«Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху» Валерий Соловей. Политолог валерий соловей раскрыл сценарий революции Валерий соловей revolution

Валерий Соловей — политолог, профессор МГИМО, один из самых точных предсказателей перестановок во власти, выпускает новую книгу «Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху». А также предрекает кардинальные изменения в России в ближайшие два года. На чем основаны его предположения, почему силовики и чиновники вовсе не опора режима и что может быть альтернативой новой русской революции — он рассказал в интервью «Газете.Ru».

— В своей книге, которая выйдет в ноябре, вы пишете, что еще ни одна революция не была предсказана. И тем не менее находите общие черты во многих так называемых цветных революциях последнего времени, в том числе в странах СНГ. Правда, это вовсе не пресловутая «рука Госдепа», как учит нас великий телевизор и во что, кажется, искренне верят даже некоторые из руководителей страны. Тогда что это за общие черты?

— Да, многие верят в «руку Госдепа», и хотя для этой веры есть некоторые основания, влияние Запада — это в первую очередь влияние образа жизни и культуры. Трудовая миграция из стран СНГ — особенно тех, что находятся географически между Россией и Европой, — направлена в обе стороны: и на Восток, и на Запад. Люди могут наблюдать и сравнивать, где лучше.

Даже белорусская молодежь сегодня куда больше ориентирована на Запад, и в этом смысле будущее Белоруссии предрешено.

Вот так и украинцы: ездили туда-сюда, смотрели, делали выводы. Взять хотя бы такой факт. Украинец может поступить учиться в российский вуз только на платной основе, тогда как в Польше и во многих других странах ЕС он может получить грант на обучение. Если мы так много говорили, что украинцы — братский народ, почему же это братство сводилось лишь к тому, как поделить деньги за транзит газа.

— А в итоге пришлось вместо «мягкой силы» действовать грубой.

— Причем без серьезных на то оснований. В 2013 году, когда решался вопрос, подпишет ли Украина ассоциацию с Евросоюзом, Европа от Украины уже фактически отказывалась. У ЕС было тогда слишком много проблем с Грецией и другими «нарушителями» бюджетной дисциплины. Существовало некое молчаливое разграничение сфер влияния. Не то чтобы гласно, но считалось предрешенным, что Украина находится в сфере российского влияния. Украинская революция стала для европейских лидеров такой же неприятной неожиданностью, что и для кремлевского руководства. Особенно когда там пролилась кровь и пришлось вмешиваться в ситуацию. Этого западные политики боялись как огня. Так что популярные в некоторых кругах идеи о «подрывном» западном влиянии имеют весьма отдаленное отношение к действительности.

«Власти повезло с оппозицией»

— Волнения 2011-2012 годов в России — все эти многотысячные митинги против «нечестных выборов», оккупай-абай, прогулки по бульварам и так далее — тоже не Госдепом были организованы?

— Это был моральный протест в его чистом, беспримесном виде. Социоэкономических причин для протеста в России тогда не было. Страна находилась в восходящем тренде после кризиса 2008-2009 годов. Доходы и уровень жизни росли. Я в своей книге пишу, что ядро тех, кто пришел на первый митинг 5 декабря, сразу после выборов в Госдуму, составили именно наблюдатели, которых страшно оскорбило, как демонстративно власть наплевала на их усилия провести честные выборы.

Обществу буквально плюнули в лицо. Что же удивительного в том, что оно восстало? Это был моральный протест, который мог перерасти в полноценную политическую революцию.

— Почему же не перерос?

— В данном случае основную роль сыграла слабость самой оппозиции. Оппозиция к этому массовому подъему оказалась не готова точно в такой же степени, что и власть.

— А в чем должна была заключаться подготовка оппозиции?

— Надо заранее думать о том, что вы сделаете, если народ вдруг выйдет на площадь.

— Но ведь была идея отменить парламентские выборы, признать их недействительными, организовать новые.

— Да, но не последовало никаких продуманных и последовательных действий для реализации этой идеи, хотя власть была готова пойти на перевыборы парламента после президентских выборов.

— Вы это знаете или предполагаете?

— Это обсуждалось. Я пишу в книге, что перед 10 декабря 2011 года власть была всерьез напугана оппозиционным подъемом и не исключала даже штурма Кремля. Однако поведение лидеров оппозиции показало, что они боятся неконтролируемого общественного возмущения так же сильно, как и сам Кремль.

Когда же власть увидела, что на Новый год все лидеры оппозиции уехали отдыхать за границу, то поняла, что всерьез бороться эти люди не готовы.

Надо было добиваться определенных законодательных решений, публичных обещаний главы государства, а не просто декламировать: «Мы здесь власть, мы придем еще». Я очень люблю фразу Мао Цзэдуна: «Стол не сдвинется, пока его не передвинут». Ни один режим в мире еще не рухнул под тяжестью собственных ошибок и преступлений. Власть меняется, идет на уступки только в результате давления.

— То есть российской власти, можно сказать, повезло с оппозицией?

— Власти повезло и с оппозицией, и с самой собой. Она довольно быстро опамятовалась, пришла в себя и стала постепенно закручивать гайки, действуя довольно технологично.

— Гайки начали закручивать только в мае, спустя полгода.

— Совершенно верно, у них было полгода, чтобы оценить ситуацию, увидеть, что протестная динамика пошла на спад. Если вы закручиваете гайки внезапно, резко, есть риск, что это может вызвать усиление протестной динамики — как это произошло на Украине в 14-м году после попытки очистить Майдан. В России все было сделано грамотно.

«В ситуации кризиса особенно обостряется тяга к справедливости»

— Пять лет назад на площади вышел средний класс. Вышел, как вы говорите, с моральным, а не экономическим протестом. За прошедшее время ситуация в экономике катастрофически изменилась. Нет ли опасности, что завтра на площади выйдут совсем другие люди?

— В столицах в любом случае ядро протеста составит этот самый средний класс. Потому что он и в гражданском, и в политическом смыслах наиболее активен. И сейчас заметно злее, чем пять лет назад.

— Потому что обеднел?

— Не только поэтому. Людей очень сильно раздражает политическое и культурное давление, все эти бесконечные ограничения и преследования — пусть даже касающиеся не вас лично, но ваших друзей и знакомых. Падение доходов также очень важно. В ситуации кризиса особенно обостряется тяга к справедливости. Люди видят, что они уже с трудом отдают кредиты за айфоны или автомобили, а кто-то рядом ничуть не меняет образ жизни: по-прежнему покупает яхты и наслаждается раздражающей, бьющей в нос роскошью.

То, что было приемлемым в ситуации экономического подъема, становится абсолютно неприемлемым в тяжелый кризис.

Несправедливость начинает раздражать людей значительно сильнее, чем прежде, в тучные годы.

— Разве тяга к справедливости обостряется только в среднем классе?

— Она обостряется у всех. Вопрос в том, кто и как ее реализует. «Низшие» слои могут найти для себя решение в девиантном поведении — алкоголизме, мелком хулиганстве. Средний класс мыслит в других категориях — более политизированных и более гражданских. И этого среднего класса в России вполне достаточно, чтобы стать питательной почвой перемен. Все современные исследователи революций отмечают, что они происходят обычно там, где есть сформировавшийся средний класс и где уровень экономического развития не слишком низкий. То есть в Сомали или Эфиопии мало шансов на революцию, там превалируют другие формы протеста.

«Я не верю в то, что в России произойдет именно кровавая революция»

— В России слово «революция» ассоциируется с чем-то страшным и кровавым — исторический опыт у нас такой. Поэтому даже сам термин многих пугает.

— Пять лет назад Россия была близка к так называемой бархатной революции, при которой власть, скорее всего, сохранила бы часть своих позиций. Ей ничего не стоило допустить перевыборы, на которых оппозиция, честно говоря, не имела шансов победить. Она бы получила фракцию в парламенте, но точно не получила бы большинства. Но власть тогда на это не пошла, ведь она у нас избегает компромиссов. И, соответственно, сама вызвала ситуацию «острие против острия». То есть теперь развитие событий в случае революции будет проходить по более жесткому сценарию.

— Вы имеете в виду — кровавому?

— Исходя из международного опыта, жесткий сценарий вовсе не обязательно кровавый. И как раз России он кровавым точно не будет.

В России нет сил, которые заинтересованы в защите власти. Звучит парадоксально, но это так.

Наша власть выглядит гранитной скалой, она пытается всех запугать своей нарочитой брутальностью. Но на самом деле это не скала, а известняк — весь в дырах и рытвинах, который очень легко обрушится в случае давления.

— Не знаю... В стране такое огромное количество силовиков и чиновников.

— Это ничего не значит. Важно не число, а мотивация, цели, смыслы. За что будут сражаться пресловутые силовики? За власть узкого круга, за их яхты-дворцы-самолеты?

— За то, чтобы остаться при своей кормушке.

— Чиновники — по крайней мере, средний слой — прекрасно понимают, что они как технократы будут востребованы при любой власти. Им особо ничего не грозит. Более того, многие из них по отношению к действующей власти настроены негативно, поскольку, с их точки зрения, она занимается не развитием страны, а чем-то другим: преимущественно войной, «пилкой» ресурсов, какими-то странными пиар-проектами и т.д.

Что касается силовиков, то когда люди встают перед выбором умирать за начальника или спасать собственную жизнь, то при отсутствии сильной идеологической мотивации они предпочтут спастись сами.

Тем более что сегодня мы живем в мире, где все просматривается, то есть весь мир будет наблюдать происходящее в прямом эфире, как это было в Киеве. И любой генерал, получив приказ о жестком подавлении мятежников, потребует от начальства письменное распоряжение. Начальство его никогда не даст. А что делать генералу в случае выполнения приказа?

Из Киева еще можно было бежать в Ростов, в Москву, в Воронеж. А из Москвы куда? В Пхеньян?

Поэтому риски для силовиков чрезвычайно велики. А главное, ради чего? У Советского Союза был значительно более мощный аппарат насилия. И Компартия была — какая-никакая, но все-таки спаянная, объединенная идейными узами, общей мотивацией. И где все это оказалось в августе 91-го года? Мы же с вами все это наблюдали. Вот как Розанов говорил о царской России, что она в три дня слиняла, точно так же в три дня слиняла и советская власть.

— Я склонен полагать, что политическая ситуация в России кардинально переменится в течение ближайших двух лет. И, похоже, перемены начнутся именно в 17-м году. Дело здесь не в магии чисел, не в том, что это столетний юбилей — это всего лишь совпадение. Для этого прогноза есть некоторые основания.

«Мы находимся накануне кардинального разворота массового сознания»

— Какие? Если оппозиция слаба и новых лиц и новых идей, как показали последние выборы, не видно, почему что-то должно измениться в 17-18-м годах? Напротив, судя по недавним прогнозам Минэкономразвития, которое обещает нам 20 лет стагнации, власть рассчитывает продержаться как минимум до 2035 года.

— Если уж мы говорим, что все сегодня находится в руках власти, нельзя забывать, что власть, у которой нет конкурентов, обязательно начинает совершать ошибку за ошибкой. Плюс общая ситуация поджимает: ресурсы у страны заканчиваются, нарастает недовольство. Одно дело, когда вы терпите год или два. А когда вам дают понять, да вы и сами «нутром» чувствуете, что придется терпеть всю жизнь (20 лет стагнации, что потом?), ваше мироощущение начинает меняться.

И вы вдруг понимаете, что терять-то вам уже нечего. Вы и так уже, оказывается, все потеряли. Так чем черт не шутит — может, лучше перемены?

Социологи, которые занимаются качественными исследованиями, говорят, что мы находимся накануне кардинального разворота массового сознания, который будет очень масштабным и глубоким. И это разворот в сторону от лояльности власти. Похожую ситуацию мы переживали на рубеже 80-90-х годов прошлого века, перед крушением СССР. Потому что сначала революции происходят в головах. Это даже не готовность людей выступать против власти. Это неготовность считать ее властью, которая заслуживает подчинения и уважения, — то, что называют потерей легитимности.

— Ваши прогнозы часто сбываются… Хотя совпадение дат — а вы предрекаете начало перемен в 2017 году — пугает. Не хотелось бы ни нового 1917-го, ни нового Ленина, который может подобрать власть и повернуть нашу страну опять в какую-то жуть.

— Теоретически этого, конечно, исключить нельзя. Однако не стоит недооценивать здравый смысл и сдержанность общества. Даже разгневанного общества. У русских чрезвычайно большой негативный опыт.

Наши люди очень боятся перемен. Их надо долго-долго бить по головам, чтобы они пришли к мысли, что перемены лучше, чем сохранение власти.

Это первое. Второе — кровавые масштабные эксцессы происходят обычно там, где велика доля молодежи. Россия к числу этих стран совершенно точно не относится. И потом, если уж у нас в 90-е годы, когда экономическая и социальная ситуация была намного хуже, чем сейчас, гражданская война не началась и фашисты к власти не пришли, то сегодня шансы подобного развития событий исчезающе малы. Но власть на этом страхе очень успешно играет. И внутри страны, и вовне. Я часто замечаю, как провластные эксперты посылают один и тот же сигнал западным коллегам: а вы знаете, что может прийти человек, который будет опаснее и хуже Путина? И я вижу, как западная сторона начинает задумываться.

На профессиональном жаргоне это называется «торговля страхом».

«Эффект Крыма исчерпан»

— Ключевой момент любой революции — это запрос на справедливость. Насколько велик он сегодня в России? Крым отчасти удовлетворил этот запрос или это разные вещи?

— Крым отвечал на потребность в национальном самоутверждении, национальной гордости. И эту потребность он удовлетворил, заодно отчасти компенсировав начальную фазу кризиса. Но эффект Крыма исчерпан. Еще весной 2014-го я говорил, что его хватит на полтора, от силы два года. И этот эффект исчерпал себя уже в конце 2015-го. Обратите внимание, что на парламентских выборах повестка Крыма вообще никак не фигурировала. В современных дискуссиях она мало присутствует, потому что сегодня людей уже не волнует.

Людей занимает в первую очередь социальная проблематика: доходы, которые снижаются, безработица, развал образования и здравоохранения… Ну да, Крым наш — хорошо, и все на этом. Проблема Крыма не выглядит политическим водоразделом будущего.

В случае массовой протестной активности мы увидим в одних рядах людей, которые говорят «Крым наш» и которые говорят «Крым не наш».

Это не будет для них иметь никакого значения. Потому что в масштабном кризисе политическая диспозиция упростится предельно — вы «за» или «против» действующей власти.

— А как же то самое пресловутое большинство в 86%, которое сплотилось вокруг власти благодаря Крыму?

— Те, кто за власть, всегда сидят дома. Сама власть их этому научила: все, что от вас требуется — раз в четыре-пять лет прийти за нее проголосовать. Зато те, кто против, отлично знают, что только от их действий зависит судьба их самих, их детей и внуков. У них есть мотивация. Да, они сейчас запуганы. Они не понимают, что им делать.

— Вы в своей книге пишете, что, пока элиты сплочены, революций не бывает. Российский ближний круг, судя по вашим словам, сегодня сплочен как никогда.

— В элитах — очень сильное напряжение. Связанное, во-первых, с тем, что обострился дележ материальных ресурсов, которые сокращаются. Идет ожесточенная, поистине волчья схватка. Поэтому все, кто может, выходят из налогового резидентства России. Во-вторых, подтачивается вера в непогрешимость вождя. А главное, не видно перспектив. Элита не понимает, как из этой ситуации можно выйти.

Потому что вся стратегия власти основана на одном: мы будем ожидать. Чего?

Может, вырастут цены на нефть. Или вот в США будет другой президент — не важно кто, но просто откроется окно возможностей. Или в Европейском союзе образуется группа ревизионистских стран, выступающих против санкций. В общем, они ожидают чуда. Но единства внутри элиты уже нет. Поэтому, как только начнется давление снизу, они тут же начнут думать, как им спастись, о том, что с ними будет после Путина. Сейчас они об этом не то что не говорят, а даже думать боятся. Только наедине с собой, и то, наверное, с оглядкой.

«России нужны 15-20 лет спокойствия»

— Вы часто говорите, что самое лучшее для страны, если к власти придут технократы, а не политики. Но откуда они, собственно, возьмутся, если все последние годы кадровый отбор шел по принципу лояльности, а не профессионализма.

— В высшей прослойке — да. Но ниже — на уровне замминистров, начальников департаментов — немало в высшей степени профессиональных и патриотичных людей. Хотя в целом в России их, к сожалению, не очень много. Но тем не менее они есть. Стратегия развития страны — по крайней мере экономическая, в области развития технологий — должна быть в руках профессионалов. И это непременно произойдет. А контуры любой политической и внешнеполитической стратегии России понятны. России нужны 15-20 лет спокойствия. Никакой лихорадочной активности во внешней политике. Никаких огромных пиар-проектов внутри страны. Потому что не на что.

— У нас были 15 лет стабильности. И что?

— Эти 15 лет были, к сожалению, потрачены впустую, что надо откровенно признать. И это ужасно. Это еще одна из причин недовольства и гнева граждан, когда они вдруг поймут, что их процветание позади. Понимаете, вот мы жили, работали, и наша жизнь становилась лучше. Да, мы знали, что у кого-то она совсем хорошая, но и в нашей что-то менялось к лучшему.

И вдруг мы осознаем, что расцвет у нас за спиной. Что впереди ничего хорошего не светит. И нас гложет обида.

Обида не только за себя, но и за детей, внуков. При этом мы видим рядом людей, у которых яхты короче не стали. И это вызывает очень сильное раздражение. Вот это ощущение несправедливости и есть то, что побуждает людей выходить на площадь.

— Вы так говорите, как будто революция предрешена.

— Вовсе нет. Я просто считаю, что сегодня это куда более вероятно, чем пять лет назад. Десять лет назад я бы сказал, что она вряд ли возможна. А сегодня говорю: почему бы и нет? Особенно когда альтернатива революции — 20 лет гниения. Или кардинальная схема вектора развития, или 20 лет гниения и вымирания — вот дилемма, перед которой стоит Россия и все мы.

— Есть и третий путь, который вы же и проговаривали, — Путин не пойдет на ближайшие выборы президента по тем или иным причинам, а выдвинет преемника.

— Да, но и это может привести к вполне революционным последствиям, к радикальной смене курса. Сама по себе атмосфера морального психологического насилия и давления в стране настолько сгустилась, что просто необходима разрядка. Я надеюсь, что она будет носить более-менее рациональный характер. Потому что страна нуждается в нормализации жизни — как антитезе нынешней консервации социального и морального ада. Должны быть нормальные моральные ценности. Вот это, кстати, проблема для России куда более важная, чем экономическая реформа.

Нам придется восстанавливать моральное и психологическое здоровье общества.

Давать обществу здоровые ориентиры. Люди должны знать, что, честно работая, они будут получать достаточный для достойной жизни доход. Что если вы хорошо учитесь и работаете, это гарантирует вам продвижение по социальной лестнице. Надо снизить до приемлемых значений — хотя бы до тех пресловутых двух процентов, которые были при Касьянове, — коррупцию. Воссоздать нормальность. Просто нормальность. А нормальность предполагает, что и сведение взаимных счетов тоже должно быть прекращено.

— Это вы к разговорам о необходимости возмездия и люстрации?

— Не столько о люстрации, сколько о восстановлении институтов. Если некий судья раз за разом выносил неправомерные и ангажированные решения, вряд ли он может оставаться судьей в любой нормальной стране. Здесь возможны варианты вплоть до полного обновления судейского корпуса. Некоторые вещи, видимо, потребуют кардинальных и быстрых решений. Другие будут рассчитаны на длительный срок. Но за 15-20 лет страну можно преобразить до неузнаваемости. И ее место в мире тоже. Причем без чрезвычайных мер. Просто надо вернуть нормальность, и постепенно все заработает. Мне кажется, такие идеи могут стать основой революционного преобразования. Потому что люди в нашей стране уже достаточно благоразумны, чтобы не хотеть вновь все отнять и поделить.

Беседовала Виктория Волошина

«По Москве поползли слухи о том, что из здания ФСБ на Лубянке вертолетами эвакуируют архив»

С начала массовых акций протеста, вспыхнувших в столице в декабре 2011 года, после объявления итогов выборов в Госдуму, прошло уже пять лет. Однако вопрос «что это было?» не имеет до сих пор однозначного ответа. По версии профессора МГИМО, политолога и историка Валерия Соловья, речь идет о «попытке революции», которая имела все шансы на успех.

Об истоках и смысле «Снежной революции» и о причинах ее поражения Валерий Соловей размышляет в интервью «МК».

Справка «МК» : «Недавно Валерий Соловей опубликовал книгу, название которой кого-то напугает, а кого-то, возможно, вдохновит: «Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху». В этой работе анализируется прежде всего опыт «цветных» революций, к которым ученый причисляет и российские события пятилетней давности. Посвященная им глава называется «Преданная революция».

Валерий Дмитриевич, судя по обилию успокоительных прогнозов, выданных накануне думских выборов 2011 года, последовавшие за ними массовые протесты оказались для многих, если не для большинства, политиков и экспертов полной неожиданностью. Скажите честно: для вас они тоже явились сюрпризом?

Нет, для меня как раз они не были сюрпризом. Еще в начале осени 2011 года вышло мое интервью под заголовком: "Скоро судьба страны будет решаться на улицах и площадях столицы".

Но справедливости ради скажу, что не я один оказался таким провидцем. Где-то в первой половине сентября мне удалось побеседовать с сотрудником одной из российских спецслужб, который по долгу службы занимается изучением массовых настроений. Не буду уточнять, что это за организация, но качество их социологии считается очень высоким. И мне представился случай убедиться в том, что эта репутация оправдана.

Этот человек откровенно сказал мне тогда, что с начала 2000-х еще не было такой тревожной ситуации для власти. Спрашиваю: "Что, возможны даже массовые волнения?" Говорит: "Да, возможны". На вопрос, что он и его ведомство собирается предпринять в этой ситуации, мой собеседник ответил: "Ну как что? Мы докладываем начальству. Но оно нам не верит. Считает, что такими страшилками мы доказываем свою нужность. Начальство уверено, что ситуация под контролем и что ничего не произойдет".

Кроме того, весной 2011 года Центр стратегических разработок, возглавлявшийся тогда Михаилом Дмитриевым, опубликовал доклад, в котором говорилось о высокой вероятности проявления общественного недовольства в связи с выборами - вплоть до массовых протестов. Словом, случившее было в принципе предсказано. Однако между категориями "может произойти" и "происходит" пролегает дистанция огромного размера. Даже если мы говорим, что что-то произойдет с высокой вероятностью, совсем не факт, что это случится. Но в декабре 2011-го это случилось.

Владимир Путин психологически очень точно просчитал ситуацию, выбрав в качестве преемника Дмитрия Медведева. Никто иной из путинского окружения не согласился бы на «рокировочку», произошедшую по истечении первого президентского срока, уверен Валерий Соловей.

Существует версия, согласно которой волнения были инспирированы Медведевым и его ближайшим окружением. Есть почва для подобной конспирологии?

Абсолютно никакой. Примечательно, что ядро первой протестной акции, начавшейся 5 декабря 2011 года на Чистопрудном бульваре, составили люди, которые были наблюдателями на выборах. Они видели, как все это происходило, и не сомневались в том, что объявленные результаты сфальсифицированы. Ожидалось, что в этом первом митинге примет участие всего несколько сот человек, а пришло несколько тысяч. Причем настроены они были очень решительно: двинулись в центр Москвы, прорываясь через кордоны полиции и внутренних войск. Я лично наблюдал эти столкновения. Было хорошо заметно, что поведение протестующих оказалось неприятным сюрпризом для полиции. Она явно не ожидали такой боевитости от безобидных прежде хипстеров.

Это был беспримесный моральный протест. Плюя в лицо человеку и требуя, чтобы он утерся и воспринял как божью росу - а именно так выглядело поведение власти предержащей, - не стоит удивляться его возмущению. Общество, оскорбленное вначале "рокировочкой "Путина и Медведева, было покороблено затем беспардонной манерой, в которой партия власти пыталась обеспечить свое монопольное положение в парламенте. Миллионы людей почувствовали себя обманутыми.

Другое дело, что у некоторых людей из ближайшего окружения Медведева возникла идея использовать стремительно расширяющийся протест в интересах своего шефа. И они вошли в контакт с лидерами протеста. По некоторым сведениям, Дмитрию Анатольевичу предлагалось выступить 10 декабря 2011 года на митинге на Болотной площади. И, так сказать, переиграть ситуацию с "рокировочкой". Но Медведев на это не решился. Этих слухов, впрочем, хватило для того, чтобы в головах чекистов родилась версия о заговоре, в котором с одной стороны участвовал Медведев, с другой - Запад.

Никаких оснований для таких подозрений, повторяю, нет. Тем не менее, следствием этой версии стало то, что Путин долгое время сомневался в лояльности Медведева. В том, что тот, так сказать, чист в своих помыслах и не вынашивает «предательских» планов. Насколько известно, подозрения были окончательно сняты лишь года полтора тому назад. Но сегодня Путин, напротив, считает Медведева человеком, которому можно полностью доверять. Что проявилось, в частности, в ситуации с . Удар по правительству планировался намного более масштабный. Но, как мы знаем, президент публично подтвердил свое доверие правительству и лично Медведеву и тем самым провел «красную черту» для силовиков.

Тогдашние расчеты "заговорщиков" были чистой воды прожектерством либо все-таки опирались на позицию Медведева?

Думаю, что они действовали сами по себе, надеясь, что ситуация "вырулит" в выгодном направлении для их шефа и соответственно - для них самих. Уверен, что Медведев им такой санкции не давал и не мог дать. Это не тот психологический типаж.

Есть, кстати, разные точки зрения на то, как отнесся Медведев к своему "непереутверждению" на посту президента. Кто-то, например, считает, что повода для расстройства у него совершенно не было: он блестяще сыграл в пьесе, написанной еще в момент его выдвижения на пост президента.

Я не верю в столь длительную и эшелонированную конспирологию. У меня ощущение, - и не только у меня, - что Дмитрий Анатольевич все-таки собирался переизбираться. Но оказался в ситуации, когда ему пришлось от этой идеи отказаться. Психологически более сильный партнер его сломал.

- И он безропотно подчинился?

Ну не совсем безропотно, разумеется. Вероятно, это было личной трагедией. Сергей Иванов, конечно, так бы себя не повел. И никто другой из путинского окружения. В этом смысле Владимир Владимирович психологически очень точно просчитал ситуацию, выбор был сделан правильный.

Тем не менее, в 2007 году будущее выглядело иначе, чем в 2011-м. Были некоторые важные и пока все еще скрытые от публики обстоятельства, которые не позволяли с уверенностью говорить, что в 2011 году произойдет рокировка.

Вы называете массовое протестное движение в России "попыткой революции". Но сегодня преобладающей является та точка зрения, что круг этих революционеров был страшно узок и они были страшного далеки от народа, а посему не представляли реальной угрозы власти. Мол, остальная Россия осталась равнодушной к этому московскому интеллигентскому "восстанию декабристов", которое поэтому было не более чем бурей в стакане воды.

Это не так. Достаточно взглянуть на результаты социологических опросов, сделанных тогда же, по горячим следам. Смотрите: в момент начала протестов почти половина москвичей, 46 процентов, так или иначе одобряла акции оппозиции. Отрицательно к ним относились 25 процентов. Только четверть. Причем категорически против еще меньше - 13 процентов.

Еще 22 процента затруднились определить свое отношение или уклонились от ответа. Это данные Левада-Центра. Показательно и то, что о своем участии в митинге на Болотной площади 10 декабря 2011 года заявили 2,5 процента жителей столицы.

Судя по этим данным, число участников должно было составлять как минимум 150 тысяч. В действительности их было вдвое меньше - около 70 тысяч. Из этого забавного факта следует, что на исходе 2011 года участие в акциях протеста считалось делом почетным. Эдакой символической привилегией. А вспомните, как много на этих зимних митингах было представителей российской элиты. И Прохоров приходил, и Кудрин, и Ксения Собчак на трибуне толкалась...

- Но за пределами Москвы настроения были иными.

До сих пор все революции в России развивались по так называемому центральному типу: вы захватываете власть в столице, и после этого вся страна оказывается в ваших руках. Поэтому что думали в тот момент в провинции, не имеет ровным счетом никакого значения. Для выборов это имеет значение, для революции - нет. Это - во-первых.

Во-вторых, настроения в провинции не так уж сильно тогда отличались от столичных. По данным опроса фонда "Общественного мнения», проведенного в масштабах всей страны в середине декабря 2011 года, требование отменить итоги выборов в Госдуму и провести повторное голосование разделяли 26 процентов россиян. Это очень много. Не поддерживали это требование меньше половины - 40 процентов. И лишь 6 процентов считали, что выборы прошли без обмана.

Очевидно, что население крупных городов колебалось. Оно вполне могло бы встать на сторону московских революционеров-хипстеров, если бы те повели себя более решительно.

Словом, это никак нельзя назвать "бурей в стакане воды". Фактически 5 декабря 2011 года в России началась революция. Протест охватывал все большую территорию столицы, с каждым днем в него вовлекалось все большее число людей. Общество выражало все более заметное сочувствие протестующим. Полиция выдыхалась, власть была растеряна и напугана: не исключался даже фантасмагорический сценарий штурма Кремля.

По Москве поползли слухи о том, что из здания ФСБ на Лубянке вертолетами эвакуируют архив. Не известно, насколько они были правдивы, но сам факт подобных слухов много говорит о тогдашних массовых настроениях в столице. В течение по крайней мере двух декабрьских недель ситуация была крайне благоприятной для оппозиции. Сложились все условия для успешного революционного выступления.

Примечательно, что протест стремительно развивался, несмотря на то, что контролируемые властью СМИ, особенно телевидение, придерживались политики строгого информационного эмбарго в отношении оппозиционных акций. Все дело в том, что у оппозиции появилось "секретное оружие" - социальные сети. Именно через них она проводила агитацию, оповещение и мобилизацию своих сторонников. Не могу не заметить, кстати, что с тех пор значение социальных сетей еще больше выросло.

Как показала недавняя кампания Дональда Трампа, с их помощью уже можно выигрывать выборы. Этот опыт использования социальных сетей я анализирую сейчас на занятиях со своими студентами и в публичных мастер-классах.

- Где и когда в этой партии был сделан ход, предопределивший проигрыш оппозиции?

Думаю, если бы 10 декабря митинг, как и было ранее намечено, прошел на площади Революции, события развивались бы совершенно по-другому.

То есть прав Эдуард Лимонов, утверждая, что протест начали "сливать" в тот момент, когда лидеры согласились сменить место проведения акции?

Абсолютно. На площадь Революции пришло бы минимум вдвое больше людей, чем пришло на Болотную. А если вы знакомы с топографией Москвы, то легко можете себе представить, что такое 150 тысяч человек, протестующих в самом сердце столицы, в двух шагах от парламента и Центризбиркома. Массовая динамика непредсказуема. Один-два призыва с трибуны митинга, спонтанное движение среди его участников, неловкие действия полиции - и гигантская толпа движется к Госдуме, Центризбиркому, Кремлю... Власть это очень хорошо понимала, поэтому сделала все для того, чтобы перенести митинг на Болотную. И лидеры оппозиции пришли на помощь власти. Более того, фактически они эту власть спасли. Согласие сменить площадь Революции на Болотную означало, по существу, отказ от борьбы. И в политическом, и в морально-психологическом, и в символическом плане.

- Как яхту назвали, так она и поплыла?

Совершенно верно. Тем не менее, возможность переломить ход событий сохранялась у оппозиции и в январе, и в феврале - вплоть до президентских выборов. Если бы вместо бесплодного скандирования "Мы здесь власть", "Мы придем еще" были предприняты какие-то действия, ситуация вполне могла развернуться.

- Что вы имеете в виду под действиями?

Все успешные революции начинались с создания так называемой освобожденной территории. В виде, например, улицы, площади, квартала.

- А-ля Майдан?

Майдан - одна из исторический модификаций этой технологии. Во всех революциях критически важно для революционеров создать плацдарм, точку опоры. Если взять, допустим, революцию китайскую, развивавшуюся по периферийному типу, то там плацдарм создавался в отдаленных провинциях страны. А для большевиков во время Октябрьской революции такой территорией был Смольный. Иногда на плацдарме держатся достаточно долго, иногда события разворачиваются очень быстро. Но начинается все именно с этого. Вы можете собрать даже полмиллиона человек, но это не будет иметь никакого значения, если люди просто постояли и разошлись.

Важно, чтобы количественная динамика дополнялась политической, новыми и наступательными формами борьбы. Если вы говорите: "Нет, мы стоим здесь и будем стоять, пока не выполнят наши требования", - то делаете тем самым значительный шаг вперед. Попытки пойти по этому пути была предприняты 5 марта 2012 года на Пушкинской площади и 6 мая на Болотной. Но тогда было уже поздно - окно возможностей закрылось. Мартовская и постмартовская ситуация принципиально отличалась от декабрьской. Если у общества были серьезные и оправданные сомнения в легитимности парламентских выборов, то победа Путина на президентских выглядела более чем убедительной. Даже оппозиция не решилась ее оспорить.

Но декабрь, подчеркиваю, представлял собой исключительно удобный момент для оппозиции. Массовый подъем протестного движения сочетался с растерянностью власти, вполне готовой пойти на серьезные уступки. Однако уже к середине января настроение властной группировки резко изменилось. В Кремле и Белом доме пришли к убеждению, что, несмотря на большой мобилизационный потенциал протеста, его лидеры не опасны. Что они трусливы, не хотят и даже боятся власти и что ими легко манипулировать. И с этим можно только согласиться. Достаточно вспомнить тот факт, что на Новый год почти все оппозиционные вожди уехали отдыхать за границу.

Один из тех людей, которые формулировали тогда политическую стратегию власти, постфактум сказал мне следующее: "9-10 декабря мы увидели, что лидеры оппозиции глупцы. А в начале января убедились в том, что собственный комфорт они ценят выше власти. И тогда решили: властью не поделимся, а оппозицию раздавим". Цитирую почти дословно.

- А как далеко готова была пойти власть в своих уступках? На что вообще могла рассчитывать оппозиция?

Уступки власти были бы прямо пропорциональны давлению на нее. Я, правда, не очень верю в то, что оппозиция могла тогда одержать полную победу - прийти к власти. Но вполне реально было добиться политического компромисса.

Известно, например, что в коридорах власти обсуждалась возможность проведения внеочередных парламентских выборов - после президентских. Но после того, как вожди оппозиции продемонстрировали полное отсутствие стратегии и воли, эта идея была снята с повестки дня. Не собираюсь, впрочем, никого ни в чем обвинять. Если Бог не дал волевых качеств, то не дал. Как говорят французы, есть у них такая фривольная поговорка, даже самая красивая девушка не может дать больше того, что у нее есть.

Искусство политика состоит в том, чтобы разглядеть исторический шанс, а не отталкиваться от него руками и ногами. История крайне редко предоставляет возможность что-то изменить, и к тем политикам, которые упускают свой шанс, она обычно немилосердна. Не пощадила и она лидеров "Снежной революции", как иногда называют эти события. Навальный подвергся уголовному преследованию, его брат оказался в тюрьме. Владимир Рыжков лишился партии, Геннадий Гудков - депутатского мандата. Борис Немцов вообще нас покинул... Все эти люди думали, что судьба предоставит им еще одну, лучшую возможность. Но в революции лучшее - враг хорошего. Другого шанса может больше не представиться.

Мне кажется, что психологический рисунок "Снежной революции" во многом был предопределен феноменом августа 1991 года. Для одних это было чудом победы, для других - страшной травмой поражения. Чекисты, которые видели, как рушили памятник Дзержинскому, которые сидели в это время в своих кабинетах и боялись, что ним ворвется толпа, живут с тех пор со страхом: "Never more, никогда больше такого не допустим". А либералы - с ощущением, что в один прекрасный день власть сама упадет к ним в руки. Как тогда, в 1991-м: пальцем о палец не ударили, а оказались на коне.

Представим себе, что оппозиции удалось бы добиться проведения повторных парламентских выборов. Как повлияло бы это на развитие ситуации в стране?

Думаю, даже при самом честном подсчете голосов либералы не смогли бы получить контроль над Госдумой. Довольствовались бы в общей сложности 15, самое большое - 20 процентами мест. Тем не менее, политическая система стала бы намного более открытой, гибкой, конкурентной. И в результате не произошло бы очень многое из того, что случилось в последующие годы.

Мы жили бы сейчас в совершенно другой стране. Такова логика системы: если она закрывается, лишается внутреннего динамизма, конкурентной борьбы, если нет никого, кто мог бы бросить вызов власти, то власть может принимать какие угодно решения. В том числе - стратегически ошибочные. Могу сказать, что в марте 2014 года большая часть элиты была в ужасе от принятых тогда решений. В неподдельном страхе.

- Однако большинство населения страны воспринимает события марта 2014 года как великое благо.

На мой взгляд, отношение к этому большинства населения страны лучше и точнее всего описал талантливый драматург Евгений Гришковец: присоединение Крыма было незаконным, но справедливым. Понятно, что вернуть Крым Украине уже никто не сможет. Это не получилось бы даже у правительства Каспарова, если бы оно каким-то чудом пришло к власти. Но для общества Крым уже отыгранная тема, он не присутствует сегодня в повседневном дискурсе.

Если в 2014-2015 годах проблема Крыма разделяла оппозицию, вставала непреодолимой стеной, то сейчас ее просто выносят за скобки. Совсем не удивлюсь, кстати, восстановлению той протестной коалиции, которая возникла в 2011 году и включала и либералов, и националистов. Насколько мне известно, это восстановление уже происходит.

Насколько велика вероятность того, что в обозримой перспективе мы увидим что-то подобное тому, что пережила страна в ту революционную зиму?

Считаю, что вероятность достаточно высока. Хотя вероятность, как я уже сказал, не означает неизбежности. После подавления революции 2011-2012 года система стабилизировалась. Внутренние «капитулянты», как назвали бы их китайцы, поняли, что надо сопеть в тряпочку и идти в кильватере вождя, национального лидера.

В конце 2013 года, когда в стране начала оформляться система репрессивных мер, возникло ощущение, что режим все зацементировал, что через этот бетон уже ничто не пробьется. Но, как это обычно бывает в истории, везде и всегда власть сама провоцирует новую динамику, подрывающую стабильность. Сначала - Крым, потом - Донбасс, затем - Сирия...

Это же не американцы подбросили, не оппозиция. Инициируя геополитическую динамику такого масштаба, вы должны отдавать себе отчет в том, что она неизбежно отразится на социально-политической системе. И мы видим, что эта система становится все более неустойчивой. Что проявляется, в частности, в усиливающейся нервозности внутри российской элиты, во взаимных нападках, в войне компроматов, в росте социальной напряженности.

Турбулентность системы нарастает. Кстати, революция, которая произошла у нас на рубеже 1980-1990-х годов, с точки зрения критериев исторической социологии не завершилась. Мы с вами все еще живем в революционную эпоху и новые революционные пароксизмы совсем не исключены.

Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху Валерий Соловей

(Пока оценок нет)

Название: Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху

О книге «Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху» Валерий Соловей

Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что в нашу жизнь приносит революция? Почему для одних – это возможность изменить свою жизнь, а для других – ненавистное собрание, способное разрушить жизни целого человечества? Об этом можно узнать, если начать читать книгу «Революtion!».

Валерий Соловей – это человек, который очень близко знаком с революцией в современном мире, а также с тем, что она может принести в жизни современных людей. Одни люди надеются на то, что революция способна изменить жизнь и сделать ее более современной и интересной. Другие же крепко уверены в том, что она приносит в нашу жизнь только разруху и непонятки.

По большому счету, правы те, кто не любит таких вот шествий. Почему? Да потому что после них обычно многое переворачивается с ног на голову и становится таким, каким никто не хотел его видеть. В своей книге «Революtion!» Валерий Соловей осуждает действия, которые произошли в России в далеком прошлом и в современности. Писатель старается рассказать о том, как на самом деле делать не нужно. Хотите жить правильно и спокойно? Валерий Соловей способен открыть глаза современным людям на то, как правильно жить, чтобы не довести страну до разрушения и распада.

В книге «Революtion!» писатель рассказывает о том, какие моменты упустила Россия в своем развитии, что она могла сделать для своего становления несколько столетий назад. Почему этого не сделала? На этот вопрос Валерий Соловей охотно отвечает в своем произведении. Автору удалось создать интересное произведение специально для тех, кто интересуется политикой и собирается в дальнейшем даже в ней участвовать.

На основании книги «Революtion!» писатель рассказывает о том, почему революции – это плохо и по какой причине не стоит их проводить. В своем произведении он сообщает и о том, что же такое на самом деле эта революция, почему так много ее сторонников и тех, кто даже думать о ней не желает? Здесь можно узнать о последствиях революций, не забывает автор и сообщить о том, что смена президента, выбор партий и прочие действия в стране – это именно то, что приводит в окончании настоящим переворотам внутри страны. Читать книгу легко, к тому же она дает возможность понять, как лучше не поступать в современном мире.

На нашем сайте о книгах lifeinbooks.net вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху» Валерий Соловей в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.

«По Москве поползи слухи о том, что из здания ФСБ на Лубянке вертолетами эвакуируют архив»

С начала массовых акций протеста, начавшихся в столице в декабре 2011 года, после объявления итогов выборов в Госдуму, прошло уже пять лет. Однако вопрос «что это было?» не имеет до сих пор однозначного ответа. По версии профессора МГИМО, политолога и историка Валерия Соловья, речь идет о «попытке революции», которая имела все шансы на успех.

Об истоках и смысле «Снежной революции» и о причинах ее поражения Валерий Соловей размышляет в интервью «МК».

Справка «МК» : «Недавно Валерий Соловей опубликовал книгу, название которой кого-то напугает, а кого-то, возможно, вдохновит: «Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху». В этой работе анализируется прежде всего опыт «цветных» революций, к которым ученый причисляет и российские события пятилетней давности. Посвященная им глава называется «Преданная революция».

Валерий Дмитриевич, судя по обилию успокоительных прогнозов, выданных накануне думских выборов 2011 года, последовавшие за ними массовые протесты оказались для многих, если не для большинства, политиков и экспертов полной неожиданностью. Скажите честно: для вас они тоже явились сюрпризом?

Нет, для меня как раз они не были сюрпризом. Еще в начале осени 2011 года вышло мое интервью под заголовком: "Скоро судьба страны будет решаться на улицах и площадях столицы".

Но справедливости ради скажу, что не я один оказался таким провидцем. Где-то в первой половине сентября мне удалось побеседовать с сотрудником одной из российских спецслужб, который по долгу службы занимается изучением массовых настроений. Не буду уточнять, что это за организация, но качество их социологии считается очень высоким. И мне представился случай убедиться в том, что эта репутация оправдана.

Этот человек откровенно сказал мне тогда, что с начала 2000-х еще не было такой тревожной ситуации для власти. Спрашиваю: "Что, возможны даже массовые волнения?" Говорит: "Да, возможны". На вопрос, что он и его ведомство собирается предпринять в этой ситуации, мой собеседник ответил: "Ну как что? Мы докладываем начальству. Но оно нам не верит. Считает, что такими страшилками мы доказываем свою нужность. Начальство уверено, что ситуация под контролем и что ничего не произойдет".

Кроме того, весной 2011 года Центр стратегических разработок, возглавлявшийся тогда Михаилом Дмитриевым, опубликовал доклад, в котором говорилось о высокой вероятности проявления общественного недовольства в связи с выборами - вплоть до массовых протестов. Словом, случившее было в принципе предсказано. Однако между категориями "может произойти" и "происходит" пролегает дистанция огромного размера. Даже если мы говорим, что что-то произойдет с высокой вероятностью, совсем не факт, что это случится. Но в декабре 2011-го это случилось.

Существует версия, согласно которой волнения были инспирированы Медведевым и его ближайшим окружением. Есть почва для подобной конспирологии?

Абсолютно никакой. Примечательно, что ядро первой протестной акции, начавшейся 5 декабря 2011 года на Чистопрудном бульваре, составили люди, которые были наблюдателями на выборах. Они видели, как все это происходило, и не сомневались в том, что объявленные результаты сфальсифицированы. Ожидалось, что в этом первом митинге примет участие всего несколько сот человек, а пришло несколько тысяч. Причем настроены они были очень решительно: двинулись в центр Москвы, прорываясь через кордоны полиции и внутренних войск. Я лично наблюдал эти столкновения. Было хорошо заметно, что поведение протестующих оказалось неприятным сюрпризом для полиции. Она явно не ожидали такой боевитости от безобидных прежде хипстеров.

Это был беспримесный моральный протест. Плюя в лицо человеку и требуя, чтобы он утерся и воспринял как божью росу - а именно так выглядело поведение власти предержащей, - не стоит удивляться его возмущению. Общество, оскорбленное вначале "рокировочкой "Путина и Медведева, было покороблено затем беспардонной манерой, в которой партия власти пыталась обеспечить свое монопольное положение в парламенте. Миллионы людей почувствовали себя обманутыми.

Другое дело, что у некоторых людей из ближайшего окружения Медведева возникла идея использовать стремительно расширяющийся протест в интересах своего шефа. И они вошли в контакт с лидерами протеста. По некоторым сведениям, Дмитрию Анатольевичу предлагалось выступить 10 декабря 2011 года на митинге на Болотной площади. И, так сказать, переиграть ситуацию с "рокировочкой". Но Медведев на это не решился. Этих слухов, впрочем, хватило для того, чтобы в головах чекистов родилась версия о заговоре, в котором с одной стороны участвовал Медведев, с другой - Запад.

Никаких оснований для таких подозрений, повторяю, нет. Тем не менее, следствием этой версии стало то, что Путин долгое время сомневался в лояльности Медведева. В том, что тот, так сказать, чист в своих помыслах и не вынашивает «предательских» планов. Насколько известно, подозрения были окончательно сняты лишь года полтора тому назад. Но сегодня Путин, напротив, считает Медведева человеком, которому можно полностью доверять. Что проявилось, в частности, в ситуации с арестом Улюкаева. Удар по правительству планировался намного более масштабный. Но, как мы знаем, президент публично подтвердил свое доверие правительству и лично Медведеву и тем самым провел «красную черту» для силовиков.

Тогдашние расчеты "заговорщиков" были чистой воды прожектерством либо все-таки опирались на позицию Медведева?

Думаю, что они действовали сами по себе, надеясь, что ситуация "вырулит" в выгодном направлении для их шефа и соответственно - для них самих. Уверен, что Медведев им такой санкции не давал и не мог дать. Это не тот психологический типаж.

Есть, кстати, разные точки зрения на то, как отнесся Медведев к своему "непереутверждению" на посту президента. Кто-то, например, считает, что повода для расстройства у него совершенно не было: он блестяще сыграл в пьесе, написанной еще в момент его выдвижения на пост президента.

Я не верю в столь длительную и эшелонированную конспирологию. У меня ощущение, - и не только у меня, - что Дмитрий Анатольевич все-таки собирался переизбираться. Но оказался в ситуации, когда ему пришлось от этой идеи отказаться. Психологически более сильный партнер его сломал.

- И он безропотно подчинился?

Ну не совсем безропотно, разумеется. Вероятно, это было личной трагедией. Сергей Иванов, конечно, так бы себя не повел. И никто другой из путинского окружения. В этом смысле Владимир Владимирович психологически очень точно просчитал ситуацию, выбор был сделан правильный.

Тем не менее, в 2007 году будущее выглядело иначе, чем в 2011-м. Были некоторые важные и пока все еще скрытые от публики обстоятельства, которые не позволяли с уверенностью говорить, что в 2011 году произойдет рокировка.

Вы называете массовое протестное движение в России "попыткой революции". Но сегодня преобладающей является та точка зрения, что круг этих революционеров был страшно узок и они были страшного далеки от народа, а посему не представляли реальной угрозы власти. Мол, остальная Россия осталась равнодушной к этому московскому интеллигентскому "восстанию декабристов", которое поэтому было не более чем бурей в стакане воды.

Это не так. Достаточно взглянуть на результаты социологических опросов, сделанных тогда же, по горячим следам. Смотрите: в момент начала протестов почти половина москвичей, 46 процентов, так или иначе одобряла акции оппозиции. Отрицательно к ним относились 25 процентов. Только четверть. Причем категорически против еще меньше - 13 процентов.

Еще 22 процента затруднились определить свое отношение или уклонились от ответа. Это данные Левада-Центра. Показательно и то, что о своем участии в митинге на Болотной площади 10 декабря 2011 года заявили 2,5 процента жителей столицы.

Судя по этим данным, число участников должно было составлять как минимум 150 тысяч. В действительности их было вдвое меньше - около 70 тысяч. Из этого забавного факта следует, что на исходе 2011 года участие в акциях протеста считалось делом почетным. Эдакой символической привилегией. А вспомните, как много на этих зимних митингах было представителей российской элиты. И Прохоров приходил, и Кудрин, и Ксения Собчак на трибуне толкалась...

- Но за пределами Москвы настроения были иными.

До сих пор все революции в России развивались по так называемому центральному типу: вы захватываете власть в столице, и после этого вся страна оказывается в ваших руках. Поэтому что думали в тот момент в провинции, не имеет ровным счетом никакого значения. Для выборов это имеет значение, для революции - нет. Это - во-первых.

Во-вторых, настроения в провинции не так уж сильно тогда отличались от столичных. По данным опроса фонда "Общественного мнения», проведенного в масштабах всей страны в середине декабря 2011 года, требование отменить итоги выборов в Госдуму и провести повторное голосование разделяли 26 процентов россиян. Это очень много. Не поддерживали это требование меньше половины - 40 процентов. И лишь 6 процентов считали, что выборы прошли без обмана.

Очевидно, что население крупных городов колебалось. Оно вполне могло бы встать на сторону московских революционеров-хипстеров, если бы те повели себя более решительно.

Словом, это никак нельзя назвать "бурей в стакане воды". Фактически 5 декабря 2011 года в России началась революция. Протест охватывал все большую территорию столицы, с каждым днем в него вовлекалось все большее число людей. Общество выражало все более заметное сочувствие протестующим. Полиция выдыхалась, власть была растеряна и напугана: не исключался даже фантасмагорический сценарий штурма Кремля.

По Москве поползи слухи о том, что из здания ФСБ на Лубянке вертолетами эвакуируют архив. Не известно, насколько они были правдивы, но сам факт подобных слухов много говорит о тогдашних массовых настроениях в столице. В течение по крайней мере двух декабрьских недель ситуация была крайне благоприятной для оппозиции. Сложились все условия для успешного революционного выступления.

Примечательно, что протест стремительно развивался, несмотря на то, что контролируемые властью СМИ, особенно телевидение, придерживались политики строгого информационного эмбарго в отношении оппозиционных акций. Все дело в том, что у оппозиции появилось "секретное оружие" - социальные сети. Именно через них она проводила агитацию, оповещение и мобилизацию своих сторонников. Не могу не заметить, кстати, что с тех пор значение социальных сетей еще больше выросло.

Как показала недавняя кампания Дональда Трампа, с их помощью уже можно выигрывать выборы. Этот опыт использования социальных сетей я анализирую сейчас на занятиях со своими студентами и в публичных мастер-классах.

Читайте материал «Человек, который принес победу Трампу: тайны хитрейшей интернет-кампании»

- Где и когда в этой партии был сделан ход, предопределивший проигрыш оппозиции?

Думаю, если бы 10 декабря митинг, как и было ранее намечено, прошел на площади Революции, события развивались бы совершенно по-другому.

То есть прав Эдуард Лимонов, утверждая, что протест начали "сливать" в тот момент, когда лидеры согласились сменить место проведения акции?

Абсолютно. На площадь Революции пришло бы минимум вдвое больше людей, чем пришло на Болотную. А если вы знакомы с топографией Москвы, то легко можете себе представить, что такое 150 тысяч человек, протестующих в самом сердце столицы, в двух шагах от парламента и Центризбиркома. Массовая динамика непредсказуема. Один-два призыва с трибуны митинга, спонтанное движение среди его участников, неловкие действия полиции - и гигантская толпа движется к Госдуме, Центризбиркому, Кремлю... Власть это очень хорошо понимала, поэтому сделала все для того, чтобы перенести митинг на Болотную. И лидеры оппозиции пришли на помощь власти. Более того, фактически они эту власть спасли. Согласие сменить площадь Революции на Болотную означало, по существу, отказ от борьбы. И в политическом, и в морально-психологическом, и в символическом плане.

- Как яхту назвали, так она и поплыла?

Совершенно верно. Тем не менее, возможность переломить ход событий сохранялась у оппозиции и в январе, и в феврале - вплоть до президентских выборов. Если бы вместо бесплодного скандирования "Мы здесь власть", "Мы придем еще" были предприняты какие-то действия, ситуация вполне могла развернуться.

Что вы имеете в виду под действиями?

Все успешные революции начинались с создания так называемой освобожденной территории. В виде, например, улицы, площади, квартала.

- А-ля Майдан?

Майдан - одна из исторический модификаций этой технологии. Во всех революциях критически важно для революционеров создать плацдарм, точку опоры. Если взять, допустим, революцию китайскую, развивавшуюся по периферийному типу, то там плацдарм создавался в отдаленных провинциях страны. А для большевиков во время Октябрьской революции такой территорией был Смольный. Иногда на плацдарме держатся достаточно долго, иногда события разворачиваются очень быстро. Но начинается все именно с этого. Вы можете собрать даже полмиллиона человек, но это не будет иметь никакого значения, если люди просто постояли и разошлись.

Важно, чтобы количественная динамика дополнялась политической, новыми и наступательными формами борьбы. Если вы говорите: "Нет, мы стоим здесь и будем стоять, пока не выполнят наши требования", - то делаете тем самым значительный шаг вперед. Попытки пойти по этому пути была предприняты 5 марта 2012 года на Пушкинской площади и 6 мая на Болотной. Но тогда было уже поздно - окно возможностей закрылось. Мартовская и постмартовская ситуация принципиально отличалась от декабрьской. Если у общества были серьезные и оправданные сомнения в легитимности парламентских выборов, то победа Путина на президентских выглядела более чем убедительной. Даже оппозиция не решилась ее оспорить.

Но декабрь, подчеркиваю, представлял собой исключительно удобный момент для оппозиции. Массовый подъем протестного движения сочетался с растерянностью власти, вполне готовой пойти на серьезные уступки. Однако уже к середине января настроение властной группировки резко изменилось. В Кремле и Белом доме пришли к убеждению, что, несмотря на большой мобилизационный потенциал протеста, его лидеры не опасны. Что они трусливы, не хотят и даже боятся власти и что ими легко манипулировать. И с этим можно только согласиться. Достаточно вспомнить тот факт, что на Новый год почти все оппозиционные вожди уехали отдыхать за границу.

Один из тех людей, которые формулировали тогда политическую стратегию власти, постфактум сказал мне следующее: "9-10 декабря мы увидели, что лидеры оппозиции глупцы. А в начале января убедились в том, что собственный комфорт они ценят выше власти. И тогда решили: властью не поделимся, а оппозицию раздавим". Цитирую почти дословно.

- А как далеко готова была пойти власть в своих уступках? На что вообще могла рассчитывать оппозиция?

Уступки власти были бы прямо пропорциональны давлению на нее. Я, правда, не очень верю в то, что оппозиция могла тогда одержать полную победу - прийти к власти. Но вполне реально было добиться политического компромисса.

Известно, например, что в коридорах власти обсуждалась возможность проведения внеочередных парламентских выборов - после президентских. Но после того, как вожди оппозиции продемонстрировали полное отсутствие стратегии и воли, эта идея была снята с повестки дня. Не собираюсь, впрочем, никого ни в чем обвинять. Если Бог не дал волевых качеств, то не дал. Как говорят французы, есть у них такая фривольная поговорка, даже самая красивая девушка не может дать больше того, что у нее есть.

Искусство политика состоит в том, чтобы разглядеть исторический шанс, а не отталкиваться от него руками и ногами. История крайне редко предоставляет возможность что-то изменить, и к тем политикам, которые упускают свой шанс, она обычно немилосердна. Не пощадила и она лидеров "Снежной революции", как иногда называют эти события. Навальный подвергся уголовному преследованию, его брат оказался в тюрьме. Владимир Рыжков лишился партии, Геннадий Гудков - депутатского мандата. Борис Немцов вообще нас покинул... Все эти люди думали, что судьба предоставит им еще одну, лучшую возможность. Но в революции лучшее - враг хорошего. Другого шанса может больше не представиться.

Мне кажется, что психологический рисунок "Снежной революции" во многом был предопределен феноменом августа 1991 года. Для одних это было чудом победы, для других - страшной травмой поражения. Чекисты, которые видели, как рушили памятник Дзержинскому, которые сидели в это время в своих кабинетах и боялись, что ним ворвется толпа, живут с тех пор со страхом: "Never more, никогда больше такого не допустим". А либералы - с ощущением, что в один прекрасный день власть сама упадет к ним в руки. Как тогда, в 1991-м: пальцем о палец не ударили, а оказались на коне.

Представим себе, что оппозиции удалось бы добиться проведения повторных парламентских выборов. Как повлияло бы это на развитие ситуации в стране?

Думаю, даже при самом честном подсчете голосов либералы не смогли бы получить контроль над Госдумой. Довольствовались бы в общей сложности 15, самое большое - 20 процентами мест. Тем не менее, политическая система стала бы намного более открытой, гибкой, конкурентной. И в результате не произошло бы очень многое из того, что случилось в последующие годы.

Мы жили бы сейчас в совершенно другой стране. Такова логика системы: если она закрывается, лишается внутреннего динамизма, конкурентной борьбы, если нет никого, кто мог бы бросить вызов власти, то власть может принимать какие угодно решения. В том числе - стратегически ошибочные. Могу сказать, что в марте 2014 года большая часть элиты была в ужасе от принятых тогда решений. В неподдельном страхе.

- Однако большинство населения страны воспринимает события марта 2014 года как великое благо.

На мой взгляд, отношение к этому большинства населения страны лучше и точнее всего описал талантливый драматург Евгений Гришковец: присоединение Крыма было незаконным, но справедливым. Понятно, что вернуть Крым Украине уже никто не сможет. Это не получилось бы даже у правительства Каспарова, если бы оно каким-то чудом пришло к власти. Но для общества Крым уже отыгранная тема, он не присутствует сегодня в повседневном дискурсе.

Если в 2014-2015 годах проблема Крыма разделяла оппозицию, вставала непреодолимой стеной, то сейчас ее просто выносят за скобки. Совсем не удивлюсь, кстати, восстановлению той протестной коалиции, которая возникла в 2011 году и включала и либералов, и националистов. Насколько мне известно, это восстановление уже происходит.

Насколько велика вероятность того, что в обозримой перспективе мы увидим что-то подобное тому, что пережила страна в ту революционную зиму?

Считаю, что вероятность достаточно высока. Хотя вероятность, как я уже сказал, не означает неизбежности. После подавления революции 2011-2012 года система стабилизировалась. Внутренние «капитулянты», как назвали бы их китайцы, поняли, что надо сопеть в тряпочку и идти в кильватере вождя, национального лидера.

В конце 2013 года, когда в стране начала оформляться система репрессивных мер, возникло ощущение, что режим все зацементировал, что через этот бетон уже ничто не пробьется. Но, как это обычно бывает в истории, везде и всегда власть сама провоцирует новую динамику, подрывающую стабильность. Сначала - Крым, потом - Донбасс, затем - Сирия...

Это же не американцы подбросили, не оппозиция. Инициируя геополитическую динамику такого масштаба, вы должны отдавать себе отчет в том, что она неизбежно отразится на социально-политической системе. И мы видим, что эта система становится все более неустойчивой. Что проявляется, в частности, в усиливающейся нервозности внутри российской элиты, во взаимных нападках, в войне компроматов, в росте социальной напряженности.

Турбулентность системы нарастает. Кстати, революция, которая произошла у нас на рубеже 1980-1990-х годов, с точки зрения критериев исторической социологии не завершилась. Мы с вами все еще живем в революционную эпоху и новые революционные пароксизмы совсем не исключены.

Андрей Камакин