Женщины Маяковского: Лиля Брик. Маяковский и Брик

Хорошо быть музой! Особенно состоятельного человека: он вкалывает, а ты его вдохновляешь, украшаешь его жилище своими портретами, делаешь вид, что тоже можешь творить – то с ним в кино снимешься, то сядешь рядом рисовать или лепить его из глины. Можно попрыгать, изображая балерину. Вот только стихи писать так сложно и не каждому дано! Но есть же проза! Можно родить сценарий и даже попробовать по нему снять «фильму» с собой в главной роли. Не получилось? Значит, я — непонятый гений! Главное – уметь держать в руках этих мужиков!

Примерно такими 15 лет были взаимоотношения Лили Брик и «горлана, главаря» Владимира Маяковского.
Маяковский и его муза Лиля Брик … Их жизнь, кажется, давно изучена по минутам. Особенно история их любовных отношений. Это надо же – жить сразу с двумя мужьями одновременно! Она, что, мусульманин, которому положено иметь гарем?! Впрочем, если посчитать всех мужей Лили Брик, то иной шейх смутится от бедности своей сексуальной жизни. О ней снято больше телефильмов, чем о самом Маяковском: «Вениамин Смехов о Лиле Брик» (1995); «Больше чем любовь: Владимир Маяковский и Лиля Брик» (2003); «Про это, про поэта и про Лилю Брик» (2006), «Гражданская вдова Маяковского Лиля Брик» (2009); «Женщины в русской истории. Лиля Брик» (2011). К тому же сохранились эпизоды из немых фильмов, где когда-то, еще при жизни поэта, вместе с ним была снята Лиля Брик. А сколько написано статей и книг! Из них вырисовывается вот такой образ.
С розовой юности ее, гимназистку Лили Каган, дочь состоятельных родителей – юриста и пианистки, занимали яркие любовные романы. Когда очередная история юной Лили с ее учителем музыки закончилась беременностью, ее отправили в глушь – подальше от позора. Там ее ожидал то ли аборт, то ли искусственные роды, после чего Лиля навсегда лишилась возможности иметь детей и стала жить исключительно для себя! С Осипом Бриком она познакомилась еще в тринадцать лет. Но только после всех ее приключений молодые люди решили пожениться.

Родители жениха, состоятельные торговцы, были против такого альянса – уж очень громкая слава была у невесты! Однако жених уперся, и брак этот в довольно странном виде сохранился до самой его смерти в 1945 году. Она стала Лили Юрьевна (Уриевна) Брик — до конца жизни. Окончив юридический факультет Московского университета, Осип не работал по специальности, а служил в ювелирной фирме отца. Вроде бы классовый враг, а после революции стал юрисконсультом ЧК. Странная какая-то карьера! Лили с 1912 года жила на средства мужа и долго искала себя: немного поучилась на математическом факультете Высших женских курсов, потом столько же — в Московском архитектурном институте, какое-то время в Мюнхене занималась скульптурой, а затем увлеклась балетом, но и балериной не стала.

Она нашла себя в роли хозяйки светского салона, музы нескольких поэтов и светской львицы, кем ухитрялась быть даже в самые трудные для страны времена – во время революций и всех войн ХХ века.
Маяковский познакомился с этой женщиной в июле 1915 года в Петербурге. Брики слышали о нем раньше, а теперь проявили сочувственное внимание к 22-летнему футуристу в желтой кофте, угадав в нем большой поэтический талант.

Познакомила их младшая сестра Лили Юрьевны – Эльза. За ней, еще до знакомства с Бриками, ухаживал Маяковский, бывал у нее дома, пугая добропорядочных родителей Эльзы своими футуристическими выходками. После смерти отца – в июле 1915 года – Эльза приехала в Петроград к сестре и, на свое несчастье, пригласила к ней Маяковского. Он пришел, прочитал «Облако в штанах»… Помните:
«Хотите -
буду от мяса бешеный
- и, как небо, меняя тона -
хотите -
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а - облако в штанах!»
С таких страстей все началось, а окончилось.… Но тогда, как пишет Эльза, «Брики отнеслись к стихам восторженно, безвозвратно полюбили их. А Маяковский безвозвратно полюбил Лилю…» Поэт снял жилье неподалеку от Бриков и все свободное время проводил у них. Осип даже напечатал за свой счет его поэму, ранее отвергнутую издателями. На книжке появилось посвящение «Тебе, Лиля» — первое, но не последнее. Потом О. Брик издает поэму Маяковского «Флейта-Позвоночник», в которой, как и во многих последующих стихах, поэт воспевает свое неистовое чувство к Лиле (так он стал ее называть). Затем следует стихотворение «Лиличка!». По накалу страсти – это одно из лучших лирических стихотворений в творчестве поэта, да и в советской поэзии тоже. С 1915 года эта троица практически не расстается.
С этих пор Маяковский все свои произведения, даже написанные до знакомства с Бриками, посвящает Лиле.

Они станут более лаконичным и очень «маяковскими». Л.Ю.Б. Эти ее инициалы украсят подаренное Лиле кольцо – по кругу они будут читаться «люблю». Л.Ю.Б. завораживала многих мужчин. Чем? Было что-то в этой «ослепительной в царице Сиона евреева, — писал о ней один из ее поклонников — Виктор Шкловский. — Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной и какой угодно».

А один из мужей Анны Ахматовой искусствовед Н. Пунин записал в дневнике: «…у нее торжественные глаза; есть нечто наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными веками…» Женщины видели ее другой: Да, тоненькая, стройная, хрупкая, но «дефектом внешности Лили Юрьевны можно было бы посчитать несколько крупную голову и тяжеловатую нижнюю часть лица, но, может быть, это имело свою особую прелесть в ее внешности, очень далекой от классической красоты». А одна из мемуаристок восклицала: «Боже мой! да ведь она некрасива. Слишком большая для маленькой фигуры голова, сутулая спина и этот ужасный тик». Были еще веснушки, рыжие волосы и … кривоватые тонкие ноги. На то мы и женщины, чтобы видеть лишь недостатки в себе подобных. Это мужчин можно привлечь чем-то «наглым и сладким», «темными веками и накрашенными губами». Нас не обманешь! К тому же, видимо, надо быть действительно большим поэтом, чтобы такой образ превратить в объект поклонения. А Владим Владимыч так опоэтизировал Лилю, что привлек к ней еще больше поклонников «наглого и сладкого».
У Лили имелся свой подход к мужчинам, который действовал, по ее мнению, безотказно:

«Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешать ему то, что не разрешают ему дома. Например, курить или ездить куда вздумается. Остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье».

Короля (и королеву тоже) делает свита. И Лиля создает ее благодаря Маяковскому, превратив их общую квартиру (ее содержат родители Осипа) в светский салон (и это в годы мировой войны!). Его регулярно посещают известные литераторы — друзья Маяковского: Велемир Хлебников, Давид Бурлюк, Василий Каменский, Николай Асеев, позже — Сергей Есенин, Всеволод Мейерхольд, Максим Горький, Борис Пастернак, а также такая совсем не литературная фигура, как зампред ОГПУ Я.С. Агранов. Ходили упорные слухи, что душа и хозяйка «салона» Лиля Брик и ее Ося с ним не просто дружили, а в 20-30 гг.. тоже имели к этой «фирме» самое прямое отношение. Кто-то якобы еще тогда видел у них удостоверения сотрудников ОГПУ, а сейчас их нашли в архивах КГБ и опубликовали.
Как оказался Маяковский в такой компании? По мнению биографов поэта, не такой уж он был «горлан и главарь» революции. Наоборот, чрезвычайно впечатлительный, легкоранимый, постоянно подвергавшийся нападкам прессы, он ранее только у матери и сестер находил приют и ласку. Друзья -литераторы – они ведь всегда еще и соперники. Маяковский с распахнутой душой откликнулся на сочувствие и внимание, проявленные к нему Бриками. По-рыцарски благородный, он до конца жизни сохранял в душе теплые чувства к тем, кто когда-то помог ему, и никогда ни слова плохого не написал о Бриках, даже если они с ним обращались не всегда порядочно.
Л. Брик писала о том, что ее отношения с мужем еще в 1915 году перешли в чисто дружеские: «И эта любовь не могла омрачить ни мою с ним дружбу, ни дружбу Маяковского и Брика. Все мы решили никогда не расставаться и прожили жизнь близкими друзьями». О дальнейшей жизни сказано: «Мы с Осей больше никогда не были близки физически, так что все сплетни о «треугольнике», «любви втроем» и т.д. – совершенно не похожи на то, что было. Я любила, люблю и буду любить Осю больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, ни в какой литературе». А как же Володя? А вот так: «Я не могла не любить Володю, если его так любил Ося». Все это действительно было ни на что не похоже. Кроме того, возвышенная любовь к отставленному мужу не мешала Лиле всегда использовать его в хозяйстве – добывать продукты в тяжелые времена, ездить с ним отдыхать в Германию и посещать ее маму в Лондоне. До самого 1934 года они, по словам Лили, ездили за границу, чаще, чем в Переделкино, легко получая визы. То Лиля с Осей, то Лиля с Володей. Очень редко втроем. А когда у Осипа появилась подруга, а потом жена Евгения, ее никогда не брали за границу. Она ездила с мужем только в командировки по родной стране.

Вдвоем Лиля и Маяковский, уверяет она, никогда не жили. В Москве это была сначала две комнаты в коммуналке, потом крошечная квартирка… из четырех комнат. В одной Маяковский, в другой – тот самый салон, в остальных двух — Лиля с Осей. Что там было на самом деле? Никто свечку не держал.
Но в старости Лиля Брик потрясла Андрея Вознесенского таким признанием: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал…» «Она казалась мне монстром, – признавался Вознесенский. – Но Маяковский любил такую. С хлыстом…»

А любовь то взлетала до небес, то рушилась с них на грешную землю. В 1922 году Маяковский, опять с помощью Бриков, издает поэму «Люблю» — его самое светлое произведение о любви к Л. Брик. Его иллюстрировал фотограф-художник, друг Маяковского — Родченко. Это был коллаж из фотографий Лили. Так все, и без того не очень тайное, стало явным для всех. И тут же наступает первый кризис в отношениях Л. Брик и В. Маяковского. Издерганный неопределенностью своего статуса – муж он или кто? – Маяковский переезжает из общей квартиры в Гнездиковском переулке в свою комнатушку — кабинет в коммуналке на Лубянке (теперь там его музей). Там Володя, по указаниям Лили, должен «исправиться», не ревновать, не ссориться с нею, а написать заданное ею количество хороших стихов. Его чувства Лиля Юрьевна в расчет не принимала. В своем кругу она позволяла себе высказываться о Маяковском иронически: «Вы себе представляете, Володя такой скучный, он даже устраивает сцены ревности»; «Какая разница между Володей и извозчиком? Один управляет лошадью, другой – рифмой». Она тем временем живет с Осей и крутит романы с другими поклонниками, а Маяковский, патологически ревнуя Лилю, прячась, часами караулит ее в парадной, передает через домработницу письма и записки, присылает цветы, книги и птиц в клетке. В ответ получает лишь краткие записки, что она тоже скучает.
В его переживаниях Лиля Юрьевна видела «пользу»: «Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи». Так и вышло. 28 февраля 1923 они впервые после разлуки встречаются на вокзале, чтобы вместе поехать на несколько дней в Петроград. В вагоне Маяковский с ходу прочитывает Лиле свежую поэму «Про это» и рыдает у нее на руках.
Любовные отношения Л. Брик и В.Маяковского длятся еще некоторое время, однако в 1924 г. происходит последний разлад. Лиля пишет поэту записку, в которой говорится, что она не испытывает к нему прежних чувств, а в конце добавляет: «Мне кажется, что и ты любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь». Маяковский мучается, но старается не показывать этого, заявляя в стихах: «Я теперь свободен от любви и от плакатов». Что же произошло? Оказывается, виной всему новое увлечение Лили Юрьевны, на сей раз соседом по даче А. М. Краснощековым. Он не просто сосед, а председатель Промбанка и заместитель Наркомфина. Лицо более важное, чем «простой пролетарский» поэт. Когда впоследствии Краснощекова, который неплохо погрел руки на государственных деньгах (не с помощью ли Лили?), посадили в тюрьму, ее, «официальную» любовницу, не тронули. Хотя могли бы… «Что делать? – жаловалась она Маяковскому, когда тот находился в Париже в 1924 году. – Не могу бросить А. М., пока он в тюрьме. Стыдно! Так стыдно, как никогда в жизни… Умереть – легче…»
Лиля быстро утешилась. За Краснощековым последовали все новые и новые увлечения: Асаф Мессерер, Фернан Леже, Юрий Тынянов, Лев Кулешов. Для Лили крутить романы с близкими друзьями было так же естественно, как дышать.

Такие испытания несколько раз приводили поэта к желанию покончить с собой. Лиля ставила себе в заслугу, что дважды уберегла его. Он звонил – она прибегала и отнимала пистолет.
В 20-е годы и до середины 30-х интеллигенции еще позволялось бывать за рубежом, но не так часто, как Брикам и Маяковскому. А он, «стремясь развеяться», регулярно бывал во Франции, оттуда отправлялся в Мексику и США. Везде у него были концерты, встречи с читателями и… романы. В США в 1926 году у него даже родилась дочь Элли –Елена-Патриция, что тщательно скрывалось от Бриков.

Дочь Маяковского

Владимир видел дочь только один раз - осенью 1928 года, когда они с Елизаветой встречались в Ницце, вскоре поэта не стало. О дочери поэта наши газеты напишут только в 90-е годы. Недавно они же сообщили о ее кончине.

Детей у Элли не было, у сестер Маяковского тоже – род прервался.
На «обычные романы» Маяковского Лиля смотрела спокойно, но стоило ей узнать, что у «Володечки, ее милого щена», намечается нечто серьезное и он близок к женитьбе, как, например, с русской эмигранткой Татьяной Яковлевой, она тут же принимала меры, чтобы вернуть любимого на место.

В Париже у Лили был свой надежный агент – сестра Эльза Триоле, которая став женой французского писателя-коммуниста Луи Арагона (как позже выяснилось, гомосексуалиста, ушедшего от нее к мужчине), обеспечила и сестричке возможность время от времени быть парижанкой. Эльза регулярно сообщает Лиле, что позволяет себе Маяковский вдали от нее, и сестры вместе плетут свои сети. Так родилось на свет письмо Эльзы с сообщением, что Татьяна Яковлева, ожидающая Маяковского в Париже, якобы уже вышла замуж за богатого аристократа. Лиля «нечаянно» прочитала его вслух в салоне, в присутствии нескольких поэтов, выразив сочувствие Володечке, который чуть с ума не сошел от этой вести. Невеста поэта действительно стала женой аристократа, но несколько позже.
Поэт продолжал метаться между Лилечкой и своими новыми подругами, калейдоскопом мелькавшими в его жизни.

Лиля тоже ни в чем себе не отказывает. А Ося тоже уже давно живет с постоянной подругой, с которой дружит Лиля. И все они существуют на заработки Маяковского. Легко догадаться, что женитьба Маяковского «всерьез» означала бы для Бриков определенные финансовые неудобства – ведь поэт нес немалые расходы по обеспечению их жизни. Письма Лили Юрьевны пестрели бесконечными просьбами о деньгах. Включался в это и Осип Брик. «Киса просит денег», – телеграфировал он в Самару Маяковскому. «Все благополучно. Жду денег» – обычный вариант телеграфных посланий Лили. Владимир Владимирович оплачивал ее заграничные поездки, выполнял бесконечные заказы – от дамских туалетов до – «Очень хочется автомобильчик! Привези, пожалуйста!» Да еще «непременно Форд, последнего выпуска…».

Как человек широкой души, поэт даже в стесненных обстоятельствах не оставлял без внимания ни одной просьбы Бриков. «Любимый Володечка» оставался для Лили главным поставщиком французской косметики, платьев, чулочков и даже «маленького реношки» — чуть ли не первой в Москве частной легковушки. Сейчас во Франции опубликована переписка сестер (у нас она издавалась лишь выборочно и обычно под редакцией Бриков). Письма полны таких заказов и описаний романов самих сестер и поэта.
Последняя встреча Лили с Маяковским происходит 18 февраля 1930 г., в день, когда Брики уезжают в Берлин и Лондон, как значится в официальных документах, «осматривать культурные ценности». Маяковский, который долгое время безуспешно пытался добиться, чтобы его выпустили в Париж к Т. Яковлевой, в последние дни жизни будет рваться за рубеж еще и к Л. Брик. Но выехать ему больше не разрешают.
Последняя открытка от Лили Маяковскому отправлена 14 апреля 1930 г. — в день самоубийства поэта. Позднее Лиля напишет: «Если б я в это время была дома, может быть, и в этот раз смерть отодвинулась бы на какое-то время».
Свидетельницей гибели поэта становится совсем другая женщина – актриса МХАТа Вероника Полонская, жена артиста Михаила Яншина, которую Маяковский за минуты до смерти уговаривал стать его женой.

Не уговорил — и выстрелил в свое сердце, едва она ступила за порог его крошечного кабинета. Двухметровый Маяковский упал так, что сразу войти в комнату стало невозможно. Когда примчались друзья Лили и Оси – гэбэшники — и вошли, еще пахло порохом, но ничего поделать уже было нельзя. Поздно…
Расследование дела о смерти поэта за № 24541 было поручено, конечно же, другу семьи Агранову. О положении этого человека в ГПУ можно судить по тому, что в Ленинград после убийства Кирова сопровождал Сталина именно Яков Агранов. В 35 году он получил в Кремле квартиру замученного в застенках Енукидзе. Как выяснилось позже, жертвами Агранова стали поэт Николай Гумилев и ученый Александр Чаянов. Правда, и его самого тоже шлепнули, когда стал не нужен.
Тогда сомнений в самоубийстве поэта не было. Ведь он оставил записку-завещание, написанную за два дня до смерти — 12 апреля 1930 года. Вот она.
«В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.
Мама, сестры и товарищи, простите — это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля — люби меня.
Товарищ правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.
Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо.
Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.
Как говорят —
«инцидент исперчен»,
любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете
и не к чему перечень
взаимных болей,
бед и обид.
Счастливо оставаться.
Владимир Маяковский.
12. 04. 30 г.»
Там есть еще приписка о деньгах.
Через три дня на похороны из-за границы вернулись, вызванные телеграммой Агранова, Брики. Верная себе, Лиля позвонила Полонской и попросила ее не приходить на похороны, чтобы «не отравлять своим присутствием последние минуты прощания с Володей его родным». Актриса не пришла – в это время ее как раз вызвали к следователю…

Жизнь Вероники Полонской сразу и резко изменилось. «Застрелился он при Норе, — писала Лиля Брик сестре в Париж, — но ее можно винить, как апельсиновую корку, о которую поскользнулся, упал и разбился насмерть». Бедная женщина была так напугана смертью поэта, допросами в компетентных органах, что отказалась от всего и всю жизнь скрывала свою причастность к поэту и его трагедии. Предсмертную записку опубликовала «Правда», и М.Яншин, ее муж, как ни любил свою юную Нору (ей был 21 год), из-за огласки сразу оставил ее. Вероника Полонская умерла в 1991 году в Доме престарелых актеров. Только тогда стала известна ее роль в жизни и смерти поэта.
Небольшое имущество Маяковского было разделено поровну между его матерью и Лилей. Кроме того, ей отдали две тысячи рублей, упомянутые Маяковским в записке и два золотых кольца, возможно, купленные им для себя и Вероники Полонской.
Весь архив Маяковского был передан Брикам (существует правдоподобная версия о посмертной правке записки Бриками). Они начали усердно заниматься подготовкой собрания сочинений Маяковского, несмотря на протесты матери и сестёр поэта, получивших право только на часть гонорара от публикаций. Начинается многолетняя тяжба за права на рукописи. Дело доходило до судов, но Брики не выпустили труды поэта из своих рук. Когда в 1935 году возникли сложности с изданием полного собрания сочинений, Лиля Юрьевна написала письмо И. Сталину, в котором просила о помощи. Именно на ее письме вождь написал знаменитое и многократно цитируемое: «Тов. Ежов! Очень прошу вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление. Жалобы Брик, по-моему, правильны. Привет! Сталин». С этого момента Маяковский становится главным поэтом Советского Союза, а Брики — главными наследниками и до самых хрущевских времен живут за счет гонораров за публикации, отделяя крохи родным поэта. Однажды, в ответ на очередную жалобу единственной к тому времени сестры Маяковского Людмилы, Никита Хрущев приказал прекратить платить гонорары Лиле и ее мужьям. «Хватит! Попользовались!» Супругам пришлось жить на обычные пенсии. Впрочем, они не бедствовали.

После смерти Маяковского Лиля довольно скоро вышла замуж за командира «червонного казачества» комкора Виталия Примакова. Но тут она чуть не влипла в историю — ее нового мужа репрессировали в 1937 г. , (А.М. Краснощекова, финансовые махинации которого разоблачил не кто иной, как В.В.Куйбышев, а Лиле стыдно было оставлять, пока он был в тюрьме, тоже). Тогда Лиля ждала ареста каждый день и в надежде заглушить ужас потянулась к бутылке. Но до запоев дело не дошло, и алкоголичкой она не стала. Лиля не попала, как другие жены крупных военных, ни под расстрел, ни в степи Казахстана. Согласно легенде, Сталин сказал: «Не будем трогать жену Маяковского» — и вычеркнул ее из списка обреченных на арест литераторов. Возможно, тиран не хотел дискредитировать имя поэта, совсем недавно поднятое им на пьедестал.
В следующий раз (официально – в третий) Л.Брик вышла замуж за литературоведа Василия Катаняна… друга Осипа Брика. Лиля увела литератора из его семьи и удивлялась, почему его брошенная жена обижается, а не дружит с нею).
Очень удобно – дома свой литературовед и редактор произведений Маяковского. В.Катанян написал несколько исследований творчества «лучшего и талантливейшего поэта». Позже, когда супруги постарели, за рукописи принялся сын Катаняна, тоже Василий. Еще студентами пединститута по заданию преподавателей мы конспектировали труды Катанянов, в которых восхвалялся «лучший и талантливейший поэт нашей эпохи», но ничего не говорилось о роли Бриков в его жизни.
До самой своей смерти Лиля вела привычный для нее образ жизни. Ездила во Францию к сестре и за покупками, встречалась там со знаменитостями как жена Маяковского и сестра известной во Франции писательницы Эльзы Триоле. Там у нее, 80-летней, однажды даже случился роман с молодым французом.

Она по-прежнему слегка занималась искусством, немного переводила, коллекционировала фарфор и подносы – Володечка и после смерти продолжал финансировать ее прихоти. По-прежнему существовал и её домашний салон в квартире на престижном Кутузовском проспекте даже в 1960-е гг.. А ведь последние салоны были разогнаны еще в начале 30-х. У нее бывали в гостях знаменитости из Франции. Здесь завязывались знакомства, устраивались чьи-то судьбы. Например, поэт Андрей Вознесенский получил путевку в жизнь благодаря Лиле Брик. У неё познакомились и часто бывали Майя Плисецкая, Родион Щедрин и другие деятели культуры и искусства. Лилей Юрьевной положено было восхищаться. И все восхищались. Однажды даже задержали начало спектакля в Большом театре, пока не пришла поддерживаемая под руки маленькая сгорбленная старушка с рыжей фальшивой косой, в каких-то балахонах, увешанная украшениями. «Она! Она!» — шепталась публика.

Так кто же она была? Муза? Жена? Любовница? Вдова поэта? Его жестокая погубительница? На эти вопросы так и не найден ответ. Как никто и никогда не узнает, каким был в действительности роковой мотив последнего поступка поэта. Личные проблемы? Критическая кампания против Маяковского? Провал «Бани» в театре? Неудачный роман с Вероникой Полонской, с которой его познакомили те же Брики? До сих пор в многочисленных изданиях исследователи, каждый по своему разумению, пытаются решить эти вопросы.

До последних дней жизни Лиля Брик носила на цепочке подаренное поэтом кольцо с гравировкой её инициалов — Л.Ю.Б., которые складывались в бесконечное «ЛЮБЛЮ». Внутри кольца было написано: «Володя».

В своем дневнике в 70-х годах она написала:
«Приснился сон - я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «Все равно ты то же самое сделаешь».
Сон оказался вещим. В 86 лет, ранним майским утром она упала у себя в комнате, сломала шейку бедра, оказалась обреченной на неподвижность. За несколько дней до смерти ей снились стихи Маяковского. Она была в печали, грустна и молчалива. А 4 августа 1978 года Лиля Юрьевна покончила с собой на даче в Переделкине. Приняв смертельную дозу снотворного, она стала писать предсмертную записку, которую закончить не успела: «В смерти моей прошу никого не винить. Васик, я боготворю тебя. Прости меня! И друзья простите…»

Много раньше Лиля распорядилась не устраивать могилу, а развеять её прах: «Всегда найдутся готовые надругаться!» В поле под Москвой и был совершен этот печальный обряд. Характерный русский пейзаж - поле, излучина реки, лес… На опушке поставлена как бы точка ее жизни - огромный валун, который привезли туда ее поклонники. На нем выбиты три буквы - Л. Ю. Б.

В советское время ни о чем таком не писали и не рассказывали. Мало того, этот странный треугольник мешал литературоведам создавать образ идеального пролетарского поэта. Когда в одном из томов «Литературного наследства» была опубликована часть переписки Л.Брик и В.Маяковского, книгу сразу запретили, а второй том вообще не издали.

Как всегда это бывает, запреты вызывают особое любопытство и полет фантазии «исследователей». Чего только не написано про этих людей! Кроме одного: они были не единственными в пореволюционной стране. Ведь вскоре после знаменитых декретов «О мире» и «О земле» выходят декреты (19 декабря 1917 года) «Об отмене брака» и «Об отмене наказания за гомосексуализм». По этим декретам «сексуальный союз» (второе название – «брачный союз») можно было как легко заключить брак, так и легко расторгнуть. Достаточно было отметки в сельсовете или в домоуправлении. А можно было жить просто так, не отмечаясь.

Наряду с революционными датами, в СССР с размахом праздновалась годовщина декрета «Об отмене брака» шествием лесбиянок. Троцкий в своих воспоминаниях утверждает, что на это известие Ленин радостно отреагировал: «Так держать, товарищи!». На этом же шествии несли плакаты «Долой стыд!». Этот призыв окончательно вошел в широкий обиход в июне 1918 года, когда несколько сот представителей обоего пола прошлись по центру Петрограда совсем голыми. В стране триумфально шествовала не только культурная революция, а еще и сексуальная, хотя провинция реагировала на нее вяло. Много чего тогда наворотили! Например, в школах был введен секспросвет для детей 12-13 лет, во избежание ранней беременности. Обычным явлением того времени были комсомольские коммуны, где на добровольной основе в «семье» жили 10-12 лиц обоего пола.

Идеологом декрета «Об отмене брака» была небезызвестная Александра Коллонтай, автор теории о любви, как о стакане воды, чья личная жизнь была не менее насыщенной, чем у Лили Брик. И даже известная подруга Ленина Инесса Арманд оставила своих четверых детей ради любви к брату мужа. Что у нее было с вождем, до сих пор гадают досужие историки. Этот период безудержного «революционного разврата» продержался недолго. С приходом к власти Сталина в конце 20-х годов сексуальная революция сошла на нет. А с принятием сталинской конституции потерял силу и декрет «Об отмене брака».

Мы вспомнили о тех ушедших в историю событиях только потому, что некоторые наши земляки скучают о них и мечутся между свободой в браке и желанием узаконить гаремы. Некоторые отцы охотно отправляют дочерей в иные края и грозят переломать им руки-ноги, если они выберут в мужья иностранца.

И Лили Брик. В этом ярком союзе важную роль играл еще один человек, первый муж Лили - Осип. Долгое время все трое жили в одной квартире, а в голодные и холодные годы ютились в единственной отапливаемой комнате, что, конечно, не могло не вызвать множество разных слухов. Мы не беремся их развенчивать, но хотим дать слово той, что свела с ума одного из лучших русских поэтов XX века и до конца жизни сумела сохранить прекрасные отношения с бывшим мужем.

Публикуем отрывок из очерка Лили Юрьевны Брик «Воспоминания об Осипе Брике»

Приходится писать, как было на самом деле. Слишком много врут, даже для очевидцев слишком много. Слишком много домыслов - вольных или невольных. Больше вольных.

Писать не хочется. Не хочется вспоминать. Только начнешь, а «уже у нервов подкашиваются ноги...».

Итак, Володя влюбился в меня сразу и навсегда, также как Ося влюбился в Володю. Я говорю - навсегда, навеки, оттого, что это останется в веках, и не родился еще тот богатырь, который сотрет эту любовь с лица земли. Разве что земля «рухнет», а тогда - все равно.

Я уже писала о том, что Володя пришел к нам, сразу посвятил мне «Облако» и с тех пор посвящал мне каждую строчку.

Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня, это было нападение.

Два с половиной года у меня не было спокойной минуты - буквально. Я сразу поняла, что Володя гениальный поэт, но он мне не нравился. Я не любила звонких людей - внешне звонких. Мне не нравилось, что он такого большого роста, что на него оборачиваются на улице, не нравилось, что он слушает собственный голос, не нравилось даже, что фамилия его - Маяковский - такая звучная и похожа на псевдоним, причем на пошлый псевдоним. Ося был небольшой, складный, внешне незаметный и ни к кому не требовательный, - только к себе.

Ося сразу влюбился в Володю, а Володя в Осю тогда еще влюблен не был. Но уже через короткое время он понял, что такое Ося, до конца поверил ему, сразу стал до конца откровенен, несмотря на свою удивительную замкнутость. И это отношение осталось у него к Осе до смерти. Трудно, невозможно переоценить влияние Оси на Володю.

Пишу, как пишется, могу перепутать последовательность, но факты все безусловные, т. к. буду писать только то, что точно помню и о чем все эти годы часто думала. О многом думала, потому что думалось. О многом - оттого, что заставляли думать сплетни и клевета. Сколько их, мерзких сплетен! Как нарочно в ответ на «пожалуйста, не сплетничайте». И сколько их было при жизни Володи. Но тогда мы на них не обращали решительно никакого внимания. Они к нам совсем как-то не прилипали; мы их не слышали даже. Сплетен было больше, чем это нормально, вероятно оттого, что Володя был очень заметен не только стихами, но и всем своим видом и поведением, да и влюбленных в меня, пожалуй, было больше, чем это нормально, а вокруг каждой любви, особенно несчастной - всегда много сплетен.

Наша с Осей физическая любовь /так это принято называть/ подошла к концу. Мы слишком сильно и глубоко любили друг друга, чтобы обращать на это внимание. И мы перестали физически жить друг с другом. Это получилось само собою...

Я рассказала ему все и сказала, что немедленно уйду от Володи, если ему, Осе, это тяжело. Ося был очень серьезен и ответил мне, что «уйти от Володи нельзя, но только об одном прошу тебя - давай никогда не расстанемся». Я ответила, что этого у меня и в мыслях не было.

Так оно и случилось: мы всегда жили вместе с Осей. Я была Володиной женой, изменяла ему также, как он изменял мне, тут мы с ним в расчете. Во втором вступлении к поэме о пятилетке, которое он начал писать в виде письма ко мне, так и сказано «...с тобой мы в расчете и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид». Он переделал эти строчки в предсмертном письме на: «я с жизнью в расчете...». «Я» и «жизнь» для Володи были синонимами.

Мы с Осей больше никогда не были близки физически, так что все сплетни о «треугольнике» и «любви втроем» и т. п. совершенно не похожи на то, что было. Я любила, люблю и буду любить Осю больше, чем брата, больше, чем мужа, больше чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, ни в какой литературе. Я люблю его с детства. Он неотделим от меня. Может быть, когда-нибудь я напишу об этой любви. Сейчас моя цель другая. Эта любовь не мешала моей любви к Володе. Наоборот, если бы не Ося, я любила бы Володю не так сильно. Я не могла не любить Володю, если его так сильно любил Ося. Он говорил, что для него Володя не человек, а событие. Володя во многом перестроил Осино мышление, взял его с собой в жизненный путь, и я не знаю более верных друг другу, более любящих друзей и товарищей. Думаю только, что Ося никогда бы не бросил Володю так, как бросил его Володя. Он не мог бы убить себя, как бы не был велик соблазн.

«Про это»

Лиля Брик и Владимир Маяковский

Когда Владимир Маяковский писал в своей комнате на Лубянке поэму «Про это», он вовсе и не ведал, что «по имени» его светлой поэмы назовут довольно скабрезную телепередачку.

В те тяжелые и грустные для Владимира Владимировича дни, любимая женщина запретила ему видеться с нею, и писать, и звонить. Впрочем, та, кому посвящена эта поэма и множество других его замечательных стихов, жила неподалеку, в переулке, именуемом Водопьянов...

В годы ее жизни с великим поэтом – Владимиром Маяковским – о ней говорили больше, чем о какой-либо другой женщине. Ее личная жизнь, всегда переполненная множеством любовных историй, зачастую интересовала людей, не имеющих к ней никого отношения, – и в те далекие двадцатые годы и в дни ее старости (а прожила она больше восьмидесяти и ушла добровольно, осознав, как мучительна старость).

Лиля Юрьевна Брик была и остается одной из женщин-легенд двадцатого века.

В далекой Японии о ней писали так: «Если эта женщина вызывает к себе такую любовь, ненависть и зависть – она не зря прожила свою жизнь!»

С Маяковским ее связывают пятнадцать лет их непростых отношений. Она всегда оставалась для него женщиной его судьбы. Она всегда вставала между поэтом и любым его «увлечением» – хотела ли сама этого или нет. А он был словно бумерангом, который всегда к ней возвращался...

Сергей Есенин в шутку назвал ее «Беатрисочкой», намекая, что она для Маяковского – то же, что Беатриче для Данте. Беатриче, без которой нет жизни.

А сам Владимир Владимирович говорил о своей возлюбленной так: «Ты – не женщина, ты – исключение», – чем подчеркивал ее уникальность, ее неповторимость, ее величие.

«Исключение» – это Лиля Брик.

Детство Лили тесно связано с Москвой.

Детство Владимира Владимировича Маяковского – с Грузией, где он родился в семье лесничего.

Влюбился поэт в свою Музу в Петрограде. Но основная часть их долгого, бурного и незабываемого романа проходила в московских квартирах и на московских улицах.

Чуть позже мы назовем эти памятные адреса.

А пока – заглянем в «историю жизни» наших героев, что называется, с первых ее страниц.

С малых лет она обращала на себя внимание: у Лили были огромные глаза и ярко-рыжие волосы. Самостоятельная, уверенная в себя, умеющая всех подчинить своей воле – такой она останется до старости!

Ее младшая сестра Эльза (впоследствии – известная французская писательница Эльза Триоле и жена знаменитого французского писателя Луи Арагона) тоже была красавицей. Но совсем иной. Белокурая, голубоглазая девочка, всегда слушалась Лилю. И, в отличие от старшей сестры, была очень послушной и смирной.

Обе они учились в гимназии на Покровке. И были очень привязаны друг к другу.

Лиля Юрьевна Брик (в девичестве Каган) родилась в 1891 году, Эльза Юрьевна – в 1896. Их мать окончила Московскую консерваторию по классу рояля. Отец был юристом, увлекался Гете и назвал дочку в честь одной из возлюбленных великого немецкого поэта Лили Шенеман (как будто в воду глядел, что его дочери тоже уготована судьба возлюбленной поэта!).

Девочки получили блестящее образование: говорили по-французски, по-немецки, играли на рояле, с удовольствием ходили в кинематограф и в театр.

Мать Лили и Эльзы вспоминала, что однажды шла с дочерьми по Тверскому бульвару, а навстречу ехал господин в роскошной шубе. Он остановил извозчика и воскликнул: «Боже, какие прелестные создания! Я бы хотел видеть вас вместе с ними на моем спектакле. Приходите завтра к Большому театру и скажите, что вас пригласил Шаляпин».

Да, это был сам великий певец. Очарованный их прелестью, он оставил девочкам места в ложе...

Красивая и незаурядная, Лиля с пятнадцати лет вела счет поклонникам. Да, ей было именно пятнадцать, когда некий студент в Бельгии, где она проводила с матерью каникулы, сделал ей предложение и, получив отказ, чуть не застрелился!

Потом, в Тифлисе, где она была на каникулах, ее «атаковал» молодой, красивый, воспитанный в Париже татарин, предлагавший Лиле две тысячи рублей на туалеты, если она только согласится проехаться с ним по Военно-Грузинской дороге...

Позже, в Польше, в Котовицах, где она жила летом у бабушки, ее родной дядя вне себя упал перед нею на колени, умоляя выйти за него замуж...

Была еще история в Дрездене, в санатории, хозяин которого засыпал комнату девушки цветами и каждый вечер подавал к ужину ей одной голубую форель. Он тоже молил о замужестве, хотя был женат...

Юная Лиля смеялась над этими приключениями. Но вскоре появился Ося – и Лиля перестала смеяться, потому что влюбилась сама.

Ося – Осип Брик, ее будущий муж, был сыном состоятельных родителей, окончил юридический факультет университета, и, как утверждают некоторые, был единственной подлинной любовью Лили Юрьевны. Он не сразу объяснился ей в своих чувствах, это она первая сказала ему: «А я вас люблю, Ося».

Было много кавалеров. Было много поклонников... Но, кроме Оси, она возможно, никого и не любила.

Они поженились 26 марта 1912 года, несмотря на то, что до Оси у Лили Юрьевны были многочисленные романы (отнюдь не всегда платонические) и бурная-бурная юность.

Осипа Брика, судя по всему, Лилино прошлое совершенно не смущало. Человек чрезвычайно умный и проницательный, он не мог не понимать: вряд ли из нее получится хорошая жена. К этой женщине его привязывало совершенно другое. По собственному признанию Брика, его восхищала в ней безумная жажда жизни. Он нуждался в ее редкой способности превращать будни в праздник...

Несмотря на Лилины любовные истории, они были друг для друга самыми близкими людьми, часто повторяя мысли друг друга, одинаково чувствуя жизнь, привязываясь к одним и тем же людям...

А тем временем Владимир Маяковский перебрался в Москву, выдержал экзамены в Училище живописи, ваяния и зодчества, что на Мясницкой. Сокращенно же это знаменитое училище называлось ВХУТЕМАС. Там, в курилке, он познакомился с Давидом Бурлюком, за которым уже шла слава «отца русского футуризма», и подружился с ним на всю жизнь.

Маяковский собирался стать живописцем – и сам выглядел в те годы очень живописно. Одевался он в бархатную черную куртку с отложным воротником. Шея повязана черным фуляровым галстуком. Косматился помятый бант, а карманы куртки были всегда оттопырены от коробок с папиросами...

Ахматова, познакомившись с ним, сказала так: «Божественный юноша, явившийся неизвестно откуда».

«Божественный юноша», обучаясь живописи, писал стихи. А, в сущности, был очень одинок. Он жаждал любви, ласки и понимания...

Тем временем новобрачные Брики поселились в четырехкомнатной квартире в Чернышковском переулке. Они путешествовали: то ездили на Нижегородскую ярмарку, то в Среднюю Азию по делам фирмы Брика-отца. Осип Максимович после окончания Московского университета старательно помогал отцу. А Лиля Юрьевна, поджидая его дома, украшала квартиру, готовила что-нибудь изысканное, сооружала фантастические прически из своих рыжих волос, украшая их фазаньими перьями...

Вдвоем они музицировали, развлекались, принимали гостей. Не пропускали ни одной театральной премьеры.

А Маяковский, тем временем, уехал в поэтическое турне с Бурлюком и Северяниным. В Одессе, во время турне, он познакомился с Марией Денисовой – красавицей, ради которой он начал писать поэму «Облако в штанах». Но она отказала поэту во взаимности, и он в отчаянье уехал из Одессы...

Итак, Маяковский молод, хорош собой, одинок. Его слава поэта-футуриста набирает силу.

В те же годы, прожив вместе так недолго, брак Бриков, как выражалась сама Лиля Юрьевна, «стал расползаться». Он стал чистой формальностью. Они жили в одной квартире, уважая друг друга, заботясь друг о друге, но ни о какой близости уже не было речи...

Да, это свершилось слишком быстро, но сейчас трудно сказать, как и почему... Чужая личная жизнь – всегда потемки!

Лиля уверяла, что любила и любит Осю больше, чем просто мужа, больше, чем сына. Он – неотделим от нее.

«Эта любовь, – говорила она, – не мешала моей любви к Маяковскому. Я не могла не любить Володю, если его так любил Ося. Ося говорил, что Володя для него не человек, а событие. Володя во многом перестроил Осино мышление, взял его с собою в жизненный путь, и я не знаю более верных друг другу, более любящих друзей и товарищей».

Такое признание, безусловно, шокировало окружающих.

Да, именно Осип Брик первый, познакомившись с молодым поэтом, увлекся его творчеством (в семью Бриков Маяковского привела Эльза, младшая Лилина сестра, за которой тот ухаживал). Брик приглашал поэта в дом читать стихи и даже издавал за свой счет его книги... При этом Осипа Максимовича, казалось, даже не смущает, что «гений» усаживается напротив его жены, не спуская с нее страстного взора, повторяя, что боготворит ее, обожает, не может без нее жить.

Это было в 1915 году. Именно в этом году на Лилю Юрьевну буквально обрушилась любовь поэта!

Любила ли Лиля Юрьевна его с той же страстью?

Фаина Раневская вспоминала о том, как Лиля Брик говорила ей, что согласна отказаться от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю.

«Я спросила, – пишет Раневская, – „отказались бы и от Маяковского?“ Она, не задумываясь ответила: „Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей“. Бедный, – сокрушается Раневская по поводу Владимира Владимировича, – она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому и даже физически заболело сердце»...

А теперь вернемся еще раз к началу этой истории. Первой познакомилась с будущим прославленным поэтом (тогда еще начинающим) сестра Лили, Эльза, гимназистка 8-го класса. Это знакомство произошло в трехэтажном светло-зеленом доме, украшенном белыми медальонами с танцующими нимфами. Дом стоял возле Триумфальной площади в Москве, здесь жила семья Хвасов, которые дружили с родными Эльзы и Лили (ныне дом на Триумфальной снесен).

В гостиной стояли рояль и пальма, здесь собирались молодые люди – все шумели, спорили. Маяковский читал свои стихи зычным голосом. На Эльзу и он сам, и его стихи произвели громадное впечатление. Она от волнения теребила бусы на шее – да так, что нитка разорвалась, бусы покатились в разные стороны...

Поэт помогал ей собирать эти бусы по полу, и его рука накрыла руку девушки...

Но если Эльза была только увлечением Маяковского (а увлечений было много!), то Лиля стала роком!

В 1915 году он попал к Брикам, читал «Облако в штанах», а прочитав... попросил разрешения у Лили Юрьевны посвятить ей эту поэму.

Поэма была написана частично о Марии Денисовой (его одесской пассии), но он положил ее к ногам Лили. Как положил потом и всю свою жизнь!

Она говорила, что его поведение в те дни было просто нападением. Ее пугала напористость молодого футуриста, его громада, неуемная страсть. Он влюбился навсегда. И это было видно!

Не смоют любовь

ни ссоры,

ни версты.

Продумана,

выверена,

проверена.

Подъемля торжественно стих строкоперстый,

клянусь -

неизменно и верно!

В день знакомства Маяковский признался Корнею Чуковскому, что встретил Ее – единственную и неповторимую!

Лиле льстила любовь гения (а в том, что он гений, Брики – оба! – не сомневались!). Он же безумно ревновал ее ко всему прошлому. Так было с первых и до последних дней их романа.

Лиле Брик нравилось быть «самой-самой женщиной» в судьбе Поэта, его официально признанной Музой, его вдохновительницей.

Осип Брик с восторгом слушал, как их новый друг читал его жене: «Все равно любовь моя – тяжкая гиря, ведь висит на тебе, куда ни бежала б...».

Маяковский ухаживал бурно и безоглядно! Ему нравилось, что перед ним была дама элегантная, воспитанная, любимая многими достойными людьми, женщина непознаваемая, умная и... лишенная предрассудков!

Она не просто носила эксцентричные клетчатые чулки и неимоверные шляпы, но и в жизни, и в суждениях своих была столь же эксцентричной и ни на кого не похожей.

Лиля Юрьевна ненавидела буржуазные предрассудки. Брачные узы в ее понимании никоим образом не были святы. Главным для нее была свобода! Она считала, что свободой выбора в любви обладают и мужчины, и женщины. Человек имеет право любить и быть с любимым – тогда, когда он хочет быть и столько, сколько хочет сам!

Это давало поэту надежду...

Очень скоро они стали говорить друг другу «ты». А его патологическая ревность постоянно перемежалась разговорами о самоубийстве.

«Я стреляюсь, прощай, Лилик!» – так тихо сказал он ей по телефону. Но она успела крикнуть: «Подожди»! И, едва успев накинуть что-то на себя, скатилась с лестницы... А потом на улице била в спину извозчика, умоляя ехать скорее!

Она успела! Маяковский открыл дверь. На столе его лежал пистолет.

– Стрелялся – осечка. Второй раз не решился, ждал тебя!

Это было в 1916 году.

К несчастью, осечка в таких случаях бывает не каждый раз. Увы! В тридцатом году, прежде чем стреляться, он вынул обойму из пистолета, оставив только один патрон в стволе! И этот патрон прервал его жизнь...

Но это будет лишь через четырнадцать лет! Ну а пока...

Флоты – и то стекаются к гавани.

Поезд – и тот к вокзалу гонит.

Ну, а меня к тебе и подавней

– Я же люблю! -

Тянет и клонит.

Осип Максимович догадывался о том, какой характер приняли отношения Лили и Володи, которого он, безусловно, и сам любил и уважал. Лиля же навсегда наложила запрет на выяснение отношений. А ее запреты неукоснительно выполнялись всеми без исключения!

Тщеславная женщина не ошиблась! Связав себя с Маяковским, она навек осталась связанной с литературой. Поэт приводил в дом Бриков своих друзей – Пастернака, Шкловского, Бурлюка, а потом и многих других. Огромное количество литературной братии и художников, которым суждено было прославиться, бывали у Бриков, дружили с ними, восхищались (а то и влюблялись) в «женщину-исключение», то есть в Лилю...

Поэт видел в своей Музе не только женщину, но и личность. Всю жизнь читал ей первой свои стихи, считался с ее замечаниями. Вся его любовная лирика пронизана мучительным горем измены любимой, потому что Лиля была непостоянна, своенравна, ускользала и манила...

А он покупал ей цветы и фрукты, повязывал свои лучшие галстуки к каждому визиту к ней. И, конечно же, он дарил ей, ей и только ей, свои стихи и поэмы.

Слов моих сухие листья ли,

заставят остановиться,

жадно дыша?

последней нежностью выстелить

твой уходящий шаг.

Нет, она никуда не уходила. И не собиралась уходить! Но она умело «держала» влюбленного на некотором расстоянии, тем самым подогревая его желания...

Одну их своих книг Маяковский надписал так «Лилиньке, автору моих стихов. Володя».

С начала знакомства и до последнего дня поэт считал Лилю Юрьевну и Осипа Максимовича своей семьей (об этом он еще раз напишет в 1930 году, в своем «завещании»). Да, они были семьей – все трое. Но, в сущности, такое положение было в достаточной мере драматично.

«Я уже больше года не была женой О. Брика, когда связала свою судьбу с Маяковским», – писала позже Л. Брик. Только в 1918 году, проверив свое чувство к поэту, она могла сказать с уверенностью Брику о своих отношениях с Владимиром Владимировичем. Ни о какой «L’amour de trois» (любовь на троих) не могло быть и речи!

Мало кто в это верил. Но это было так... Впрочем, жизнь этого «треугольника» еще долго волновала и литературоведов, и обывателей...

Маяковский и Брик в том же 1918 году оказались впервые вместе в Москве – они снимались в картине «Заколдованная фильмой» – (производство фирмы «Гомон»). На экране оживала история художника, который ищет настоящую любовь. Он влюбляется в балерину из фильма «Сердце экрана» и так неистово ей аплодирует, что она... сходит к нему в зал! Художника играл поэт, а балерину – его муза.

К сожалению, картина не дошла до наших дней – ее копия сгорела, уцелел лишь один эпизод, чудом склеенный из монтажных срезов...

И уже осенью 1918 года семейство «Брики – Маяковский» полностью перебрались жить в Москву.

Поначалу они жили в коммуналке, в доме, стоящем в Полуэктовом переулке , между Остоженкой и Пречистенкой (ныне – переулок Сеченовский , во дворе дома № 5). Из-за холода снесли все теплые вещи в одну комнату – эту одну легче было протопить. Маяковский часто уезжал в командировки, и тогда приходили нежные письма «для Лилички». Он рвался к ней – в Москву!

Для него был один свет в окошке и один человек, который олицетворял всю Москву, а вернее, весь мир!

К тому времени и он, и она уже не скрывали своей связи, всем было ясно, как он ее боготворил и как она верховодила.

Об обожании Маяковским «Лилички» вскоре узнала вся столица.

Как-то Лиля встретила в кафе Ларису Рейснер. Уходя, Лиля забыла сумочку. Маяковский вернулся за ней. Рейснер заметила весьма иронично:

– Теперь вы так и будете таскать эту сумочку всю жизнь!

– Я, Лариса, могу эту сумочку в зубах носить. В любви обиды нет! – парировал поэт.

Жизнь в Москве была поначалу нелегкой. Лиля служила в «Окнах РОСТа», раскрашивая агитплакаты. Работали и Брик, и Маяковский. Но денег на овощи и фрукты не хватало (в 1918-м году это был жуткий дефицит!) Лиля Юрьевна заболела авитаминозом. И вот об этих «пропавших овощах», так необходимых ей, писал Владимир Владимирович.

Не домой,

не на суп,

а к любимой,

две морковинки

за зеленый хвостик.

Он нес морковь (точно драгоценность!) Лиле, в Полуэктов переулок...

Через несколько лет семье «Брики – Маяковский» удалось получить две комнаты в общей квартире в Водопьяновом переулке, возле почтамта. В одной комнате, столовой, за ширмой стояла кровать Лили, а над ней – надпись, которая гласила «На кровать садиться никому не разрешается». Во второй комнате был кабинет, там ночевал Осип Максимович. У Маяковского была комната в коммуналке неподалеку – на Лубянке . Там он работал. (Ныне в Лубянском проезде, дом № 3/6 находится Государственный музей В. В. Маяковского).

Жить всем троим стало легче. Маяковский много печатался, кое-что зарабатывал и Осип Брик. Жизнь в это время Лиля Юрьевна вспоминала, как самую спокойную и мирную.

Летом все вместе выезжали на дачу. И по воскресеньям к ним приезжало множество гостей. Домработница Аннушка, прослужившая у Бриков двадцать лет, готовила котлеты. Если гостей было мало – всем доставалось по две, ну а если слишком много – едва хватало по одной. Лиля и Маяковский гуляли по окрестностям, собирали грибы. Если поэт уезжал в Москву, то никогда не возвращался без букета. Уезжая рано утром, оставлял ей записки с рисунком щеночка (она звала его «Щен», и он часто подписывал так свои письма).

В жизни этого «треугольника» Лиля была главнокомандующим. И Брик, и Маяковский всегда подчинялись неписаному правилу: «Лиля всегда права!». Мужчины жили в этой семье на удивление дружно, уважая друг друга. А вот отношения со своевольной Лилей складывались не всегда прочно...

Кроме любви твоей,

мне нету солнца,

а я не знаю, где ты и с кем.

Однажды сквозь тонкие перегородки их квартиры в Водопьяновом переулке , Осип услышал резкий голос возмущенной Лили:

– Разве мы не договаривались, Володечка, что каждый из нас делает, что ему заблагорассудится и только ночью мы все трое собираемся под одной крышей. По какому праву ты вмешиваешься в мою дневную жизнь?!

Маяковский молчал.

В то время у Лили Юрьевны начался роман с высокопоставленным советским чиновником Краснощековым. Поэт переживал это тяжело. Осип Брик, как мог, успокаивал его: «Лиля – это стихия. С этим надо считаться!»

Но если Брик привык к этому, то Маяковский долго привыкнуть не мог. Он не хотел делить ее ни с кем!

А приходилось... В жизни Лили Юрьевны, женщины яркой и неординарной, за годы «жизни втроем» (с 1918 по 1930 год) было не счесть романов!

Кроме Краснощекова, был красавец Лев Кулешов – классик отечественного кинематографа, известнейший режиссер. В Брик был влюблен Николай Николаевич Пунин, известнейший искусствовед. Вот страничка из его дневника от 3 июня 1920 года:

«Виделись, была у меня. Много говорила о своих днях после моего отъезда. Когда так любит девочка, еще не забывшая географию, или когда так любит женщина беспомощная и прижавшаяся к жизни – тяжело и страшно, но когда Л.Б., которая много знает о любви, крепкая и вымеренная, балованная, гордая и выдержанная, так любит – хорошо. Но к соглашению мы не пришли...»

Для Лили Брик крутить романы с близкими друзьями было так же естественно, как дышать. Причем она продолжала поддерживать добрые отношения с семьями своих любовников, считая, очевидно, что романы – краткосрочны, а вот дружба – гораздо важнее и длиннее...

Говорят, что в ее гостиной едва ли не ежевечерне пили чай всесильный чекист Яков Агранов и крупный начальник из ОГПУ Михаил Горб. Говорят и то, что Агранов, приставленный властями приглядывать за творческой интеллигенцией, входил в число Лилиных воздыхателей....

Эта воистину феерическая женщина необыкновенно тонко знала мужскую психологию.

«Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешить ему то, что ему не разрешают дома. Например, курить или ездить, куда вздумается. Ну, а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье».

Вот и все уроки пресловутого «любовного магнетизма», который так умело применяла она на практике!

Обладая большой личной свободой, эта дама тем не менее строго следила за поведением поэта, не желая делить с кем бы то ни было звание Музы.

Иногда Маяковский в разлуке с нею вел себя не так, как ей хотелось бы. Она воспринимала все его влюбленности как плохое поведение маленького мальчика.

Он написал об этом в поэме «Люблю».

деловито

за рыком,

за ростом,

взглянув,

разглядела просто мальчика.

Муза была так уверенна в себе, что не принимала его вольности всерьез. Про свои небольшие флирты он рассказывал ей сам. А если не рассказывал, она все равно все знала! Ей были известны до подробности все его, как она называла «лирические делишки».

«Володик, – писала она из Риги, куда уехала не надолго, – Юлия Григорьевна Льенар рассказала мне, что ты напиваешься до рвоты и как ты влюблен в младшую Гинзбург... Ты знаешь, как я к этому отношусь.

Через две недели я буду в Москве и сделаю по отношению к тебе вид, что я ни о чем не знаю. Но требую, чтобы все, что мне может не понравиться было абсолютно ликвидировано... Если все это не будет исполнено до самой мелочи – мне придется расстаться с тобой...».

И все было исполнено! Никакой Гинзбург!

Заводя «романы и романчики», поэт с каждой новой подружкой отправлялся за подарками Лиличке. Каждая из его женщин знала, что ей не занять первого места в душе его! Оно было прочно занято Лилей Брик.

Лиля знала о его любви с русской эмигранткой Татьяной Яковлевой в Париже. И об американке Элли Джонс, которая родила ему единственного в его жизни ребенка – дочь. И они, эти женщины, знали про Лилю, – какая она замечательная, умная и красивая. Да, такой ее рисовал сам поэт в своих рассказах. Он словно давал им понять, что на самом-то деле сердце его навсегда отдано другой.

Серьезные отношения были у Маяковского с редактором Госиздата красавицей-блондинкой Натальей Брюханенко. Поговаривали о свадьбе. Поэт даже ездил с Наташей в Крым. Но там получил письмо от Лили: «Пожалуйста, не женись всерьез, а то все меня уверяют, что ты страшно влюблен и женишься».

Он послушался! И брак этот не состоялся.

Наталья Брюханенко вспоминала, как навещая больного гриппом Маяковского, заговорила с ним о любви. И он признался:

«Я люблю только Лилю. Ко всем остальным я могу относиться хорошо или очень хорошо, но любить я уж могу только на втором месте. Хотите – буду вас любить на втором месте?»

Какая же женщина этого захочет?

И Брюханенко ушла...

Разные женщины приходили в жизнь гения. Но осталась одна Лиля. Властная, самолюбивая и – вечно ускользающая. Она сама признавалась, что, «вечно ускользать» – в этом и есть секрет вечно желанной. Она не стала законной супругой поэта. Не родила от него детей. Но быть пятнадцать лет другом, любовницей, советчиком, первым читателем и критиком и авторитетом среди всех авторитетов – согласитесь, немало!

Он любил только Лилю. Он страдал от Лилиных романов. Были кризисы. Были расставания.

Однажды они расстались на целых три месяца по обоюдной договоренности. «И чтоб не звонить, не писать, не приходить!» – велела ему Лиля.

Маяковский покорился. Новый 1923 год он встречал в непривычном одиночестве, в комнатке, что в Лубянском проезде, служившей ему рабочим кабинетом. В полночь он чокнулся со смеющейся Лилиной фотографией и принялся писать от тоски по ней поэму «Про это».

«Про это» – пронзительный крик о «смертельной любви-поединке».

Все вокруг знали, что Маяковский страдает от того, что Муза выгнала его. И даже трактирщик в то время отпускал ему водку в долг, сочувствуя. А добиться «материальной помощи» от трактирщика – это не шутка!

И вот поэт пишет «Про это», трансформируя свою боль в строки стихов. И получается! Получается здорово! Это больше, чем записки о любви, что передает он через домработницу Аннушку:

«Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, люблю, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной, или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь».

«Про это» – не просто записка. Здесь личное переплетается с общечеловеческим. Здесь видна громада чувств, доступная не каждому.

Он писал свою поэму и посылал Лиле живых птиц в клетках – таких же узников, как он. Его возлюбленная ухаживала за птицами из суеверного чувства, что случись что-то с ними – плохо станет Володе.

Позже, когда они помирились, то вместе выпустили птиц на волю...

А примирение состоялось 28 февраля 1923 года. Они встретились на вокзале, чтобы вместе ехать в Ленинград. Он ждал ее на ступенях вагона. И, увидав, схватил в охапку, прижал к тамбурному стеклу и прямо в ухо, под стук колес поезда, стал выкрикивать – именно выкрикивать! – свою новую поэму, написанную для нее...

Лиля слушала как завороженная. А он прочитал – и заплакал. А ей хотелось смеяться от счастья – и не потому только, что стихи были чудо как хороши, но, прежде всего потому, что она испытала вновь упоительное чувство, которое не мог ей дать ни один любовный роман: чувство обладания гением, чьей Музой она была, есть и будет...

Он уходил – и неизменно возвращался.

Уходила и она. Но возвращалась тоже, потому что так любить, как любил он, мог далеко не каждый.

В 1925 году она сказала «наши отношения, по-моему, пора прервать».

Но в 1926 он получил большую комнату в Гендриковом переулке , на Таганке, и написал заявление председателю Жилтоварищества дома 13/15 по Гендрикову переулку: «Прошу прописать в моей квартире т.т. Л. Ю. Брик и О. М. Брик. В. Маяковский».

Лиля и Ося остались с ним.

Квартиру отремонтировали, превратив аж в четырехкомнатную, если можно назвать комнатами три «каюты» для «пассажиров» этой любовной лодки. Своя «каюта» была у поэта, и Лили, и у Осипа. А еще была общая кают-компания, где все и собирались по вечерам.

В этой небольшой столовой каждую неделю собирались члены редколлегии журнала «ЛЕФ», которым в то время руководил Маяковский. Здесь пили крюшон и ели бутерброды, которые делала Лиля Юрьевна. Она наладила весь быт в новом доме, покупала мебель, выбирая для Осипа и Владимира по своему вкусу фасоны бюро и полок (заранее зная, что с ее вкусом согласятся).

Она помогала поэту редактировать «ЛЕФ», заказывала материалы нужным авторам, просматривая их регулярно.

Она планировала и семейный бюджет. Очевидцы вспоминают, как безропотно отдал ей двести рублей «на варенье» Маяковский, стоило ей только об этом заикнуться. По тем временам это была сумма! Но раз Лиля сказала – значит надо! К тому же чай с вареньем в этом доме пили сотни гостей...

Непонятно, как в четырнадцать квадратных метров их уютной гостиной набивалось огромное количество народу? Здесь часто бывали журналист Михаил Кольцов, кинорежиссер Борис Барнет, американский писатель Синклер... Всех знаменитых гостей и не перечислить! «Открытый дом», «Салон» – так говорят про такие дома.

Портнихи, чекисты, артисты, родственники... ну кого здесь только не было!...

Сердцем этого салона была Лиля Юрьевна.

В то же время Лиля Юрьевна сделалась автолюбительницей и одной из первых женщин Москвы, освоившей тонкости вождения автомобиля.

Маяковский привез ей в подарок роскошный серый «Рено» (помогала выбирать машину та самая Татьяна Яковлева), и шикарная Лиля разъезжала по улицам столицы в авто – сама за рулем!

В 1928-1929 годах Лиля Брик вместе с режиссером Виталием Жемчужным написала сценарий и поставила кинофильм «Стеклянный глаз». В этой картине снялась молодая красивая актриса художественного театра Вероника (Нора) Полонская, дочь известного артиста немого кино Витольда Полонского.

Нора стала последним увлечением Маяковского.

А вернее, Полонская была последней попыткой поэта избавиться от влияния и диктата Лили, от непосильной ноши не вполне разделенной любви, которая, в сущности, иссушала душу поэта, томила и мучила его...

Лиля Юрьевна как будто даже «покровительствовала» этой связи. Но Полонская – замужем. Ее муж, актер того же театра Михаил Яншин бросился к Брик за помощью. Она посоветовала «закрыть глаза» на отношения Норы с Володей. «Там нет ничего серьезного», – считала она, а потому не боялась Вероники.

Но, похоже, она ошиблась! Было – серьезное! Серьезное желание Маяковского любить взаимно, выстроить настоящую собственную семью! У него было много неприятностей в ту пору. И нервы – на пределе.

1930-й год. Осип и Лиля уехали в Лондон, навестить мать Лили Юрьевны.

Маяковский остался один в квартире с табличкой, где его фамилия и фамилия Бриков значатся вместе.

Одному в Гендриковом неуютно...

Он запирает дверь, кладет ключ в карман и требует, чтобы она ушла от мужа немедленно!

Она обещает, но как-то неуверенно и просит ее немедленно отпустить на серьезную репетицию. Ей нужно ехать!

Маяковский в этот момент потерял голову от отчаяния и любви. Не столько от любви к Полонской, сколько, наверное, от желания любви вообще – свершения того, о чем мечтает каждый человек! Лиля не стала его «половиной», хотя он практически бросил к ее ногам свою жизнь. Лиля – слишком самодостаточна для того, чтобы быть «половиной» чьей бы то ни было! И теперь поэт, почти обезумев, требовал этого от молодой напуганной актрисы...

Она пролепетала обещание – но Маяковский в него не поверил!

Она шагнула к двери парадного, когда грянул выстрел.

С ужасом Вероника Витольдовна вновь вошла в комнату... Дым еще не развеялся. Маяковский лежал на ковре, раскинув руки, на груди – крохотное красное пятно.

Полонская закричала:

– Что вы сделали?

Но было поздно – и кричать, и звать на помощь...

«В том, что я умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.

Мама, сестры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.

Лиля – люби меня.

Товарищу правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.

Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо.

Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.

Как говорят -

«инцидент исперчен»

любовная лодка

разбилась о быт.

Я с жизнью в расчете

и не к чему перечень

взаимных болей,

бед и обид.

Счастливо оставаться.

Владимир Маяковский...»

Узнала о трагедии Лиля в Берлине. Она сказала: «Если бы я или Ося были в Москве, Володя был бы жив».

Насколько это правда – трудно судить.

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения «если бы...»

Лиля Юрьевна Брик, прожившая большую жизнь, много сделала и для увековечивания памяти поэта, любившего ее. Ее одну...

Другой поэт – Евгений Евтушенко – написал о ней такие непоэтические, но верные строки:

«Даже если Дульсинея Маяковского не была такой, какой она казалась поэту, поблагодарим ее за возвышающий обман, который дороже тьмы низких истин».

Для истории остался музей Маяковского на Лубянке.

Домик же в Гендриковом переулке (где некогда усилиями Л.Ю.Брик была воссоздана обстановка та, что была при жизни поэта) заколочен и медленно разрушается. Сотрудники музея говорят, что этот домик превращен сегодня просто в «бомжатник», стоит только поднести спичку – и ему конец! Мемориальные же вещи трех «пассажиров любовной лодки» любовно берегут в музее на Лубянке....

© wikipedia.org

История любви "символа социализма" Владимира Маяковского и замужней женщины Лили Брик настолько удивительна, что даже с трудом верится, что такое могло произойти в советское время. Однако это была именно Любовь с большой буквы, любовь, пусть ветреная, неистовая и легкомысленная, но настоящая.

К моменту встречи с Маяковским Лиля уже была замужем за Осипом Бриком. В их доме собирались художники, поэты, политики. То, что супруга заигрывает с гостями и иногда ведёт себя более чем нескромно и никто не в силах устоять перед ее обаянием, проницательный Осип старался не замечать.

В 1915 году сестра Лили Эльза познакомила Бриков со своим близким другом и поклонником, начинающим поэтом Владимиром Маяковским, с которым хотела связать свою будущую жизнь. Он пришел, прочел свое "Облако в штанах"... Именно в тот вечер, как утверждает Эльза, все и случилось: "Брики безвозвратно полюбили стихи Маяковского, а Володя безвозвратно полюбил Лилю".

© altoliman.dreamwidth.org

Через несколько дней Маяковский упрашивал Бриков принять его насовсем, объясняя своё желание тем, что "влюбился в Лилю Юрьевну". Та дала своё согласие, а Осип был вынужден смириться с прихотями ветреной супруги. Так начался один из самых громких романов ушедшего столетия, "брак втроём", слухи о котором быстро распространялись в литературных кругах. И хотя Лиля всем объясняла, что "с Осей интимные отношения у неё давно закончены", странная троица всё-таки проживала под одной крышей. Кстати, позже Лиля напишет в своих мемуарах совсем другое: "Я любила заниматься любовью с Осей. Мы запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал".

• Читай другие необыкновенные истории любви по

Брики были довольно обеспеченными людьми. Их квартира в Петрограде стала своеобразным салоном, где бывали футуристы, писатели, филологи и другие представители богемы. Супруги сразу же разглядели большой поэтический талант Маяковского и помогли напечатать ему поэму "Облако в штанах", способствовали и другим публикациям. Поэт обожал Лилю, называл ее своей женой, а к любым нападкам в сторону этой женщины относился невероятно болезненно.

Маяковский дарит Лиле Брик кольцо, на котором выгравированы всего лишь три буквы - три инициала ее имени - Лиля Юрьевна Брик - ЛЮБ. Но если кольцо крутить на пальце, то получается слово - люблю. И таким образом поэт в очередной раз признался в любви своей любимой женщине. Говорят, Лиля Брик не снимала это кольцо до самой смерти.

У Лили имелся свой подход к мужчинам, который действовал, по ее мнению, безотказно: "Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешать ему то, что не разрешают ему дома. Например, курить или ездить куда вздумается. Остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье".

© wikipedia.org

Их "семья" была более, чем странной: у Осипа Брика была постоянная возлюбленная на стороне, Лиля крутила романы с разными мужчинами, Маяковский - с женщинами. В своих путешествиях по Западной Европе и США он заводил однодневные знакомства, о которых, не стесняясь рассказывал Лиле, она тоже не скрывала от него своих любовников...

Но при этом их трогательная переписка восхищала: "Первый же день по приезде посвятили твоим покупкам, — писал поэт из Парижа в Москву, — заказали тебе чемоданчик и купили шляпы. Осилив вышеизложенное, займусь пижамками". А Лиля отвечала на это: "Милый щенёнок, я не забыла тебя… ужасно люблю тебя. Кольца твоего не снимаю…".

«Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи:
я вот тоже
ору -
а доказать ничего не умею!»
Музыканты смеются:
«Влип как!
Пришел к деревянной невесте!
Голова!»
А мне – наплевать!
Я – хороший.

В. Маяковский. «Скрипка и немножко нервно», 1914 год

История любви Владимира Маяковского и Лили Брик – одна из тех историй, которые вызывают смесь любопытства и недоумения. Здесь намного больше вопросов, чем ответов. Какие только эпитеты не приклеивали к любви, случившейся между Маяковским и Лилей Брик. Сумасшедшая, ненормальная, больная, маниакальная, развратная и так далее. Но она была! И, может быть, только благодаря ей Маяковский написал лучшие свои стихи, ведь почти все они в первые годы после знакомства с Лилей были посвящены именно ей. Их отношения были далеко непростыми. Эти «больные» отношения помогали поэту, так искренне писать и жить, что уже не первое поколение людей зачитывается его стихами и удивляется, откуда появились эти поистине фантастические слова, заставляющие сердца замирать от восхищения. Лиля Брик была своего рода психостимулятором для В. Маяковского.

Я часто размышляла о том, смогла бы стать для Маяковского вдохновительницей другая женщина, не такая, как Лиля Брик. Покладистая, уступчивая, домашняя, такая, рядом с которой ему было бы просто хорошо и уютно, такая, которая не ставила бы ему условий, соглашалась с ним во всем. Однозначно нет. Маяковскому нужны были страсти. Он и сам об этом говорил. В его понимании любовь – это муки ревности, недоверия, постоянные переживания и боль. Так понимал поэт любовь. Такое чувство могла подарить ему только Лиля. Каждое событие, которое происходит с нами в жизни, так или иначе влияет на то, какими мы становимся. Лиля была самым важным «событием» в жизни Маяковского. Благодаря ей он стал великим поэтом.

Когда я читала переписку между Владимиром Маяковским и Лилей Брик, я часто ловила себя на мысли, что возмущаюсь поведением этой женщины. Как она могла так обращаться с самим Маяковским? Она практически держала его на коротком поводке. Многие исследователи творчества Маяковского пишут о том, что Лиля, навсегда привязав его к себе и греясь в лучах его славы, практически сделала вклад в свое бессмертие. Кто бы вспомнил о ней, если бы она не была музой Маяковского? Сама она не сделала ничего, что могло бы увековечить ее в памяти людей. Но о ней пишут и говорят чуть ли не больше, чем о самом Маяковском. Могла ли она предполагать такое, когда была с ним в отношениях? Конечно, могла. Впрочем, об истинных мотивах Лили нам остается только догадываться. О таких вещах человек не напишет ни в одном своем дневнике. Лиля дожила до 74-х лет, успела написать несколько книг, оставить после себя многочисленные интервью, дневники и мемуары, но самое сокровенное, я уверена, эта женщина унесла с собой.

Владимир Владимирович Маяковский.

1912 г.

Отношения «Лиля – Осип – Владимир» даже для славного любовными экспериментами начала ХХ века казались нездоровыми. Мать Лили, привыкнув к бунтарству дочери, все равно так и не признала этого союза.

Лиля и Владимир Маяковский познакомились, когда Лиля уже была замужем. Это не помешало им завязать роман, да еще и жить втроем в одной квартире.

То, что и Лиля Брик, и Владимир Маяковский были неординарными личностями, не вызывает никаких сомнений. Оба вызывали неподдельный интерес у противоположного пола, имели свободные взгляды на вопросы любви. Поведение Маяковского было эпатажным, вызывающим, нахальным. Возможно, именно это и было его беспроигрышной фишкой в отношениях с женщинами. Лиля была довольно раскрепощенной в сексуальном плане. Но для того времени это было нормально, ведь как раз тогда произошла сексуальная революция. Отношение к сексу в начале ХХ века было свободным настолько, что, по словам одного писателя, образованные женщины могли вспоминать о любовном приключении так же пренебрежительно, как «о случайном знакомстве» или о меню в ресторане, где они ужинали».

Однажды, когда Лиля с Осипом были в Туркменистане, они зашли в самаркандский бордель. Вот что писала Лиля о своих впечатлениях после этого посещения:

«Улица эта вся освещена разноцветными фонариками, на террасах сидят женщины, большей частью татарки, играют на инструментах вроде мандолин и гитар. Тихо, и нет пьяных. Мы зашли к самой знаменитой и богатой. Она живет со старухой матерью. В спальне под низким потолком протянуты веревки, и на веревках висят все ее шелковые платья. Все по-восточному, только посередине комнаты двуспальная никелированная кровать.

Принимала она нас по-сартски. Низкий стол весь уставлен фруктами и разнообразными сладостями на бесчисленных тарелочках, чай – зеленый. Пришли музыканты, сели на корточки и заиграли, а хозяйка наша затанцевала. Платье у нее серое до пят, рукава такие длинные, что не видно даже рук, и закрытый ворот, но когда она начала двигаться, оказалось, что застегнут один воротник, платье разрезано почти до колен, а застежки никакой. Под платьем ничего не надето, и при малейшем движении мелькает голое тело».

Пока Осип служил в автомобильной роте, Лили скучала. Она целыми днями прогуливалась по городу.

«Однажды во время прогулки она столкнулась с двумя молодыми людьми из московского бомонда и отправилась вместе с ними в оперетту. Потом они продолжили вечер в ресторане, где выпили много вина, Лили опьянела и рассказала об их с Осипом приключениях в парижском борделе. Спутники предложили показать ей подобное заведение в Петрограде, и следующим утром она проснулась в комнате с огромной кроватью, зеркалом на потолке, коврами и задернутыми шторами – она провела ночь в знаменитом доме свиданий в Аптекарском переулке. Спешно вернувшись домой, она рассказала обо всем Осипу, который спокойно сказал, что ей нужно принять ванну и обо всем забыть»1
Б. Янгфельдт «Я – для меня мало», 2012 г.

Если Осип благодаря своему характеру совершенно спокойно относился к прошлому своей жены Лили, ко всем ее случайным связям и романам, с Маяковским все было не так просто. Он был ужасно ревнив. Все его стихи 1915–1916 годов буквально насквозь пропитаны мучительным чувством ревности.

В. В. Катанян в своей книге о Лиле Брик пишет:

«Однажды он попросил рассказать ему о ее свадебной ночи. Она долго отказывалась, но он так неистово настаивал, что она сдалась. Она понимала, что не следует говорить ему об этом, но у нее не было сил бороться с его настойчивостью. Она не представляла, что он может ревновать к тому, что произошло в прошлом, до их встречи. Но он бросился вон из комнаты и выбежал на улицу, рыдая. И, как всегда, то, что его потрясло, нашло отражение в стихах»:

Нет.
Это неправда.
Нет!
и ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо -
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!
Белый,
сшатался с пятого этажа.
Ветер щеки ожег.
Улица клубилась, визжа и ржа.
Похотливо взлазил рожок на рожок.
Вознес над суетой столичной одури
строгое -
древних икон -
чело.
На теле твоем – как на смертном одре -
сердце
дни
кончило.
В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
«В мягкой постели
он,
фрукты,
вино на ладони ночного столика».
Любовь!
Только в моем
воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановите ход!
Смотрите -
срываю игрушки-латы
я,
величайший Дон-Кихот!

И Владимир Маяковский, и Лиля Брик были очень эффектными. Они нравились людям, буквально притягивали их к себе своим обаянием.

У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней! Мир огромив мощью голоса, иду – красивый, двадцатидвухлетний.

«Облако в штанах»

Вот как описывает Соня Шамардина Маяковского, с которым познакомилась в 1913 году, когда Владимиру было 20 лет:

«Высокий, сильный, уверенный, красивый. Еще по-юношески немного угловатые плечи, а в плечах косая сажень. Характерное движение плеч с перекосом – одно плечо вдруг подымается выше и тогда правда – косая сажень.

Большой, мужественный рот с почти постоянной папиросой, передвигаемой то в один, то в другой уголок рта. Редко – короткий смех его.

Мне не мешали в его облике его гнилые зубы. Наоборот – казалось, что это особенно подчеркивает его внутренний образ, его «свою красоту».

Особенно, когда он – нагловатый, со спокойным презрением к ждущей скандалов уличной буржуазной аудитории – читал свои стихи: «А все-таки», «А вы могли бы?», Красивый был. Иногда спрашивал: «Красивый я, правда?»

Его желтая, такого теплого цвета кофта. И другая – черные и желтые полосы. Блестящие сзади брюки с бахромой. Руки в карманах…

Он любил свой голос, и часто, когда читал для себя, чувствовалось, что слушает себя и доволен: «Правда, голос хороший?.. Я сошью себе черные штаны из бархата голоса моего»… Льется глубокий, выразительный, его особого, маяковского тембра голос».

Вот что писала Мария Никифоровна Бурлюк2
Мария Никифоровна Бурлюк – (1894–1967 гг.) пианистка, издатель и коллекционер. Жена Д. Бурлюка

О Маяковском, с которым ей довелось пообщаться в сентябре 1911 г.:

«Маяковский тех уже далеких лет был очень живописен. Он был одет в бархатную черную куртку с откладным воротником. Шея была повязана черным фуляровым галстухом; косматился помятый бант; карманы Володи Маяковского были всегда оттопыренными от коробок с папиросами и спичками.

Маяковский был высокого роста, со слегка впалой грудью, с длинными руками, оканчивающимися большими кистями, красными от холода; голова юноши была увенчана густыми черными волосами, стричь которые он начал много позже; с желтыми щеками лицо его отягчено крупным, жадным к поцелуям, варенью и табаку ртом, покрытым большими губами; нижняя во время разговора кривилась на левую сторону. Это придавало его речи, внешне, характер издевки и наглости. Во рту юноши уже тогда не было «красоты молодости», белых зубов, а при разговоре и улыбке виднелись лишь коричневые изъеденные остатки кривеньких гвоздеобразных корешков. Губы В. Маяковского всегда были плотно сжаты.

Решимость, настойчивость, нежелание компромисса, соглашательства. Часто в уголках рта вздувались белые пузырьки слюны. В те годы крайней бедности поэта – в уголках рта делались заеды.

Это был юноша восемнадцати лет, с линией лба упрямого, идущего напролом навыков столетий. Необычайное в нем поражало сразу; необыкновенная жизнерадостность и вместе, рядом – в Маяковском было великое презрение к мещанству; палящее остроумие; находясь с ним – казалось, что вот ступил на палубу корабля и плывешь к берегам неведомого.

Из-за надвинутой до самых демонических бровей шляпы его глаза пытливо вонзались во встречных, и их недовольство ответное интересовало юношу. – Что смотрят наглые, бульварно-ночные глаза молодого апаша!.. А Маяковский оглядывался на пропадавшие в ночь фигуры.

Трудно сказать, любили ли люди (людишки никогда) Владимира Маяковского… Вообще любили его только те, кто знали, понимали, разгадывали, охватывали его громаднейшую, выпиравшую из берегов личность. А на это были способны очень немногие: Маяковский «запросто» не давался.

Маяковский-юноша любил людей больше, чем они его».

А вот как описывает Лили ее сестра Эльза3
Эльза Триоле – (1896–1967 гг.) младшая сестра Л. Брик, французская писательница, переводчица. Лауреат Гонкуровской премии, жена Л. Арагона.

«У нее был большой рот с идеальными зубами и блестящая кожа, словно светящаяся изнутри. У нее была изящная грудь, округлые бедра, длинные ноги и очень маленькие кисти и стопы. Ей нечего было скрывать, она могла бы ходить голой, каждая частичка ее тела была достойна восхищения. Впрочем, ходить совсем голой она любила, она была лишена стеснения. Позднее, когда она собиралась на бал, мы с мамой любили смотреть, как она одевается, надевает нижнее белье, пристегивает шелковые чулки, обувает серебряные туфельки и облачается в лиловое платье с четырехугольным вырезом. Я немела от восторга, глядя на нее».

А такой Лилю увидела в 1914 году балерина Александра Доринская:

«Среднего роста, тоненькая, хрупкая, она являлась олицетворением женственности. Причесанная гладко, на прямой пробор, с косой, закрученной низко на затылке, блестевшей естественным золотом своих воспетых… «рыжих волос». Ее глаза… были карими и добрыми; довольно крупный рот, красиво очерченный и ярко накрашенный, открывал при улыбке ровные приятные зубы. Бледные, узкие, типично женские руки, с одним только обручальным кольцом на пальце, и маленькие изящные ножки, одетые с тонким вкусом, как, впрочем, и вся она, в умелом сочетании требований моды с индивидуальностью подхода к ней. Дефектом внешности Лили Юрьевны можно было бы посчитать несколько крупную голову и тяжеловатую нижнюю часть лица, но, может быть, это имело свою особую прелесть в ее внешности, очень далекой от классической красоты».

О невероятном обаянии Лили Брик свидетельствует один интересный факт. В 1924 году у Маяковского в Киеве был роман с Натальей Рябовой. Вполне естественно, что девушка испытывала заочную неприязнь к Лиле Брик. После гибели Маяковского Наталья Рябова не желала общаться с Лилей, считая ее виновной в трагедии поэта. Работая над подготовкой собрания сочинений Маяковского, она поставила условие – никакого общения с Лилей. Однако встреча все же произошла, и Наталья Федоровна после первой же беседы попала под обаяние прежней соперницы. До конца жизни они оставались подругами. Свои воспоминания о Маяковском Н. Рябова посвятила Лиле.

Лиля Юрьевна Брик. 1914 г.

А вот что рассказывала о Лиле Брик Галина Катанян, женщина, которую в 1938 году муж бросил из-за Лили:

«Мне было двадцать три года, когда я увидела ее впервые. Ей – тридцать девять.

В этот день у нее был такой тик, что она держала во рту костяную ложечку, чтобы не стучали зубы. Первое впечатление – очень эксцентрична и в то же время очень «дама», холеная, изысканная и – боже мой! – да она ведь некрасива! Слишком большая голова, сутулая спина и этот ужасный тик…

Но уже через секунду я не помнила об этом. Она улыбнулась мне, и всё лицо как бы вспыхнуло этой улыбкой, осветилось изнутри. Я увидела прелестный рот с крупными миндалевидными зубами, сияющие, теплые, ореховые глаза. Изящной формы руки, маленькие ножки. Вся какая-то золотистая и бело-розовая.

В ней была «прелесть, привязывающая с первого раза», как писал Лев Толстой о ком-то в одном из своих писем.

Если она хотела пленить кого-нибудь, она достигала этого очень легко. А нравиться она хотела всем – молодым, старым, женщинам, детям… Это было у нее в крови.

И нравилась <…>

Когда-то я очень любила ее.

Потом ненавидела, как только женщина может ненавидеть женщину».

Для того чтобы лучше понять магическое действие Лили на мужчин, приведу высказывания о ней ее современников – мужчин.

«Она умела быть грустной, капризной, женственной, гордой, пустой, непостоянной, умной и какой угодно», – вспоминал один из её современников.

А вот заметки из дневника Н. Н. Пунина:

Зрачки ее переходят в ресницы и темнеют от волнения; у нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными веками, она молчит и никогда не кончает… Муж оставил на ней сухую самоуверенность, а Маяковский – забитость…

…Если потеряешь такую красивую женщину, с такими темными и большими глазами, с таким красивым дрожащим ртом, с таким легким шагом, такую сладкую и томящую, такую необходимую и такую неприемлемую, как неприемлемы условия мира, – легко станет отдавать себя всем вещам и всем людям, которыми больше не дорожишь».

Знакомство Маяковского и Лили Брик началось благодаря тому, что Маяковский некоторое время ухаживал за ее сестрой Эльзой. Он бывал в ее доме, был знаком с родителями и приводил их в ужас своими футуристическими выходками. Лиле тогда было 13 лет.

Вот что пишет сама Лиля Брик о своем первом знакомстве с Владимиром Маяковским в своих воспоминаниях:

«С Маяковским познакомила меня моя сестра Эльза в 1915 году, летом в Малаховке. Мы сидели с ней и с Левой Гринкругом вечером на лавочке возле дачи.

Огонек папиросы. Негромкий ласковый бас:

– Элик! Я за вами. Пойдем погуляем?

Мы остались сидеть на скамейке.

Мимо прошла компания дачников. Начался дождь. Дачный дождик, тихий, шелестящий. Что же Эля не идет?! Отец наш смертельно болен. Без нее нельзя домой. Где, да с кем, да опять с этим футуристом, да это плохо кончится…

Сидим как проклятые, накрывшись пальто. Полчаса, час… Хорошо, что дождь не сильный, и плохо, что его можно не заметить в лесу, под деревьями. Можно не заметить и дождь, и время.

Нудный дождик! Никакого просвета! Жаль, темно, не разглядела Маяковского. Огромный, кажется. И голос красивый».

Следующая встреча, с которой и началась история любви Маяковского и Лили Брик, произошла в июле 1915 года на квартире Бриков в Петрограде. Лиля уже была замужем. На тот момент Лили (на самом деле возлюбленную Маяковского звали именно так – Лили, Лилей стал называть её сам поэт) было 24 года.

Сам Маяковский так писал о дне знакомства с Лилей в своей автобиографии: «Радостнейшая дата. Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л. Ю. и О. М. Бриками».

У Лили умер отец. Она приехала из Москвы в Питер с похорон, а Владимир Маяковский как раз возвратился из Финляндии. Когда он пришел к Брикам домой, он был совсем не тем, каким запомнила его Лиля со своей первой встречи. В нем не осталось никакой развязности. Это был совершенно другой человек. И в этот вечер он читал «Облако в штанах». Он читал его так, что все слушали, затаив дыхание. А он «жаловался, негодовал, издевался, требовал, впадал в истерику, делал паузы между частями». Лиля пишет в своих воспоминаниях: «Мы обалдели. Это было то, что мы так давно ждали. Последнее время ничего не могли читать. Вся поэзия казалась никчемной – писали не так и не про то, а тут вдруг и так, и про то…

О. М. спросил, где будет напечатана поэма, и бурно возмутился, когда узнал, что никто не хочет печатать ее. А сколько стоит самим напечатать? Маяковский побежал в ближайшую типографию и узнал, что тысяча экземпляров обойдется (насколько помню) в 150 рублей, причем деньги не сразу, – можно в рассрочку. Осип Максимович вручил Маяковскому первый взнос и сказал, что остальное достанет. Маяковский унес рукопись в типографию…

С этого дня Ося влюбился в Володю, стал ходить вразвалку, заговорил басом и написал стихи, которые кончались так:

Я сам умру, когда захочется,
И в список добровольных жертв
Впишу фамилию, имя, отчество
И день, в который буду мертв.
Внесу долги во все магазины,
Куплю последний альманах
И буду ждать свой гроб заказанный,
Читая «Облако в штанах».

Будучи вполне обеспеченным деловым человеком, Осип Максимович Брик разглядел в молодом человеке поэтический талант и заинтересовался им. Поэма «Облако в штанах» была издана на деньги Оси. Посвящение к поэме краткое: «Тебе, Лиля». С этих пор Маяковский все свои произведения посвящал Лиле Брик; позже, в 1928 году, с публикацией первого собрания сочинений, В. Маяковский посвятит ей и все произведения до 1915 года – года их знакомства. Посвящение на собрании сочинений будет еще более лаконичным и очень «маяковским»: «Л.Ю.Б.».

Знакомство, состоявшееся в июле 1915 года, переросло в дружбу, и в скором времени Владимир Маяковский стал постоянным гостем в доме Бриков. Они были очарованы его творчеством, а он окончательно и бесповоротно полюбил Лилю.

Слева направо: младшая сестра Лили Эльза, Осип Брик, Лиля Брик

История Маяковского и Лили – история любви на троих. Отмечу что в предисловии ко второй редакции своих воспоминаний Лиля Брик написала: «Во избежание недоразумений скажу, что я больше года не была женой О. Брика, когда связала свою жизнь с Маяковским. Ни о каком «menage a trois» не могло быть и речи. Когда я сказала Брику о том, что Владимир Владимирович и я полюбили друг друга, он ответил: я понимаю тебя, только давай никогда не будем с тобой расставаться. Это я пишу для того, чтобы было понятно все последующее».

В истории есть много примеров тройственных любовных союзов, но этот, пожалуй, самый неоднозначный. Как могли мирно уживаться друг с другом два мужчины, два соперника, предметом обожания которых была одна и та же женщина? Причем они не просто терпели друг друга – их связывали намного более теплые отношения, чем даже простая дружба. В письмах Маяковский и Осип Брик называют друг друга ласковыми словами, бесконечно обнимают друг друга и целуют. В чем же тут секрет? Как мне кажется, ответ кроется вот в этих строчках-признании Лили Брик: «Я люблю его <Осю> c детства. Он неотделим от меня. <…> Эта любовь не мешала моей любви к Володе. Наоборот, если бы не Ося, я любила бы Володю не так сильно. Я не могла не любить Володю, если его так любил Ося. Он говорил, что Володя для него не человек, а событие. Володя во многом перестроил Осино мышление, взял его с собой в свой жизненный путь, и я не знаю более верных друг другу, более любящих друзей и товарищей» (Л. Брик. «Пристрастные рассказы»). В. В. Катанян по этому поводу писал: «Это признание ЛЮ всегда вызывало шок у окружающих, но ничуть не смущало ее. Бывало ощущение, что она даже бравировала этим своим абсолютно искренним и непоколебимым признанием».

Как мне кажется, для понимания отношений между Лилей Брик и Владимиром Маяковским надо знать историю отношений Лили и Осипа. Лили начала встречаться с Осипом, когда ей было тринадцать, а ему шестнадцать лет. Осип учился в 3-й московской гимназии и был мечтой всех гимназисток, его имя вырезали на школьных партах. Юная Лили Каган произвела на Осипа глубокое впечатление. «Ося стал мне звонить по телефону, – рассказывала Лили. – Я была у них на елке. Ося провожал меня домой и по дороге, на извозчике, вдруг спросил: А не кажется вам, Лиля, что между нами что-то больше, чем дружба? Мне казалось, я просто об этом не думала, но мне очень понравилась формулировка, и от неожиданности я ответила: «Да, кажется». Повстречавшись какое-то время, Осип понял, что ошибался в силе своих чувств, и они расстались. Потом отношения возобновились. «Я хотела быть с ним ежеминутно», – писала Лиля и делала «все то, что 17-летнему мальчику должно было казаться пошлым и сентиментальным: когда Ося садился на окно, я немедленно оказывалась в кресле у его ног, на диване я садилась рядом и брала его за руку. Он вскакивал, шагал по комнате и только один раз за все время, за? года, должно быть, Ося поцеловал меня как-то смешно, в шею, шиворот-навыворот».