же оккультные целители будут настаивать на том, что они верно истолковали этот библейский текст и что в нем речь идет именно об уринотерапии — то пусть дочитают этот сюжет до конца и увидят, чем кончилась для Сеннахерима проповедь "уринотерапии": "И вышел Ангел Господень и поразил в стане ассирийском сто восемьдесят пять тысяч человек. И отступил Сеннахерим, и жил в Ниневии. И когда поклонялся он в доме Нисроха, бога своего, сыновья его убили его мечем" (Ис. 37,36-37)...
Еще одна ложная цитата — это приписываемая св. Григорию Богослову мысль "молчанием предается Бог". Обычно эту фразу цитируют, обосновывая свое право на критику нестроений в церковной жизни. "Православие погибает! Епископы предали православие! И если мы смолчим — произойдет то, от чего предостерегал св. Григорий Богослов: молчанием предается Бог!". Именно с такой (сегодня, увы, слишком часто истерической) интонацией цитируется сегодня этот текст св. Богослова. Свое право на выглядывание и на оглашение грехов иерархии, свое право на самозваную цензуру многие православные публицисты и сплетники обосновывают этой цитатой.
Картина знакомая: после смещения патриарха Нестория Третьим Вселенским Собором также наблюдался кризис доверия к иерархии. В. Болотов дает нам такую картинку церковных нравов той поры: "Монахи, ревнители пресвитеры и диаконы позволяло себе брать своих епископов под оскорбительную опеку. Достаточно было какой-нибудь личной неприятности, и какой-нибудь благоговейнейший клирик, в добрую пору считавший себя счастливым, что ему позволяют оставаться незамеченным, отправлялся в Константинополь или Александрию — стенать перед сильными мира и церкви, что угнетено Православие на востоке, что совсем не стало дерзновения благочестивым, что епископ такой-то и такой-то мудрствует не здраво. Вообще все эти бродячие клирики и монахи были для восточных епископов настоящей язвою, и неудивительно, что Халкидонский собор прикрепил их к месту, подчинив монастыри надзору епископов и поручив выпроваживать из столицы клириков, являющихся туда не с позволения епископа, а поднимать смуту" (В.В.Болотов, История древней Церкви, т. 4, с. 239, М., 1994).
Так и сегодня монахи обращаются к Патриарху не с прошениями, а с "Заявлениями", в которых они "присоединяются к требованиям". Миряне самочинно лишают сана митрополитов, именуя их "лжемитрополитами". И все это, конечно, в смиреннейшем убеждении, что если они промолчат, то без их хамства Православие погибнет.
Так вот, в творениях св. Григория Богослова действительно есть выражение "молчанием предается Бог" (Слово 21, похвальное Афанасию Великому, Творения, т. 1, с. 319, Троице-Сергиева Лавра, 1994). Но считать эти слова выражением мысли самого св. Григория все же затруднительно.
Не питая ни малейшей симпатии ко всем оттенкам арианства, св. Григорий, однако, видит, что борьба с ересью порой причиняет душевный вред и самим же православным — ибо вызывает в них слишком разрушительные эмоции и понуждает их прибегать к слишком неправедным методам борьбы и полемики: "Непосвященные стали судьями преподобных, произошло новое смешение — в собраниях народных рассматриваются предметы священно-таинственные; от сего незаконное исследование жизни (епископов), наемные доносчики и суд по договору; одни несправедливо свергаются с престолов, другие возводятся на их место, и у сих, как чего-то необходимого требуют рукописаний нечестия, и чернила готовы, и доносчик подле" (с. 318). И вот в контексте полемики с ультраправославными и произносит св. Григорий ставшую знаменитой фразу: "Настоящее сие потрясение ничем не лучше прежде бывших, потому что им отторгнуты от нас все любомудрые, боголюбивые и заранее сожительствующие с горними мужи, которые хотя во всем другом мирны и умеренны, однако же не могут перенесть с кротостью, когда молчанием предается Бог, и даже делаются весьма браннолюбивыми и неодолимыми (ибо таков жар ревности), и готовы скорее ниспровергнуть чего не должно, нежели пренебречь должное". Итак, те, кто говорят, что "молчанием предается Бог" — отторгнуты от общения со св. Григорием собственным "браннолюбием"... В другом месте подобные люди св. Григорием именуются — "некоторые из числа чрез меру у нас православных" (Слово 3, Творения, т. 1, с. 36).
Защищая православие (или то, что тебе кажется таковым) легко изувечить свою собственную душу — возомнить себя спасителем Православия, избранным пророком Божиим, посланным для вразумления "обезумевших" церковных управителей. Итог такой полемики очевиден: конец мира (eirhnh) в одной, отдельно взятой душе полемиста. Не об этом ли осаживающие слова свт. Игнатия Брянчанинова: "Не покусись своею немощною рукою остановить всеобщее отступление"?
Впрочем, считать нынешние времена апостасийными нет оснований. Не время переходить на аварийно-апокалиптический режим церковной жизни. Сейчас не время Антихриста, не время для экспериментов, порывающих с церковно-канонической традицией. Сейчас еще время обычной церковной истории — то время, ради которого и писались каноны.
Говоря о том, что сейчас не время апостасии, не время, когда пора бросать апокалиптический крик "спасайся, кто как может", я не ссылаюсь на капризы собственного самоощущения. Во-первых, я помню пророчество преп. Серафима Саровского: в последние времена "архиереи так онечестивятся, что главнейшему догмату веры Христово и веровать не будут". То есть догмату о Воскресении (С. Нилус, На берегу Божьей реки, ч. 2, с. 157, Троице-Сергиева Лавра, 1992). Известны ли кому такие архиереи Московский Патриархии, которые не веруют Воскресению Христову? Есть ли среди них хоть один, кто не радуется искренне в Пасхальную ночь? Кто может указать на архипастыря, лукаво замолкающего, когда пение "Символа веры" доходит до "чаю воскреcения мертвых"? Нет таких фактов? Ну, значит, и градус апокалиптических предостережений должен быть понижен. И тот, кто огульно и тотально подозревает и обвиняет архиереев в нечестии (полагая, что раз времена — как ему доподлинно известно — "последние", то и архиереи должны быть соответствующими, т. е. псевдоправославными слугами антихриста), сам должен быть назван нечестивцем.
Во-вторых, никак не могу согласиться стилизовать всю церковную жизнь России под столь искомое зарубежниками и авторами "Руси Православной" "нарастание апостасийных процессов". Просто надо иметь совсем уж закрытые глаза, чтобы не видеть, что в 90-х годах церковная жизнь стала гораздо более каноничной и по хорошему традиционной — если сравнивать ее с экуменическим беспределом 70-х — 80-х. Немного статистики. За время правления Патриарха Алексия II, то есть с 1990 г. произошли заметные перемены в умонастроениях епископата. Посмотрим, где учились те архиереи, что были призваны к этому высшему церковному служению в нынешнее патриаршество. В России среди архиереев 90-х годов поставления 31 человек окончил Московские духовные школы. 6 человек — Санкт-Петербургские. Среди Белорусских архиереев это соотношение — четыре к одному. Среди архиереев Украины — восемнадцать к одному. Общеизвестно, что питерские школы традиционно настроены более экуменично, более модернистски, чем школы московские. Естественно, что атмосфера духовной школы проносится выпускником через всю жизнь. Разумеется, нельзя считать, что каждый выпускник питерских школ — "никодимовец". Но предпочтение, отдаваемое Патриархом московским школам, очевидно. Так что перед нами просто факт: епископат за последние несколько лет стал гораздо более традиционалистским, консервативным, чем десять лет назад. Это что — шаг к апостасии?
Итак, не время спасать Православие от епископов. Лучше уж традиционно идти путем "стяжания духа мирнаго". А слежка за епископами — не лучшее средство к достижению этой цели. И те, кто оправдывают свою диссидентскую похоть лозунгом "молчанием предается Бог", прежде всего, показывают, что святоотеческие творения читают они поверхностно и невнимательно — приписывая Отцам те умонастроения, от которых те как раз отстранялись.
Никто не служит двум господам:
ибо или одного будет ненавидеть,
а другого любить;
или одному станет усердствовать,
а о другом нерадеть.
Не можете служить Богу и мамоне
(т.е. земному -- В.П.)
(Мф.6:24)
Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными.
Ибо какое общение праведности с беззаконием?.
Что общего у света со тьмою?
Какое согласие между Христом и Велиаром?
Или какое соучастие верного с неверным?
И потому выйдите из среды их и отделитесь,
говорит Господь, и не прикасайтесь нечистому,
и Я приму вас и буду вам Отцом
и вы будете Моими сынами и дщерями,
говорит Господь Вседержитель.
(2 Кор.б:14-18)
От редакции узла "Мысли о России". Эта книга протоиерея РПЦЗ Виктора Потапова была опубликована в Российской Федерации в 1992 году и сыграла большую роль в осознании многими прихожанами МП пагубности того сергианского пути, на который завлекли свою паству иерархи патриархии. Несмотря на некоторые"диссидентские" передержки, уместные в "перестроечную" эпоху, эта яркая книга сохраняет своё значение и по сей день, а выбранное автором в заглавие выражение св. Григория Богослова с тех пор вызывает особую ярость сергиан.
Эта книга приобретает особую актуальность в наши дни, когда Архиерейский Собор РПЦЗ, состоявшийся в октябре 2000 г., в своём Послании и своими послесоборными действиями показал отход от 80-тилетних традиций РПЦЗ, отражённых в данной книге. Некоторое время этот текст находился на узле о. Виктора, но где-то в конце 1990х годов он оттуда исчез. Встретив о. Виктора на пресс конференции против здания ООН в Нью-Йорке в 1999 г. по случаю защиты РПЦЗ в Иерихоне сёстрами Марией и Ксенией, на мой вопрос "почему этот текст исчез с его узла", о. Виктор ответил, что он решил не заниматься больше "политикой"(?!), а исключительно церковными делами. Поэтому данный текст был взят с узла "Церковность ", что сэкономило для нас огромный труд, за что мы благодарны редакции узла. Нами были внесены редакторские поправки -- описки, вставка буквы "ё", ошибки, происшедшие при сканировании.
Сам автор, к величайшему сожалению, с 1992 г. изменил свою позицию в сторону значительно более примиренческого отношения к Московской Патриархии, что не умаляет ценности его труда. Мы желаем уважаемому о. Виктору ещё раз перечитать письмо, отправленное ему в 1980 году Митрополитом Филаретом (Вознесенским) и встать на путь того твёрдого экклезиологического исповедания, которое было выражено в этом письме почивающим ныне в НЕТЛЕНИИ Митрополитом. Комментарии к некоторым местам, которые редакция узла "Церковность" считает свидетельствующими о восприятии автором МП, как части Русской поместной Церкви, оставлены без изменений и приведены в скобках курсивом.
"Люди забыли Бога, оттого и всё", вступление.
1. Раскол и его устранение.
2. Немного из истории сергианства.
3. Печальные последствия сергианства.
5. Московская Патриархия и экуменизм.
6. Свободная Православная Церковь в России.
7. Правда и молитва на путях к воссоединению.
"Люди забыли Бога, оттого и всё"
(Вступление)
Благодаря подвигу веры св. Равноапостольного Князя Владимира, сумевшего принять Евангелие и Христа как самое драгоценное и единственное, что может быть у человека и Кому можно подчиниться и служить до конца, Россия просветилась Светом Христовым. Русь украсилась сонмом подвижников благочестия. Благая Весть привела к расцвету всех сторон её православной культуры.
Однако эти радостные страницы нашей истории со временем затмеваются падением благочестия и пагубным расколом. Наша интеллигенция, как евангельский блудный сын, уходит в страну далече с полной сумой народных ценностей, вдохновленных Святым Православием, а возвращается домой с ценностями ложными. В России появились идеи, которые постепенно отравляли русского человека ядом неверия. Долготерпеливый и многомилостивый Господь, (как некогда ветхозаветной Ниневии), посылает Своих пророков, чтобы предупредить наш народ и призвать его к покаянию, пока ещё не поздно. Русские праведники всегда утверждали, что истинная вера во Христа, принадлежность Телу Христову -- Святой Православной Церкви с Её животворящими Таинствами больше всего нужны русским людям. Пророки наши призывали к всецело покаянной обращённости ко Господу, как единственному средству для русских сохранить себя как христианский народ.
Поражает, с какой точностью наши пророки предвидели масштабы и ужасы грядущей Катастрофы. Задолго до начала русского лихолетья преп. Серафим Саровский предвидел такую страшную картину:
"Пройдет более чем полвека. Тогда злодеи поднимут высоко свою голову. Будет, это непременно; Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратится на главу их, и на верх их снидет неправда пагубных замыслов их. Земля Русская обагрится реками кровей... До рождения Антихриста произойдёт великаяпродолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее; бунты Разинский. Пугачёвский, Французская революция -- ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдёт гибель множества верных отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей: осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатых и добрых людей, реки крови русской прольются. (...)
(...) На земле Русской будут великие бедствия, архиереи Церкви Божией и другие духовные лица отступят от чистоты Православия, и за это Господь тяжко их накажет".
В революционном 1905-м году св. прав. Иоанн Кронштадтский в одной из своих проповедей предостерегал:
"Россия, если отпадёшь от своей веры, как уже отпали от неё многие интеллигенты, то не будешь уже Россией или Русью Святой. И если не будет покаяния у русского народа -- конец мира близок. Бог отнимет благочестивого Царя и пошлёт бич в лице нечестивых, жестоких самозванных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами".
Пламенные проповеди и призывы к покаянию не легли в сердце русского человека. Свершилась неслыханная в человеческой истории национальная трагедия. В лице богоборцев-большевиков взбаламутилась русская тёмная стихия, поднялась Русь богохульная, окаянная. А.И. Солженицын в своей "Темплтоновской речи" (Лондон, 10 мая 1983 г.) говорил, как ему в детстве объясняли причину Российской Катастрофы:
"Больше полувека назад, ещё ребенком, я слышал от разных людей в объяснение великих сотрясений, постигших Россию: "Люди забыли Бога, оттого и всё.
С тех пор, потрудясь над историей нашей революции немногим менее полувека, прочтя сотни книг, собрав сотни личных свидетельств и сам уже написав в расчистку того обвала восемь томов, -- я сегодня на просьбу как можно короче назвать главную причину той истребительной революции, оголодавшей у нас до шестидесяти миллионов людей, не смогу выразить точнее, чем повторить: "Люди забыли Бога. оттого и всё".
Несколько лет назад было торжественно отмечено 1000-летие Крещения Руси. Работали различные комитеты и конгрессы, писались научные труды, публиковались книги и журналы, чеканились монеты и медали с целью увековечить дело св. князя Владимира. Однако во всём этом было упущено главное -- покаяние, всенародное оплакивание своего богоотступничества, приведшего к революционной Катастрофе.
Праведник наших дней архиепископ Иоанн Максимович в 1938-м году выразил это такими словами:
" ...Нашедшее на Россию бедствие является прямым последствием тяжёлых грехов и её возрождение возможно лишь после очищения от них. Однако до сих пор нет настоящего покаяния, явно не осуждены содеянные преступления, а многие активные участники революции утверждают, что тогда нельзя было поступать иначе.
Не высказывая прямого осуждения февральской революции, восстания против Помазанника, русские люди продолжают участвовать в грехе, особенно когда отстаивают плоды революции".
Можно смело сказать, что и расколы внутри Церкви являются следствием богоотступничества, как и любое зло. Памятуя об этом, необходимо, чтобы Церковь Христова в России принялась за главную свою миссию: призыв к всенародному покаянию. В первую очередь исполнение этой заповеди лежит на архипастырях и пастырях.
Но если они впадают в жестоковыйность и неправомыслие, народ Божий не только может, но и обязан возвысить свой голос в защиту Истины Христовой, ибо он тоже несёт ответственность за канонический порядок в самой Церкви. Св. Иоанн Златоуст призывал верующих не всё возлагать на одно духовенство, но и самим заботиться о Церкви. Грешно и преступно рядовым священникам и верующим отстраняться от ответственности за духовные пути Церкви, прикрываясь ложным смирением -- "владыка знает лучше", "батюшка не благословил". Миряне не представляют собой лишь пассивный объект управления, с единственной обязанностью повиновения иерархии. Крещение и миропомазание есть своего рода рукоположение в христианское звание. Миряне в каком-то смысле тоже облечены в священный сан, по слову апостола Петра: Вы народ Божий, царственное священство Петр. 2:9).
Достаточно вспомнить замечательное место из "Окружного Послания" Восточных Патриархов 1848 г., которое гласит:
"У нас ни патриархи, ни соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, потому что хранитель благочестия у нас есть самое тело Церкви, то есть самый народ, который всегда желает сохранить веру свою неизменною и согласною с верою отцов его".
Церковь есть наше общее достояние, и она требует общей нашей заботы, нашего личного участия. Кто любит Церковь, кто хочет Ей блага, кто думает о Её будущем, может ли остаться хладнокровным и равнодушным к Её призыву: "чадо, иди днесь, делай в винограднике Моём"?
Пусть нашей молитвой станет молитва, созданная неизвестными православными христианами, сразу же после Катастрофы 1917 г., которые сумели правильно осмыслить то, что произошло с Россией:
"Верую, Господи, и исповедую, что Ты посылаешь огонь и испытания для того. чтобы мы вышли из него чистыми и преображёнными, готовыми для нового строительства жизни. Верую, Господи, что наша родина проходит через горнило скорби, чтобы омыться от накопившейся неправды и чтобы выйти возрождённой навстречу Господу своему. Верую, что среди бурь и пожара Ты осеняешь нас крылом беспредельного милосердия Своего и ведешь нас через Голгофу искупления к неизреченному Свету Твоему. Неисповедимы пути Твои, Господи. Ты один ведаешь, когда чаша наша будет допита до дна и наступит светлый час воскресения нашего. Да будет воля Твоя"
1. Раскол и его устранение
Наша брань не против крови и плоти,
а против злобы поднебесных.
(Еф. 6:12}
Ясно, что архиереи Русской Зарубежной Церкви мыслят этот предсоборный процесс, как путь к истинному единству, а не как к внешнему объединению, достигаемому любой ценой.
Долго не мог я понять, почему отдельные представители российской эмиграции, посвятившие столько усилий и времени борьбе с коммунизмом, сегодня позволяют себе сознательно не замечать те страшные последствия коммунистической заразы, которые продолжают терзать Русскую Церковь.
Чем вызвано их требование к Зарубежной Церкви во что бы то ни стало и при любых условиях воссоединиться с Московской Патриархией -- одним из последних институтов, сохранивших следы этой коммунистической заразы?
Не объясняется ли это тем, что сопротивление вчерашних борцов с коммунизмом было лишь поверхностно-политическим, а не глубинно-духовным? Быть может, после стольких лет напряженной политической борьбы иссякли в них силы рассмотреть страшные результаты подчинённости Московской Патриархии богоборческому государству? Не стали ли некоторые из них на путь наименьшего сопротивления еще и потому, что их духовное чувство притупилось, и компромисс, ложь и прочие извращённые явления стали приниматься как нечто нормальное?
Сейчас надо не критиковать патриарха и Патриархию, а помогать им, говорят некоторые вполне благонамеренные люди, слишком легко забывающие церковную историю нашего времени. Во всём этом смутно припоминаются те настроения, которыми были охвачены некоторые эмигрантские круги после Второй мировой войны, а затем и в пору хрущёвской "оттепели".
Вчерашние члены компартии со своим прежниммышлением внешне вроде перестроились, но под флагами других партий и новых идеологий продолжают восседать и в российском правительстве, и в массовых общественных организациях. Тяжёлое наследие коммунизма по-прежнему даёт о себе знать всюду, где продолжают играть роль вчерашние коммунисты.
Зло, посеянное в России диаволом, верными ему большевистскими прислужниками, продолжает по сей день мучить церковное тело России. Нельзя делать вид, что это не так. Священное Писание заповедует противостоять злу: Покоритесь Богу; противостаньте диаволу... исправьте сердца, двоедушные (Иак. 4: 7-8).
Факты истории Московской Патриархии не отделены от нас годами. Посеянное в прошлом восходит в настоящем и будущем.
Чтобы продолжить наш разговор о сегодняшней русской церковной жизни, нам не обойтись без уяснения того, что такое сергианство и вместе с ним явления, породившие ныне переживаемый церковный кризис. Обратимся к истории.
2. Немного из истории сергианства
Не извиняйся неведением; ибо неведевый, сотворивый же достойная ранам, биен будет за то, что не узнал (Лк. 12: 48).
Преподобный Иоанн Лествичник.
29-го июля 1927 г. было обнародовано печально известное "Послание пастырям и пастве" (Декларация митрополита Сергия). Подлинные цели большевиков, направленные на уничтожение всякой религии, в этом Послании камуфлировались обобщением интересов богоборческой системы в СССР с интересами русского народа и с именем Родины:
"Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди... но и самые ревностные приверженцы его... Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой -- наши радости и успехи, а неудачи -- наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз... сознается нами, как удар, направленный в нас...".
В Декларации митрополита Сергия предлагалось самоустраниться тем из духовных лиц, кто не захотел принять его условий. В ней содержались угрозы по адресу заграничного русского духовенства и впервые от имени "узаконенной" советским правительством Московской Патриархии выражалась благодарность советскому правительству "за его внимание к нуждам православного населения" (сколько раз нам ещё придется услышать подобное из уст иерархов Московской Патриархии!).
Этой Декларацией митрополит Сергий единолично, за всю Церковь, принял советские условия её легализации, не найдя нужным снестись не только с заключённым в лагере законным Местоблюстителем Патриаршего Престола митрополитом Петром, но даже с епископами, бывшими тогда ещё на свободе. Митрополит Сергий игнорировал обязательное для всех православных архипастырей 34-е Апостольское правило, которое, в частности, гласит:
"...Первый (епископ -- В.П.) ничего да не творит без рассуждения всех, ибо тако будет единомыслие".
"Мудрый старец" (так величали митрополита Сергия его последователи) узурпировалцерковную власть и, грубо нарушив каноны Церкви, поставил под сомнение все последующие решения и действия Московской Патриархии.
Формально создавались так называемые "нормальные отношения" между сергианской иерархией и правительством СССР, фактически же центральное церковное управление Московской Патриархии не только попало под контроль органов коммунистической диктатуры, но стало их послушным орудием во внутренней и внешней политике.
Декларация митрополита Сергия была расценена в то время многими либо как малодушие, преступный компромисс его архиерейской совести, либо как превышение церковной власти. Митрополит Сергий получил массу письменных протестов, к нему прибывали делегации духовенства и мирян, которые умоляли его отказаться "пока не поздно" от взятого им курса и уступить место другим, более мужественным и стойким архипастырям. По сведениям митрополита Иоанна (Снычева), в некоторых епархиях до 90 процентов приходов не приняли эту Декларацию, отослав её обратно автору.
Его предупреждали, что этот компромисс вовлечёт Русскую Церковь в орбиту советской политики, напоминали ему, что путь Церкви, как и земной путь Христа -- путь не приспособленчества, а путь Голгофы. Многие из тех, кто предупреждал митрополита Сергия, сами взошли на Голгофу, составив бесчисленный сонм Новомучеников и Исповедников Российских (Новомученики и Исповедники Российские прославлены Русской Зарубежной Церковью в 1981 г.). Участник событий тех дней проф. И. М. Андреев свидетельствует, что "по количеству и по духовному удельному весу протестующих (против Декларации митрополита Сергия -- В.П.) можно было судить об объеме, глубине и нравственной силе протеста" .
9 сентября 1927 года, тщательно рассмотрев Декларацию заместителя патриаршего Местоблюстителя и Временного патриаршего Синода и приняв во внимание, что высшая церковная власть в России находится в тяжком пленении у врагов Церкви, не свободна в своих деяниях, в Окружном Послании Собор архиереев Заграничной Церкви определил:
"1) Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с Московской церковной властью ввиду невозможности нормальных сношений с нею и ввиду порабощения её безбожной советской властью, лишающей её свободы в своих волеизъявлениях и канонического управления Церковью.
2) Чтобы освободить нашу иерархию в России от ответственности за непризнание советской власти заграничной частью нашей Церкви, впредь до восстановления нормальных сношений с Россией и до освобождения нашей Церкви от гонений безбожной советской власти, заграничная часть нашей Церкви должна управляться сама, согласно священным канонам, определениям Священного Собора Всероссийской Поместной Православной Церкви 1917-18 гг. и постановлению Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 года, при помощи Архиерейского Синода и Собора Епископов, под председательством Киевского митрополита Антония (Храповицкого -- ВП.).
3) Заграничная часть Русской Церкви почитает себя неразрывною, духовно-единою ветвью великой Русской Церкви. Она не отделяет себя от своей Матери Церкви и не считает себя автокефальною. Она по-прежнему считает своею главой Местоблюстителя митрополита Петра и возносит его имя за богослужениями.
4) Если последует постановление митрополита Сергия и его Синода об исключении заграничных епископов и клириков, не пожелавших дать подписку о верности советскому правительству, из состава клира Московского Патриархата, то такое постановление будет неканоническим.
5) Решительно отвергнуть предложение митрополита Сергия и его Синода дать подписку о верности советскому правительству, как не каноническое и весьма вредное для Святой Церкви как в России, так и за границей".
Аналогичную позицию по отношению к митрополиту Сергию и его Декларации заняли и многочисленные иерархи на территории советской России. Отбывающие заключение в Соловецком монастыре епископы-исповедники так отзывались на Декларацию митрополита Сергия (27 сентября 1927 г.):
а) "...Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства..."
6) "...Послание приносит Правительству "всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам Православного населения". Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви..."
в) "...Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь..."
г) Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917/1918 гг. от 3/16 авг. 1918 г., разъяснившее всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшее всех лиц, лишённых сана за политические выступления в прошедшем (Арсений Мацеевич, священ. Григорий Петров" (Цит. по книге "Трагедия Русской Церкви", Париж, YMCA-Press, 1977 г.. стр. 436).
Здесь уместно привести некоторые соображения одного из выдающихся епископов, пользовавшегося непререкаемым духовным авторитетом, Дамаскина Глуховского.
На два вопроса, поставленные митрополиту Сергию епископом Дамаскиным:
1) Считаете ли Вы, что решение Ваше является голосом соборного иерархического сознания Российской Церкви?
Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола не дал ответа.
Владыка Дамаскин от имени многочисленных иерархов назвал поступок митрополита Сергия изменой, возмутившей их души.
"В живом теле Церкви, -- писал владыка Дамаскин,-- в массе верующих сейчас происходит глубокий процесс духовной дифференциации по отношению к главной спасительной идее Церкви. И именно ваша Декларация вызвала этот процесс...".
Не прерывающие общения с митрополитом Сергием, по словам еп. Дамаскина, "являются невольными соучастниками и греха" его.
"Верующие, возмущенные в глубине души своей изменой Вашей заветам Христа и правды Православной, отвернулись от Вас и от всех тех, кто с Вами, -- пишет далее владыка Дамаскин; -- они предпочитают не ходить в храмы, где возносится Ваше имя и говеть вот уже два года из боязни сделаться причастниками греху Вашему. Они с упованием и страхом ждут голоса ссыльной Церкви...
Грех Ваш ещё внутренняя неправда самой Декларации, основанная на боязливости. Ведь только в таком освещении становится понятным 8-й стих 21-й главы Откровения, где "боязливые" поставляются наряду с неверными, убийцами и любодейцами...
Страшно подумать, как пошатнули, подорвали Вы Вашей Декларацией авторитет церковной иерархии, какую обильную жатву собирают на этой почве враги наши, как много верующих, не видя для себя доброго примера в своих пастырях, усомнились на Вечную Правду, и как много их посему отшатнулось от Церкви и погибает в отщепенческих болотах и в струях сектантства!.. О, Владыко! Подумайте, какая тьма погубленных душ на Страшном Суде смогут вину за свою гибель свалить на Вас! ... (выделено мною -- В П.)
Вся церковь ждёт от Вашего Высокопреосвященства открытого заявления -- считаетесь ли Вы с мнением подавляющего большинства иерархов...
Угасание духа веры в массах, принижение спасительных идеалов Церкви, забвение пастырями своего долга, умножение на этой почве беззакония, "иссякание любви многих"...
Не следовало при этом упускать из виду, что сколько бы ни делать сатане уступок, он будет требовать всё новых жертв себе, ибо такова природа зла: сила Церкви и источник её постоянного обновления не вовне, а внутри её самой...
Всё совершается совершенно обратно всем Вашим человеческим расчетам и упованиям...
Вы уже не можете быть вычеркнуты со страниц её (Церкви -- ВП.) истории; то или в сонм Исповедников своих впишет имя ваше российская Церковь, или же отнесёт к числу изменников её мироспасительным идеалам...
Внемлите общему голосу верующего народа, каковой несомненно является и "голосом Божиим"... вглядитесь в открывающуюся перед Вами пропасть неизбежного раскола: ужаснитесь ответственности за угасание огня веры в массах... и откажитесь от Вашего курса, от Ваших компромиссов; аннулируйте Вашу Декларацию (выделено мною -- ВП.), как акт личного Вашего заблуждения и выходящий за пределы Ваших полномочий; явите себя глашатаем Вечной Правды и истинной Любви Евангельской пред миром: отбросьте человеческие мудрования и расчёты и станьте на путь твёрдого исповедничества во имя Христово; не бойтесь возможности горших скорбей и испытаний для Церкви (они неизбежны, и Ваши компромиссы лишь принижают их значимость), ибо Церковь возликует, идя вслед за сим на новую Голгофу, и даже в страданиях своих благословит имя Ваше, зная, что главнейший источник разлагающего её начала Вами уничтожен...
Но увы! если Вы, Ваше Высокопреосвященство, станете упорствовать в Вашем курсе и открыто пренебрежёте голосом Церкви, то она, продолжая свой крестный путь, откажется от Вас. как от соучастника с её распинателями...
Мы умоляем, зовем Вас, Владыка, мы все ещё возле Вас и готовы подать Вам руки... Если Вы всё же не внемлете, не возвратитесь, то пойдёте Вашим уклоном дальше. НО БЕЗ НАС" (29 марта 1929 г.).
В Окружном Послании Собора русских заграничных архиерев православной русской пастве 1933 г. говорилось:
"Мы не можем, конечно, помешать ему (митр. Сергию -- В.П.) идти избранным путём, но сами не пойдём за ним. Мы знаем только одну правду, вечную Правду Христову; если теперь хотят её подменить какою-то другою, человеческою правдою, то мы готовы воскликнуть вместе с Исааком Сириянином: "Да погибнет такая правда!".
"Только молчите, -- говорит нам митрополит Сергий, -- и не обличайте советскую власть, ибо это есть акт политический".
"Молчи, только одно тебе говорю, молчи", -- гневно говорил некогда Грозный Царь святителю Филиппу, продолжавшему осуждать его жестокость и защищать попранную им правду. Не можем последовать призыву митрополита Сергия и мы, зарубежные епископы.
В те дни, когда Христос, почтивший нас святительским достоинством и призвавший пас быть его верными истинными свидетелями, борется с антихристом, мы не только не можем быть на стороне Его противника, но даже просто оставаться нейтральными в этой борьбе, ибо здесь "молчанием предаётся Бог" (выделено мною -- ВП.), по слову Григория Богослова".
Приведенные выше свидетельства -- это ничтожно малая часть исторических документов, сохранившихся от тех времён, вопиющих о глубочайшем падении митрополита Сергия и о страшном предательстве им церковных интересов.
Была ли у Церкви альтернатива избранному митрополитом Сергием курсу? Да, была. Она выражена в "Памятной записке соловецких епископов" (известной ещё, как "Послание Соловецких исповедников"), подписанной 27 сентября 1926 г. 17-ю епископами, томившимися в известном СЛОНе (соловецкий лагерь особого назначения). Это замечательное послание соловецких узников мало кому известно в России по той причине, что Московская Патриархия держит его под спудом.
В обращённом к "правительству СССР" этом документе нет даже и тени соглашательства. Епископы во всей правде заявили, что "в самых основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего примирения (выделено мною -- В.П.), потому что условием её бытия и смыслом её существования является то самое, что категорически отрицается коммунизмом". Обратимся к самому историческому посланию. Вот некоторые ха рактерные фрагменты.
"Подписавшие настоящее заявление отдают себе полный отчёт в том, насколько затруднительно установление взаимных благожелательных отношений между Церковью и государством в условиях текущей действительности, и не считают возможным об этом умолчать. Было бы неправдой, не отвечающей достоинству Церкви и притом бесцельной и ни для кого не убедительной, если бы они стали утверждать, что между Православной Церковью и государственной властью Советских республик нет никаких расхождений. Но это расхождение состоит не в том, в чём желает его видеть политическая подозрительность и в чём его указывает клевета врагов Церкви. Церковь не касается перераспределения богатств или их обобществления, т.к. всегда признавала это правом государства, за действия которого не ответственна. Церковь не касается и политической организации власти, ибо лояльна в отношении правительства всех стран, в границах которых имеет своих членов.(...) Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею правительства Советских республик.
(...) Никакими компромиссами и уступками, никакими частичными изменениями в своем вероучении или перетолкованиями его в духе коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие попытки в этом роде были сделаны обновленцами...
(...) Православная Церковь никогда не станет на этот недостойный путь и никогда не откажется ни в целом, ни в частях от своего обвеянного святыней прошлых веков вероучения в угоду одному из вечно-сменяющихся общественных настроений. При таком непримиримом идеологическом расхождении между Церковью и государством, неизбежно отражающемся на жизнедеятельности этих организаций, столкновение их в работе дня может быть предотвращено только последовательно проведенным законом об отделении Церкви от государства, согласно которому ни Церковь не должна мешать гражданскому правительству в успехах материального благополучия народа, ни государство стеснять Церковь в её религиозно-нравственной деятельности.
Такой закон, изданный в числе первых революционным правительством, вошел в состав Конституции СССР и мог бы при изменившейся политической системе до известной степени удовлетворить обе стороны. Церковь не имеет религиозных оснований не принять его. Господь Иисус Христос заповедал предоставить "кесарево", т.е. заботу о материальном благополучии народа, "кесарю", т.е. государственной власти, и не оставил нам, своим последователям, завета влиять на изменение государственных форм или руководить их деятельностью. Согласно этому вероучению и традициям. Православная Церковь всегда сторонилась политики и оставалась послушной государству во всём, что не касалось веры.
(...) Правительство, как в своём законодательстве, так и в порядке управления, не остаётся нейтральным по отношению к вере и неверию, но совершенно определённо становится на сторону атеизма, употребляя все средства государственного воздействия к его насаждению, развитию и
распространению, в противовес всем религиям.
(...) Не только порицание, но и одобрение правительства – есть вмешателъство в политику, и право воздержания от одобрения, которое быть может понято, как знак недовольства и неодобрения.
(...) Православная Церковь считает сыск и политический донос совершенно несовместимым с достоинством пастыря (выделено мною -- В. П. Цит. по книге "Трагедия Русской Церкви", Париж, YMCA- Press. 1977 г.. стр. 417-428).
15 февраля 1930 г., в то время, когда многие авторы "Соловецкого Послания" и большинство иерархов и многие священнослужители Русской Православной Церкви томились в лагерях и ссылках и пребывали в тяжких обстояниях, митрополит Сергий и его Синод провели пресс-конференцию, на которой митрополит Сергий ответил на ряд вопросов представителей печати. Эти материалы широко разошлись тогда по всему миру.
"Вопрос . Действительно ли существует в СССР гонения на религию и в каких формах оно проявляется?
Ответ . Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу декрета "Об отделении церкви от государства" исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того, последнее постановление ВЦИК u CHK РСФСР "О религиозных объединениях" от 8 апреля 1929 г. совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения на религию.
Вопрос . Верно ли, что безбожники, закрывают церкви, и как к этому относятся верующие?
Ответ . Да, действительно, некоторые церкви закрываются. Но проводится это закрытие не по инициативе властей; а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих. Безбожники в СССР организованы в частное общество, и поэтому их требования в области закрытия церквей правительственные органы отнюдь не считают для себя обязательными.
Вопрос . Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т.д.?
Ответ . Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния. Надо сказать, что несчастье церкви состоит в том, что она в прошлом, как это хорошо всем известно, слишком срослась с монархическим строем... К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата, и продолжают вести себя как политические противники Советского государства...
Вопрос . Соответствуют ли действительности сведения, помещённые в заграничной прессе, относительно жестокостей, чинимых агентами соввласти по отношению к отдельным священнослужителям?
Ответ . Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Всё это сплошной вымысел, клевета, совершенно не достойная серьёзных людей" (цит. по книге ВЛ.Куроедова "Религия и церковь в советском обществе", Москва, 1984).
Исчерпывающую оценку этой пресс-конференции митр. Сергия и его Синода дали соловецкие епископы-исповедники ещё за четыре года до её проведения, тогда же они поставили диагноз болезни Московской Патриархии:
"Православная Церковь не может, по примеру обновленцев засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким стеснениям и что нет другой страны, в которой она пользовалась такой полной свободой. Она не скажет вслух всего мира этой позорной лжи, которая может быть внушена только или лицемерием, или сервилизмом, или полным равнодушием к судьбам религии, заслуживающим безграничного осуждения в её служителях". (...) ...И не может стать слугой государства (выделено мною -- ВЛ.).
Примирить и соединить ту и другую точку зрения невозможно. Предлагаю читателям самим решить вопрос, чем же была внушена митр, Сергию эта позорная ложь? Лицемерием? Сервилизмом? Или полным равнодушием к судьбам религии? В любом случае, по слову исповедников, она заслуживает безграничного осуждения, так может говорить только обновленец.
Нужно назвать вещи своими именами. Сергианство -- синоним лжесвидетельства. Сергианство -- экклезиологическое лжеучение. Летописец православного мученичества протопресвитер Михаил Польский пишет, что митрополит Сергий погрешил против девятого члена Символа Веры о Церкви единой, святой соборной и апостольской:
"В своё время это отметил в полемике с митрополитом Сергием Николай (Добронравов), епископ Владимирский (от 7/20 апреля 1928 г.), сказавший, что "против апостольства Церкви он погрешил введением в Церковь мирских начал и земных принципов, против святости -- похудением подвига исповедничества (отрицанием фактов преследования Церкви и мученичества её чад -- ВП.), против соборности - единоличным управлением Церковью", не говоря уже о том, что он нарушил и единство её.
(...) Церковь вселенская -- собранное целое, и каждый член её должен не нарушать догмата соборности. Можно погрешить против вселенскости Церкви на местах, не храня единства духа в союзе мира (Еф. 4: 3) самочинием, идя против связующего в ней начала, ибо соборная Церковь состоит из множества членов, хранящих единство. Поэтому всякий, кто противополагает свою волю всей Церкви, погрешает против догмата о соборной Церкви. Каждый её член должен верить так, как она. (...)
Похищение епископом власти соборной есть уже не раскол, а ересь единоличного управления церкви епископом, отколовшимся от соборного единства...
Догмат о Церкви, выраженный в 9-ом члене Символа Веры. был нарушен в прошлом определенным открытым образом в Римский Поместной Церкви единоличной диктатурой первого ее епископа, заявившего претензию на таковое же главенство над всей Церковью. Но православная Вселенская Церковь отвергла это притязание и порвала общение с Римской Поместной Церковью...
Самочинием первого епископа в Русской Церкви... (митр. Сергий -- В.П.) нарушил догмат соборности" (Прот. М. Польский, "Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и заграницей", 1948 г. ее, 79-81).
Сергианство -- это трагедия всей Российской Церкви. Невзирая на то, кто где находится, мы, верующие части единого Тела Христова, по слову ап. Павла: Дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы -- тело Христово, а порознь -- члены (1 Кор. 12: 25-27). Именно поэтому в преодолении печальных последствий сергианства Зарубежная Церковь так же кровно заинтересована, как и все страдающие члены Русской Церкви на Родине.
(Редакция "Церковности": выссказывание сильное, но, к сожалению, двусмысленное – его можно понять и так, что члены Московской Патриархии – тоже части единого Тела Христова, и потому их болезнь является страданием для всей Церкви. Предостерегаем читателя от такого понимания – болезнь сергианства – это болезнь отдельной души и организации отпавшей от Тела Христова, -- и в этом отпадении болезнь и состоит. Поэтому сострадание верных членов Церкви тем, кто поражён болезнью сергианства – это сострадание отпадшим и заблудшим, а не страдание от внутренней болезни, которой Православная Церковь чужда и будет чужда впредь ).
3. Печальные последствия сергианства
Оттого что церковь Божию
Святотатственной рукой
Приковала ты к подножью
Власти суетной, земной...
Хомяков.
Нам нельзя обойти молчанием позорное участие и в служении "культу личности", которое принимали иерархи Московской Патриархии и которое никогда осуждено ими не было. В связи с этим в мае 1988 года, накануне открытия Собора Московской Патриархии, группа русских православных христиан (свящ. Г. Якунин, свящ. Н. Гайнов, Л. Тимофеев, А. Бессмертный, З. Крахмальникова, В. Попков, Ф. Светов и В. Борщёв) письменно обратилась к Патриарху Пимену и епископату с предложением осудить этот грех идолопоклонства.
"Восстановленная из руин в конце Второй Мировой войны по приказанию Сталина Московская Патриархия активно включилась в воскурение словесного фимиама "Вождю, Учителю и Другу трудящихся" - тирану, чьи руки обагрены кровью миллионов невинных страдальцев, в числе которых и сонм Российских Новомучеников.
Словами с амвона к верующим, поздравительными телеграммами, приветственными посланиями и даже молитвенными возглашениями в многолетиях, обращёнными к Самому Господу Богу, "о державе Россиской, Вожде её и властях", Московская Патриархия сакрализовала этот "культ", молитвенно освящала его, придавая ему религиозную санкцию.
Тем самым Московская Патриархия вольно или невольно духовно совращала одних своих чад в смертный грех идолопоклонства, обличаемый ещё ветхозаветными пророками, других - в соблазн двуличия, приспособленчества, конформизма, при этом отталкивая от себя многих из тех, кто был на пути к Церкви.
Апофеозом служения Московской Патриархии "культу личности" Сталина явился "Приветственный адрес Вождю народов СССР", поднесенный Сталину к его 70-летию от лица духовенства и мирян Русской Православной Церкви Патриархом Алексием и правящим епископатом (см. "Журнал Московской Патриархии". 1949 г., N 12). Этот адрес без колебаний можно назвать самым позорным документом, составленным от имени Церкви за всю историю существование, христианства и уж тем более за тысячелетнюю историю христианства на Руси.
В то время, как в обществе разрушались моральные и нравственные устои, поощрялись лжесвидетельства, доносительство, отречение детей от преследуемых родителей, жён от арестованных мужей; в то время, как из сознания народа изгонялись понятия милосердия и сострадания и происходило всеобщее поругание образа и подобия Божия в человеке, епископат Русской Церкви изливалобожествляемому деспоту свои верноподданические чувства: "Нам особенно дорого то, что в деяниях Ваших, направленных к осуществлению общего блага и справедливости, весь мир видит торжество нравственных начал".
Со словами религиозного восторга обращались к Сталину возглавители Церкви, подвергшейся в недалеком прошлом невиданно жестоким преследованиям, возглавители, многие из которых сами лишь недавно вышли из лагерей, тюрем, ссылок, имевшие полное представление о тяжести и масштабах преступлений против народа, совершаемых в стране.
Не нашлось среди современных иерархов митрополита Филиппа, чтобы обличить злодеяния новаго Ивана Грозного. Не обрела Церковь другого святого страстотерпца, в лице которого она выступила бы с мечом правды против силы зла.
Единогласно возносила иерархия Московской Патриархии хвалебные славословия "Вождю народов": "Шлём Вам молитвенное пожелание многих лет жизни на радость и счастье нашей великой Родины, благословляя Ваш подвиг служения ей и сами вдохновляясь этим подвигом Вашим".
Не приближается ли это благословение иерархов по уровню греховности и в то же время по своей религиозной значимости к кощунству?...
Не нашлось мужества отказаться подписать "Приветственный Адрес" у тех архиереев, кто сделал это вопреки своей воле, "страха ради иудейска" -- такой отказ означал идти на крест, и осуждать этих епископов нелегко. Но вызывает недоумение, что в благоприятное время хрущёвской "оттепели" никто из подписавших адрес не покаялся, хотя бы в индивидуальном порядке, тем более, что такое покаяние было бы воспринято с полным пониманием тогдашним политическим руководством страны.
Никого из подписавших "Приветственный Адрес" Сталину нет больше в живых, но ВОТ, ТЕПЕРЬ ВРЕМЯ БЛАГОПРИЯТНОЕ (2 Кор. 6: 2} для очищения нашей Церкви от греха идолопоклонства".
Вопрос "культа личности" на Соборе рассмотрен не был. На пресс-конференции 9-го июня 1988 г. по случаю закрытия Поместного Собора, по поводу осуждения "культа личности " Сталина Митрополит Киевский Филарет сказал, что это вопрос политический и не входил в компетенцию Собора.
Лжесвидетельство неотделимо от сергианства. Лжесвидетельству митрополита Сергия на Новомучеников и Исповедников Российских в последующие годы вторили и Патриархи Алексий I и Пимен. Патриарх Алексий II несколько лет назад, в пору политических арестов, когда по тюрьмам и лагерям отбывали сроки заключения сотни верующих и политических заключенных, заявил на весь мир:
"В Советском Союзе граждан никогда не арестовывают за их религиозные или политические убеждения" (Джейн Эллис, "Русская Православная Церковь", изд. университета Индиана, 1986. с. 426).
В год Тысячелетия Крещения Руси в Москве в издательстве "Прогресс" на английском языке вышла книга бельгийского писателя Людо ван Экка "В поисках святой матушки Руси". Книга содержит большое интервью митрополита Питирима. По словам митрополита, цензура в Советском Союзе не существовала и не существует (4). Издательский отдел, которым он ведает, всегда мог публиковать всё, что угодно, без ограничений. Государство никогда не вмешивается во внутренние дела Церкви.
"Только в 1917 г„ после революции, Церковь получила независимость, которой она была лишена со времени Петра I, -- сказал митрополит Питирим в интервью, данном Людо ван Экка. Новый Патриарх Тихон был заклятым врагом социализма, он анафематствоеал советскую власть и открыто призвал к свержению нового строя силой оружия. Священнослужители призывали к вооружённому восстанию, многие из них боролись против советской власти с оружием в руках на стороне белогвардейцев и иностранных интервентов. Поэтому их судили за уголовные преступления. Социалистическое государство никогда, и я хочу подчеркнуть это слово, никогда не преследовало нашу Церковь или любую иную религию.
(...) Церковь никогда не подвергалась преследованиям, за исключением тех священников, чья деятельность не имела ничего общего с их церковными обязательствами.
У Коммунистической партии Советского Союза и у Церкви много общих целей. Конечно, мы не можем вмешиваться в дела Коммунистической партии. И партия тоже не вмешивается в дела Церкви. Очень хорошо, что эти два главных общественных института -- государство и Церковь -- мирно сосуществуют и во многих случаях сотрудничают в интересах нашего общего социалистического государства" (с. 13-17).
Вспомним нашумевший на весь мир секретный доклад 1974 года, предназначенный для ЦК КПСС, в котором откровенно говорится о полном тогда контроле над Церковью Совета по делам религий (Вестник РХД , Париж, N 130 и 131 ). Его автор, Василий Фуров, занимавший в то время пост заместителя председателя Совета, поделил церковную иерархию на три категории: полностью подчинённых госатеизму епископов, не совсем подчинённых и умеренно сопротивляющихся попыткам Совета свести на нет влияние и деятельность Церкви.
В фуровском документе нынешний патриарх Алексий II включен в первую категорию. Об этой группе Фуров пишет, что это архиереи,
"... которые и на словах и на деле подтверждают не только лояльность, но и патриотичность к социалистическому обществу, строго соблюдая законы о культах, и в этом же духе воспитывают приходское духовенство, верующих, реально сознают, что наше государство не заинтересовано в возвышении роли религии и церкви в обществе и, понимая это, не проявляют особенной активности в расширении влияния православия среди населения" (Вестник РХД , № 130. с. 278).
Опубликованы и другие документы Совета по делам религий (Гласность, Москва, N 13, декабрь, 1987), в которых идёт речь о доносительстве нынешнего патриарха Алексия II на митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена (будущего патриарха). На них Советом по делам религий поставлен гриф "доверительно" и "строго конфиденциально". Эти документы вскрывают важнейшие механизмы тогдашних взаимоотношений правящих иерархов РПЦ с представителями "атеистического начальства".
Подлинность и фуровского отчета, предназначенного только для глаз функционеров ЦК КПСС, и "задушевных бесед" (доносов в Совет по делам религий) нынешнего патриарха, не вызывают в настоящее время ни малейшего сомнения. Известно, что о. Глеб Якунин был приговорён к длительному сроку заключения в том числе за то, что предал эти документы гласности. Этой утечке посвящён один из "секретных" документов КГБ -- письмо от 15 января 1982 г. заместителя Председателя КГБ В.Чебрикова в ЦК КПСС на имя М.В.Зимянина ("Об утечке информации из Совета по делам религий при Совете Министров СССР" N 97-4; архивный N ЦК КПСС 01425). Заканчивается сей документ так:
"Комитетом государственной безопасности параллельно проводятся мероприятия по выявлению канала утечки вышеупомянутых документов за рубеж и установлению лиц, причастных к этому".
В ходе "выявления канала утечки документов" на допросах в КГБ о. Глебу Якунину обещали значительно сократить срок, если он только укажет источник утечки этих документов, что о. Глеб категорически отказался сделать).
Обнаружен и опубликован целый ряд других архивных документов, свидетельствующих о том, что многие иерархи Московской Патриархии одновременно являлись агентами КГБ, а отдельные, наиболее перспективные агенты госбезопасности были продвинуты на руководящие должности Московской Патриархии в качестве её иерархов.
В этих публикациях приводятся отрывки из рапортов "кураторов церковных" руководству КГБ, свидетельствующие о степени внедрения органов госбезопасности в церковную среду. Приведём здесь лишь одну запись за 1987 год:
"Впервые в составе советской делегации принял участие в генеральной сессии ЮНЕСКО агент "Адамант". из числа иерархов РПЦ... Рассмотрено пять личных и рабочих дел на агентов террриториальных органов, рекомендованных для продвижения в руководящее звено Русской православной церкви. Начальник 4 отдела полковник Тимошевский" (ЦА КГБ л.356 из отчета 4 отдела 5 Управления).
Воистину, "кадры решают всё". Примечательно, что агент "Адамант", сиречь митрополит Ювеналий, согласно обнаруженным документам КГБ, вместе с другими иерархами Московской Патриархии и руководителями других конфессий в бывшем СССР был удостоен грамоты КГБ СССР "за многолетнее сотрудничество и активную помощь органам госбезопасности", 1985 г., л. 51. Подготовлены записки в КГБ СССР о поощрении агента "Адаманта". Шугай. В.И.Тимошевский.
Раскрыта и агентурная кличка другого видного церковного агента КГБ -- "Аббат". Эта кличка принадлежит Высокопреосвященному Питириму, Митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому.
В еженедельнике "Огонёк" был разоблачён "агент Антонов" -- митрополит Киевский Филарет (Денисенко), Ему были посвящены три статьи. Их автор Александр Нежный заканчивает свою последнюю статью "Третье имя" так: "При рождении Его Блаженство нарекли Михаилом, при пострижении в монахи дали имя Филарет; третьим именем его назвали в КГБ". Вдумаемся в значение этого третьего имени. Монах получает третье имя только при пострижении в великий ангельский образ -- в схиму, а Его Блаженство и его собратья по Синоду это третье имя получили от КГБ при "пострижении" в агентурную службу богоборческой империи зла (следует отметить, что "третье имя" будущий агент КГБ сам себе выбирал и формально его получал, ставя свою подпись на документе о сотрудничестве).
Владимир Зелинский богословски развивает эту мысль так:
"Там, где за именами епископов церкви прячутся прозвища или кличка, она т.е. церковь превращается в антицерковь, что требовалось устроителю этого спектакля.
Потому что имя, среди прочего, ещё и частица литургии. Имя Божие, как и имя человека. Когда на Великом Входе поминаются имена Патриарха, правящего архиерея, служащего священника и "всех предстоящих и молящихся", то в тот момент -- несколькими словами -- как бы собирается и озирается вся Церковь. Здесь она предстоит Отцу, Который каждого знает по имени. Под этим именем Он призывает, помнит, ведёт, судит, спасает, нас и -- независимо от нашей веры или неверия -- посылаем нам в дорогу Ангела-Хранителя.
"Имеющему ухо (слышать) да слышит, что Дух говорит Церквам:
побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которое никто не знает, кроме того, кто получает" (Откр. 2: 17).
Но и там, где вольно или невольно пародируется Церковь, также происходит смена имен. "Потёмкин", "Григорий", "Аббат". "Адамант" ...
(...) И такая перемена имени имеет свою опору в Писании. Тот же Апокалипсис говорит: "... и не будут иметь покоя ни днём, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертания имени его" (Откр. 14: 11), Неужели же все "потемкины" и "аббаты" никогда не вспоминали, сердцем не слышали этих Иоанновых слов?" ("Сказанное в темноте", Русская мысль, 24 апреля 1992, с. 67}.
Парламентская Комиссия выяснила, что бывший представитель Патриархии в США архиепископ Климент (ныне Калужский) -- агент "Топаз". Митрополит Воронежский Мефодий до недавнего времени скрывался за кличкой "Павел". Митрополит Филарет Минский "Островский". Покойный митрополит Никодим Рогов -- "Святослав", а патриарх Алексий II -- "Дроздов". Эта огласка, однако, нисколько не мешает им продолжать свои обычные занятия -- совершать богослужения, исповедовать верующих, принимать послов и других видных иностранных вельмож, созывать соборы и синоды, осуществлять различные благотворительные акции.
В своём слове о том, что нельзя лгать, Авва Дорофей писал:
"...Ни одна злоба, ни одна ересь, ни сам диавол не может никого обольстить иначе, как только под видом добродетели. Апостол говорит, что сам диавол преобразуется в ангела света, потому не удивительно, что и слуги его преобразуются в служителей правды (Кор, 11; 14-15)".
На собрании студентов Московского государственного университета глава отдела Внешних Церковных Сношений Московского Патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (он же агент "Михайлов") заявил, что факт встречи духовенства с представителями КГБ "нравственно безразличен" (Бюллетень "Прямой путь", N 1-2, 1992 г.).
С этим высказыванием никак нельзя согласиться. Никак нельзя считать нормальным и безвредным для Церкви вмешательство в Её жизнь какого бы то ни было государственного руководства, тем более богоборческого. Двух мнений на этот счет быть не может. Аморальность такого положения очевидна.
"...Всё церковное управление в течение полувека, все важные решения Московской Патриархии ставились в зависимость от прихотей коммунистических властей и их опричников, деятельность церковного и гебешного руководства переплетались столь причудливым образом, что Церковь зачастую была вынуждена заниматься сыском и разведкой, а чекисты -- сугубо церковными делами. Это вопрос не политический, но вероучительный", констатирует Михаил Поздняев ("Русская мысль", 27 марта 1992 г.).
Парламентская Комиссия направила руководству Московской Патриархии письмо (6 марта 1992 г.), в котором, в частности, предлагается следующее:
"Люстрация церковной агентуры могла бы быть жёстким, даже жестоким актом па отношению к Церкви, и без того много пострадавшей, комиссия считает, что лучше, если верующие сами найдут способ очищения от привнесенных, антиконституционных элементов. (...)
Комиссия рекомендует внести в канонические и гражданские уставы запрет на тайное сотрудничество ответственных работников Церкви с органами государства, а также изучить предшествующую деятельность этих органов управления и международных отделов в свете соответствия этой деятельности конституционному принципу отделения Церкви от государства. Со cвоей стороны, для устранения опасности использования Церкви в антиконституционных целях, Комиссия предложила внести поправки в действующее законодательство, воспрещающие привлекать священнослужителей к оперативно-розыскной деятельности. Однако добиться практического использования этого положения возможно только при запрете с обеих сторон -- и со стороны государства, и со стороны самой Церкви.
Комиссия выражает надежду, что Русская Православная Церковь сможет преодолеть тяжёлое наследие прошлого".
Замечательная идея -- принять закон, воспрещающий привлекать священнослужителей к оперативно-розыскной деятельности, попросту говоря, запретить доносительство, но Церковь уже ввела в свою жизнь такой закон (канон) более 1600 лет назад. На Эльвирском соборе Церкви в 313 г. в 73-й главе -- о доносительстве -- мы читаем:
"Если кто верный был доносчиком, и через его донос кто-либо подвергся преследованию или был убит, угодно, чтобы он не получал причастия даже при кончине (в некоторых списках: "кроме как при кончине"). Если дело было легче, через пятилетие он может получить причастие. Если он был оглашённым, по пятилетнем времени допускается ко крещению" (перевод с латыни из книги Acta Conciliorum. tomus I. Parisiis, 1715 г.).
Спустя год после Эльвирского собора другой собор Церкви -- Арелатский принял еще один канон против доносительства, известный как 13-е правило:
"О тех. о которых говорят, что они выдавали священные писания, или господские сосуды, или имена своих братьев; угодно было нам, чтобы всякий из них, кто будет обличён из общественных актов, (а) не нагими словами, был удалён из чина клира. А если будет обнаружено, что они кого-либо рукоположили, и о тех, кого они рукоположили, дело прекращено. Да не вредит им рукоположение (в некоторых списках: "да не прекращается их рукоположение"). (Оттуда же).
Архиерейский собор, заседавший в Свято-Даниловом монастыре и Москве в апреле этого года, вместо того, чтобы вспомнить и возродитъ эти правила, постановил создать комиссию по расследованию публикаций о связях церковных деятелей с КГБ. Возглавил эту комиссию епископ Костромской и Галичский Александр, и в неё вошли семь епископов, хиротонисанных в последние два года. Факт их недавних хиротоний был особо подчёркнут в заявлении о создании комиссии, дабы убедить общественность в их полной свободе от каких-либо связей с КГБ. Комиссия состоит из тех, кого патриарх и члены его синода возвели на высокую иерархическую ступень . Не проще ли Патриарху и его Синоду вместо того, чтобы создавать расследование над расследованием, памятуя вышеприведенные каноны против доносительства, прямо и достойно ответить на поставленные вопросы и обвинения?
Судя по резолюциям московского архиерейского собора, об этих канонах и не вспоминали (архиереи Московской Патриархии предпочитают вспоминать лишь только один род правил, касающихся послушания епископу!).
Был упущен исторический момент решительно осудить грехи доносительства и лжесвидетельства, которые, увы, стали нормой церковной жизни Московской Патриархии.
Все эти факты из жизни Московской Патриархии вызывают в памяти страшное пророчество преп. Серафима Саровского, сказавшего:
"...будет время, когда нечестие архиереев русских превзойдет то нечестие архиереев греческих, которое было во время императора Феодосия Юнейшего и исполнится сказанное: "Приближаются ко Мне люди сии устами своими и чтут Мя языком, сердца же их далече отстоят от Меня. Но тщетно чтут Меня, уча учением заповедям человеческим" (Ис. 19; 13)".
4. Самооправдание или покаяние?
Не за то, братья, будем мы осуждены на вечном суде, что не совершали мы чудес, что не богословствовали, но за то будем осуждены, что не плакали о грехах своих.
Преподобный Иоанн Лествичник.
"Заповеди человеческие", о которых говорит пророк Исаия, подменяют покаяние САМООПРАВДАНИЕМ и угождением человеческим слабостям, учат служить земному более, чем небесному.
Яркий пример этому подал прошлой осенью сам руководитель Московской Патриархии Алексий II. Будучи в вашингтонском Джорджтаунском университете, он сказал:
"Я мог выступить с публичным осуждением антирелигиозных гонений. Я даже не думаю, что при Хрущёве меня бы за это отправили в тюрьму -- я бы просто окончил свои дни где-нибудь в монастыре, как это произошло с одним из моих собратьев-архиереев (какой ужас, монаху окончить свои дни в монастыре! -- ВЛ.). Но я помнил в то время и о другом. Господь, призвавший меня к епископству, неразрывно связал меня с моей паствой, сделал меня ответственным за неё. И я до сих пор с ужасом думаю о том, что было бы с моей паствой, если бы своими "решительными" действиями я оставил её без Причастия, без возможности посещать храм, оставил детей без Крещения, умирающих -- без последнего напутствия. (…) Я знаю: великий, несмываемый грех совершил бы я, если бы, заботясь о своём нравственном реноме, ушел от управления епархией и предал свою паству, позволив богоборцам обезглавить её и глумиться над ней".
Снова перед нами излюбленная теория Московской Патриархии:
компромисс спас Церковь. Сделка с совестью предоставила Церкви возможность совершать Таинства. Не Церковь нуждается в нашем "спасении" Её, а мы, все мы нуждаемся в том спасении, которое только Она дарует.
А как насчёт паствы упомянутого в патриаршей речи опального епископа, который "окончил свои дни... в монастыре", выступившего с "публичным осуждением антирелигиозных гонений" -- она что, осталась без Tаинств? Если довести мысль патриарха до логического конца, то получается, что заточенный в монастырь епископ совершил "великий, несмываемый грех", тем, что возвысил голос против гонений на Церковь. Неужто можно допустить, что в пору гонений сей иерарх "предал свою паству", заботясь лишь "о своём нравственном реноме"? Нет! Тысячу раз нет! Опальный святитель поступил так, как повелел всем служителям Церкви Пастыроначальник Христос -- Пастырь добрый полагает жизнь свою за овцы (Иоан. 10: 11).
Иерарх, которого имел ввиду патриарх, но не назвал его по имени, не кто иной, как епископ-исповедник Ермоген (Голубев) . Архиепископ Ермоген -- единственный иерарх Русской Церкви, который в период хрущёвских гонений (конец 50-х, начало 60-х годов, когда нынешний патриарх начал свой головокружительный взлёт по иерархической лестнице) добился того, что ни один храм в его ташкентской епархии не был закрыт.
Спасибо патриарху Алексию II, что не дал нам забыть про владыку Ермогена. Уверен, что будущие поколения православных россиян с любовью и признательностью будут вспоминать архиеп. Ермогена как человека, пожертвовавшего собою для блага Церкви Христовой и как живой пример иерарха, который, несмотря на тяжёлое время, в котором он жил, преодолел соблазн сергианства.
В "Русском вестнике" (№ 13, 25 марта -- 1 апреля 1992 г.) статьёй "Встреча с Патриархом" завершается обсуждение проблемы причастности иерархов и клириков Московской Патриархии к тайной деятельности КГБ. Патриарх высказался в этой статье по этому поводу однозначно:
"Мы не принимаем голословных обвинений, пусть подтвердят их документами. Любой иерарх в прошедшие годы общался с властями, тем более, сотрудниками совета по делам религий при правительстве, где представителей КГБ было более чем достаточно. Если будет доказано. что связь того или иного священника, либо епископа причинила ущерб Церкви или ближнему, -- это грех, и за него придётся понести ответственность. Но если такого ущерба не было, то о чём и зачем тогда шум, каковы подлинные причины кампании по "разоблачению" священнослужителей?"
Что ж, мы вовсе не хотим, чтобы патриарх принял голословные обвинения. Придётся предъявить документы. Вернёмся к делу владыки Ермогена.
22 декабря 1967 г. нынешний патриарх, тогда Управляющий делами Московского Патриархата архиеп. Алексий, Таллинский и Эстонский направил архиеп. Ермогену резолюцию патриарха Алексия I (Симанского), в которой говорится, что опальный епископ был уволен "на покой" в Жировицкий монастырь в 1965-м году, так как
"В то время не было соответствующей вакантной кафедры. Ряд кафедр за эти два года освобождался, но были и кандидаты на эти кафедры, более подходящие (читай: преданные сергианцы В.П.), чем Преосвященный Ермоген. у которого неизменно возникали осложнения в епархиях, которые он последовательно занимал (Ташкент, Омск, Калуга}, и нам приходилось каждый раз брать на себя хлопоты по их разрешению и заботиться о перемещении его на новую кафедру.
(...) В Жировицком монастыре для него (еп. Ермогена -- В.П.} были созданы самые благоприятные условия как в бытовом отношении, так и в отношении беспрепятственного служения и проповедания Слова Божия. Однако Преосвященный не был доволен созданными для него условиями, неоднократно выражал свое неудовольствие и тем смущал церковную общественность проявленной, якобы, к нему несправедливостью.
(...) В настоящее время дело обстоит так, что настроение Преосвященного, как видно по тону и характеру его заявления, не даёт надежды на то, что не будет повторения того, что было у него в Ташкенте, Омске и Калуге, и потому от него самого зависит, дать возможность Синоду прекратить его пребывание на "покое" и назначить его на Епархию" (Вестник РСХД, № 87-88,1968, с. 8).
А что, собственно, произошло в епархиях, которые Архиепископ Ермоген занимал, какие же это были "неизменно возникающие осложнения"? О них говорит владыка Ермоген в обстоятельном ответе патриарху Алексию I, опубликованном в том же номере "Вестника РСХД":
"Я должен особо подчеркнуть, что моя церковная деятельность как архиерея во всех епархиях, где мне приходилось служить, всегда протекала в пределах закона, против меня никогда не выдвигалось ни одного легального обвинения, и я никогда не привлекался, ни к уголовной, ни к административной ответственности. Правда, у меня были "осложнения" с уполномоченными, но во всех случаях "осложнений" на моей стороне был закон, на стороне уполномоченных -- произвольные, не обоснованные на советском законе требования.
Наибольшие "осложнения" были в Ташкенте. Но какие причины были для этих осложнений?
Первой причиной был мой отказ уполномоченному Вороничеву "помочь" ему закрыть храм в с. Луначарском под Ташкентом, И храм этот за отсутствием законных оснований к его закрытию остался открытым и по сей день. За всё время управления мной ташкентской епархией в ней не было закрыто ни одного храма, в то время как по ряду епархий уже прокатывались волны массовых закрытий церквей.
Второй причиной "осложнений" была постройка в Ташкенте Кафедрального собора. Постройка эта явилась самым крупным церковным строительством в нашей Церкви за истекшее 50-летие по восстановлении патриаршества.
(„.) За время моего служения в Омске не было вообще никаких осложнений. Ведь нельзя же принимать за "осложнение" вызов меня в качестве свидетеля по делу старосты одного из закрытых храмов в связи с посылкой ею жалобы Н.С. Хрущёву на незаконное закрытие храма!!! И ставить гражданину в вину вызов его в качестве свидетеля - юридический абсурд.
Служение моё в Калужской епархии проходило при двух уполномоченых, сперва при В. А. Смолине и затем при Ф. П. Рябове (тот самый Рябов, который уже в перестроечное время всячески противился открытию Оптиной Пустыни -- В.П.), (...) В основном осложнения стали возникать по вопросам пополнения священнослужительских кадров епархии и замещения свободных священнических мест" (стр. 9-15) .
Если архиепископ Ермоген отказался поставить себя в положение слепого исполнителя велений врагов Церкви и за это лишился кафедры, то послушные безбожникам иерархии Московской Патриархии полностью отдали себя во власть богоборцев, исполняя всякое их желание и поручение. Порою эта порабощенность принимала абсурдные формы. Архиепископ Ермоген в том же ответе патриарху Алексию I рассказывает о совете, данном ему ныне покойным митрополитом Крутицким Питиримом:
"Во избежании всяких осложнений поступайте так: когда придёт к вам на прием священник или член приходского совета по какому-либо церковномувопросу, выслушайте его, затем направьте его к уполномоченному с тем, чтобы, побывши у него, он опять вернулся к вам. Когда он вернётся и вам доложат об этом, вы позвоните уполномоченному и спросите, что он сказал вашему посетителю. И то, что сказал ему уполномоченный, то же самое скажите ему и вы" (оттуда же. с,10).
Таким образом, старейший после патриарха митрополит указывал епархиальному архиерею, каким в церковном управлении он должен быть для своего духовенства и пасомых рупором для исполнения указаний безбожника и врага Церкви.
Из выше сказанного явствует, кто "приносил ущерб Церкви и ближнему", а кто пользу... Напомним слова патриарха Алексия II:
"Если будет доказано, что связь того или иного священника либо епископа причинила ущерб Церкви или ближнему, -- это грех и за него придётся понести ответственность".
Позволительно спросить: кто же понесёт ответственность за гонения на архиепископа Ермогена?
В своем выступлении в Джорджтаунском университете патриарх говорил о самосохранении Церкви, как об одном из важнейших принципов её жизни. Но действительно ли в этом её главная забота? Обратимся по этому поводу к мысли богослова, на которого патриарх любит в своих речах ссылаться -- ныне покойного протопресвитера Александра Шмемана:
"Не для себя существует Церковь и не в самосохранении внутренний двигатель её жизни. И потому в ней всегда пребывает очень тонкая, огромным числом "церковников" слишком часто не замечаемая, черта, отделяющая подлинное и праведное охранение Церкви от соблазнительного самосохранения : когда церковное общество начинает почти бессознательно служить себе, а не назначению Церкви в мире. Когда верующие начинают ощущать Церковь как существующую только для них и для удовлетворения их "религиозных нужд", и в этих нуждах, в своих церковных навыках, в своём духовном удовлетворении полагать мерило всего в жизни Церкви. Когда по видимости всё остается таким же -- благолепным, молитвенным, утешительным, а на глубине уже искривлено тонким -- самым тонким, из всех! -- духовным эгоизмом и эгоцентризмом. И потому главной заботой церковной совести не должна ли быть забыта эта черта, чтобы праведное охранение Церкви не превращалось в духовно-опасное, ибо двусмысленное и соблазнительное, самосохранение? ("Вестник РСХД", № 106,1972, с. 256).
Во время пребывания патриарха Алексия II прошлой осенью в США ни в одной из его многочисленных биографий не был упомянут тот немаловажный факт, что Его Святейшество без малого четверть века служил Управляющим делами Московского Патриархата. И ни для кого не секрет, что в доперестроечное время занимающий это кресло являлся фактически первой персоной в Церкви.
Следует отметить, что Патриарх Алексий II в свою бытность Управляющим делами Патриархии не только передал опальному владыке Ермогену Указ Синода, отправляющий его в монастырь на покой и затем телеграммой запретил епархиальным архиереям сообщаться с изгнанным архипастырем. Кроме того, нынешний патриарх был тот, кто передал постановление Патриархии о запрещении в священнослужении отцов Николая Эшлимана и Глеба Якунина за то, что они (кстати, с благословения архиеп. Ермогена, за что, по свидетельству о. Глеба Якунина, владыка и был сослан в монастырь) дерзнули возвысить свои голоса в защиту Церкви, сказав своим архиереям горькую правду.
"Сегодня действия церковных властей, которые гнали мужественных московских священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина, никем не осуждены, -- пишет о. Георгий Эдельштейн в статье "Читая и перечитывая классику". -- Эти гонители по-прежнему заседают в Священном Синоде. Эти гонители утверждают, что именно они, номенклатурные единицы ЦК КПСС, т.е. кто явно и тайно сотрудничали с КГБ и партийно-государственной элитой, являются духовными наследниками Новомучеников и Исповедников Российских, что именно они своим твёрдым, и непоколебимым стоянием в сергианстве спасли Церковь. Они пытаются убедить нас, что если бы все епископы противостояли коммунистической системе, людоеды ни одного епископа не оставили бы в живых и Церковь на Руси сегодня бы не существовала".
Руководители Московской Патриархии попирают неложное обетование Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: Созижду Церковь Мою и врата ада не одолеют её (Мф. 16: 18).
Деятельность епископов и священнослужителей, построенная на компромиссах с богоборцами, привела к нравственному растлению внутри Московской Патриархии. Компромисс со злом не может дать мира духовного. "Мир", достигаемый таким путём, есть ложь. Для лжи нет места в Церкви, как нет в ней места сатане, отцу лжи. Нет ничего страшнее, чем мириться со злом и привыкать к нему.
"Да не подумают, однако... что всяким миром надобно дорожить, ибо знаю, что есть прекрасное разногласие и самое пагубное единомыслие; но должно любить добрый мир. имеющий добрую цель и соединяющий с Богом... Нехорошо быть и слишком вялым и чрез меру горячим, так чтобы или, по мягкости нрава со всеми соглашаться, или из упорства со всеми разногласить... Но когда идёт дело об явном нечестии, тогда должно скорее идти на огонь и меч, не смотреть на требования времени и властителей и вообще на всё, нежели приобщаться лукавого кваса и прилагаться к заражённым. Всего страшнее -- бояться чего-либо более, нежели Бога, и по сей боязни служителю истины стать предателем учения веры и истины" (святитель Григорий Богослов).
За годы советской власти был выращен новый, совершенно не известный истории Церкви тип епископа -- политикана и администратора, хотя епископ не столько администратор: основная его задача -- учительная. Епископ призван учить примером своей жизни. Апостол Павел в послании к Титу пишет, говоря о назначении епископа, что он должен быть непорочен, как Божий домостроитель, не дерзок, не гневлив, не пьяница, не бийца, не корыстолюбив, но страннолюбив, любящий добро, целомудрен, справедлив, воздержан, держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать (Тит. 1: 7-9).
Хиротонии епископа предшествует особый чин его "наречения", торжественное исповедание им своей веры перед церковным народом, а также принесение особой присяги, в которой, в частности, говорится:
"К сим же обещаются ничтоже творити ми по нужде, аще и от сильных лиц или от множества народа иудиму. аще и смертию ми воспретят, веляще что сотворити ми вопреки божественным и священным правилам" (русский текст: также обещаю, что я ничего не буду делать по принуждению, хотя бы принуждали меня сильные лица [т.е. -- власть имущие] или множество народа, даже если они станут грозить мне смертью, требуя, чтобы я сделал что-нибудь вопреки божественным и священным правилам).
Многие считали и утверждали, что патриарх Алексий II был избран свободным волеизъявлением архиереев Московской Патриархии. Однако, согласно вновь открытым документам, в дни подготовки Поместного Собора 1990 г. руководитель КГБ и будущий путчист Крючков разослал по всем управлениям КГБ специальную шифрованную телеграмму, предлагавшую управлениям способствовать избранию на патриарший престол митрополита Ленинградского Алексия (Ридигера). Смели ли собранные на собор церковные агенты ослушаться своего шефа?
За все последние годы ни один "Дроздов", "Антонов", "Аббат", "Островский" и другие, еще не раскрытые, -- ни один из этих "агентов в рясах" не принёс примера покаяния! Ни один!
Владыки Московской Патриархии не только не подают примера покаяния, но идут ещё дальше по пути самооправдания. На Архиерейском Соборе в Свято-Даниловском монастыре в конце марта нынешний глава Московской Патриархии договорился до того, что назвал клеветой неопровержимые факты сотрудничества иерархов с КГБ. Так, в первый день собора, задавая тон всему дальнейшему ходу соборной дискуссии, Патриарх заявил, что многие проблемы церковной жизни "в большой степени искусственно создаются извне с целью отторжения от Церкви народа Божия. (...) Некоторые средства массовой информации (...) участвуют в неблаговидной кампании клеветы на Церковь, очернения её служителей".
Итак, по словам патриарха проблемы церковной жизни "...искусственно создаются извне"?! Что за неведомые силы, "отторгают от Церкви народ Божий"? Эти проблемы рождены сергианством и нераскаянностью в нём, и именно это отторгает чад Божиих от Церкви.
В связи с этим создаётся комиссия по расследованию связей иерархов и клириков с КГБ из восьми молодых епископов, рукоположенных в перестроечное время. Руководство Московской Патриархии нс только прикрывается этим фактом, подчёркивая свою мнимую свободу от влияния КГБ, но и продолжает свой позорный путь, "подставляя" этих самых молодых иерархов. Перед молодыми епископами возникает естественная альтернатива: либо найти способы оправдания "деяний" иерархов-агентов, подтвердив заявление Алексия II о развёрнутой прессой клеветнической кампании против Церкви и уличив её (прессу) во лжи; либо, признав важность и жизненную необходимость дать ответы на прямо поставленные вопросы, тем самым лишиться покровительства тех, против кого выдвинуты эти страшные обвинения, то есть, выражаясь словами патриарха, получить возможность "окончить свои дни где-нибудь в монастыре", вдали от епархиальных кафедр.
Сотрудничающие с КГБ иерархи, с помощью созданной на соборе комиссии, стремятся оттянуть время и, подобно страусу, прячут голову в песок. Но ведь наша совесть не перед людьми, а перед Самим Богом. По слову преп. Ефрема Сирина: "Если нам стыдно людей, то насколько больше должно стыдиться, а вместе и бояться Бога, знающего все тайны человеческие! Ведь Он будет судить весь мир и воздаст каждому по делам его".
"Сейчас надо не критиковать Патриарха и Московскую Патриархию, а помогать им. Нельзя злорадствовать их положению". Согласен. Избави Бог злорадствовать! Но как помочь? делать вид, что всё в порядке, что мы более не замечаем иудина греха предательства, доносительства и лжесвидетельства или убеждать выйти на светлый путь покаяния? Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован, -- читаем мы в Писании (Притч. 28: 13).
Страницы сегодняшних отечественных периодических изданий тут и там пестрят разнообразной информацией на религиозные темы: от рубрики "Заглянем в Святцы" в "Коммерсанте" до довольно объёмистых статей в "Известиях", "Неделе", "Московских Новостях".
В последние месяцы стало весьма популярным имя диакона Андрея Кураева, опубликовавшего несколько статей, в которых он честно и откровенно признаётся, что не только он, получивший богословское образование в Московской семинарий и Духовной Академии в Румынии, а ныне состоящий референтом при патриархе, но и добрая половина священников Московской Патриархии так или иначе сотрудничала с КГБ (см. "Русская мысль" от 28 февраля 1992 г.). Диакон Кураев признаёт: да -- грех, да -- было... Но ведь каждый второй! Да и КГБ преувеличивает -- им тоже свойственны приписки. И вообще, это всё их провокация -- сами идут ко дну, и нас, православных за собой тянут, черня и пороча ("Посмертный триумф комитета" "Московские новости" 8 марта 1992 г.). И ни разу ни в одной из своих статей не пишет диакон Андрей Кураев о необходимости каяться!
Если это действительно, как Вы, о. диакон, пишете, "наш общий национальный и народный грех, который лишь в лице церковных пастырей сконцентрировался более ясно, полно и печально", не должно ли пастырям явить пример покаяния тем, кто не знает, что это такое?!
Хочется спросить диакона Андрея Кураева: Как Вы, считающий себя православным, что обязывает Вас жить в духе истины и силе правды, встали на путь негласного сотрудничества со службами госбезопасности, в чём Вы признаётесь со страниц Ваших статей? Что заставляет Вас заниматься не только самооправданием, но оправданием и защитой своих учителей-владык Московской Патриархии, имеющих за плечами 30-40 летний стаж работы в КГБ? Ваша публичная полуисповедь -- свидетельство "последнего триумфа Комитета", пример блестящего решения одной из задач безбожников ослабить Церковь извращённым исповеданием веры. Сколько ещё таких, как Вы, референтов?
Современный нам исповедник Борис Талантов в своей статье "Порождение ехиднино" (август 1967 г.) обличал лжепастырей и призывал русский народ:
""Возглавители Патриархии предают Церковь, не следуя светлому исповедничеству Патриарха Тихона, митрополитов Петра Крутицкого, Кирилла Казанского, Иосифа Петроградского и сонма других исповедников, которые не допускали использования церковного управления в целях внешней и внутренней политики богоборческой власти.
Возглавители Патриархии предают Церковь, не защищая права православного большинства российского народа на христианское воспитание детей и молодежи...
СОХРАНЯЯ ЕДИНСТВО, ОНИ (чада Церкви -- В.П.) ДОЛЖНЫ НАЧАТЬВСЕНАРОДНОЕ обличение РАЗВРАЩЁННЫХ ЛЖЕПАСТЫРЕЙ И ОЧИСТИТЬ ОТ НИХ ЦЕРКОВЬ" (выделено мной -- В.П.).
Если у возглавителей Московской Патриархии нет сил для того, чтобы стать примером для паствы в покаянии, пусть тогда уйдут в сторону, как предлагали соловецкие епископы митрополиту Сергию и уступят свои кафедры архипастырям, способным стать на этот узкий путь.
Прав священник Георгий Эдельштейн, писавший:
"Сергианцы лгут вовсе не потому, что их на лесоповал могут отправить и не потому, что пистолет к затылку приставлен, а только потому, что они -- сергианцы , доктрина у них такая, они веруют и исповедуют, что Церковь необходимо спасать ложью. Это их первая и бОльшая заповедь" ("Читая и перечитывая классику", Монреаль. 1992 г.).
Единственный способ покончить с этой ложью -- истинное покаяние. Но в любом случае эти иерархи не освобождаются от духовного суда, который может и должен состояться в условиях соборной полноты Русской Православной Церкви, потому что о духовном суде внутри Московской Патриархии говорить не приходится: в самой её структуре беспристрастный духовный суд отсутствует. Синод держит полноту власти над церковной жизнью в своих руках, как это делает итальянская мафия или политбюро. Поскольку, согласно Уставу РПЦ, функции духовного суда (разбор жалоб, неканонических действий епископов и духовенства и т.п.) отнесены к самому Синоду, было бы наивно полагать, что его члены осудят самих себя, а не будут все свои злодеяния держать под секретом.
Возглавивший церковную комиссию по расследованию документов КГБ епископ Костромской и Галичский Александр в свое время высказал опасение, что раскрытие всех грехов Московской Патриархии смутит "малых сих". Но ведь упорное самооправдание в очевидных грехах ещё больше смущает "малых сих", а других вообще отвергает от Церкви!
Всем известно выражение -- не выносить мусор из избы. Но если слишком долго держать в избе этот мусор, она непременно наполнится невыносимой затхлостью, и не только дышать, но и жить в этом доме станет невозможно. Наступает время, когда жизненно необходимо вынести накопившийся мусор из русской избы, проветрить и основательно помыть её. Церковь учит нас постоянно через покаяние, вычищать мусор из своих изб -- наших человеческих душ.
Надежда на земных "спасителей" и умалчивание правды ради ложного мира, приводящее к попиранию Закона Божьего, подготовляет мир к приходу антихриста.
Тайна беззакония уже в действии... Откроется беззаконник... Того. которого пришествие по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями, и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения. И за cue пошлет им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все не веровавшие истине, но возлюбившие неправду (2 Фее. 2: 7-12).
И если не покается весь русский народ в своем "неприятии любви истины" и не исповедует Истину, подобно Новомученикам, то как приняли молча лжевождей Московской Патриархии, так и примут они антихриста. Устами исповедуют ко спасению (Рим. 10:10), а "молчанием предается Бог" (Свят. Григорий Богослов).