Философское содержание творчества достоевского кратко. Философия Достоевского

В ХIХ веке на первый план выходят идеи и идеалы универсального упорядочения Бытия, жизни общества, основанные на абсолютизации объективных закономерностей развития человеческой истории. Представления о рациональности мироздания, в том числе и общества, объединили и идеалистов и материалистов. Рационализм стал основой социальных теорий революционного изменения мира, с другой стороны - упрощенного толкования сущности и предназначения человека, который рассматривался в этих теориях как механистическая часть класса, народа, массы. Творчество Достоевского стало явным противопоставлением такому повороту мысли. Собственная судьба Достоевского привела его к переосмыслению своей прежней теоретической позиции, пересмотру своего прежнего понимания социальной справедливости и путей ее достижения. Для мыслителя стало почти трагедией понимание несовместимости известных ему социальных теорий, в том числе социалистических, марксизма и реальной жизни. Восхождение на эшафот осознавалось им в конце концов как грозящая перспектива неразумного теоретически и практически выбора. Достоевский понял, что доходящая до примитива одноплановость революционных программ преобразования общества состоит в том, что они не включают в себя представления о реальных людях с их конкретными потребностями и интересами, с их уникальностью и неповторимостью, с их духовными устремлениями. Более того, эти программы стали приходить в противоречие со сложной природой человека.

Путь, выбранный Достоевским после жизненных потрясений, стал иным, а при определении ценности теории - другой точкой зрения: в соотношении "общество - человек" приоритет отдается человеку. Ценность человеческого "Я" выступает не столько в массе людей, в его коллективистском сознании, сколько в конкретной индивидуальности, в личностном видении себя и своих взаимоотношений с другими, с обществом.

Как известно, восемнадцатилетний Достоевский поставил перед собой задачу исследования человека. Началом такого серьезного исследования стали "Записки из мертвого дома".

Сомнения в истинности современных ему социальных теорий, сила его художественной фантазии позволили Достоевскому пережить трагические последствия реализации этих теорий в жизнь и заставили его искать единственный и главный аргумент истины бытия человека, каким, теперь уже по его убеждению, могла быть только правда о человеке. Боязнь хоть в какой-то мере ошибиться в выводах общего плана стала той основой, которая определила тщательность его исследовательского процесса. Часто он граничит с психоанализом, во многом предваряя его выводы.

Ответ на вопрос: "Что есть человек?" Достоевский начал искать с попыток понять человека, отверженного обществом, "уже как бы и не человека" в общепризнанном смысле, то есть в некотором смысле антипода человеку вообще. Следовательно, исследование его началось далеко не с лучших образцов рода человеческого, не с тех, кто считался (либо был) носителем высших проявлений человеческой сущности и нравственности. Да и, строго говоря, исследования Достоевским человека начались не с обычных людей в обычных человеческих условиях, а с постижения жизни на грани человеческого существования.

Достоевский видит свое исследование человека в двух тесно связанных между собой аспектах: он изучает себя и пытается понять других посредством своего "Я". Это субъективный анализ. Достоевский не скрывает его субъективности и даже субъективизма. Но все дело здесь в том, что он выносит этот субъективизм на суд людей, он представляет нам свой ход мыслей, свою логику, а не только предлагает результаты исследования, заставляя нас оценить, насколько он прав в своих суждениях и выводах. Познание у него, таким образом, становится самопознанием, а самопознание, в свою очередь, становится предпосылкой познания, причем не стихийного, а вполне осознанно целенаправленного, как процесс постижения истины. Признание сложности своего "Я" становится неразрывно связанным с признанием сложности "Другого", каким бы он ни был по своей сущности, а Бытие - выражением неоднозначности людей в их отношениях друг к другу.

По-разному Достоевский видит человека: и как представителя рода человеческого (и в биологическом и в социальном смысле), и как индивидуальность, и как личность. По его глубокому убеждению, разделение по социальному признаку мало что объясняет в человеке. Черты собственно человеческого возвышаются над социальными различиями, существуют черты биологического, доходившего в своем выражении до типовых, сущностных характеристик. Говоря о "нищих от природы", Достоевский констатирует человеческую несамостоятельность, убогость, безактивность: "они всегда нищие. Я заметил, что такие личности водятся не в одном народе, а во всех обществах, сословиях, партиях, ассоциациях" . Трудно сказать со всей определенностью, знал ли Достоевский аналогичные рассуждения Аристотеля о том, что одни люди по своей природе свободны, другие - рабы, и этим последним быть рабами полезно и справедливо.

В любом случае для Достоевского как для самостоятельного мыслителя характерно стремление к беспощадной правде. Существуют, говорит он, различные типы людей, например, тип доносчика, когда доносительство становится чертой характера, сутью человека, и никакие наказания не исправят его. Исследуя природу подобного человека, Достоевский словами своего повествования говорит: "Нет, лучше пожар, лучше мор и голод, чем такой человек в обществе". Невозможно не заметить проницательности мыслителя в характеристике подобного типа человека, и в выводе о субъективной природе человека-доносчика, доносительства, неразрывно связанного с объективными условиями и социальными на него заказами.

Будущие заключения Достоевского о свободе воли человека и свободе его выбора в любых, даже самых трагических, ситуациях, когда возможности свободы сведены до минимума, исходят из того внимательного анализа человека, который совершается на материале его собственной жизни, борьбы и каторги. Действительно, история не раз и судьбами не только одной нашей страны свидетельствовала о том, что в самые черные времена, когда человек не только не наказывался за доносы, а, наоборот, поощрялся, далеко не все люди становились на этот безнравственный путь. Человечество не смогло искоренить доносительства, но всегда оказывало ему в лице достойных людей сопротивление.

Путь к проблеме человека и ее решению у Достоевского трудный: то он пытается свои представления о человеке свести к типологии личности, то отрекается от этой попытки, видя, как трудно с ее помощью объяснить цельного человека, не вмещающегося в рамки теоретического образа. Но при всем разнообразии подходов все они направлены на раскрытие сути человека, того, что делает человека человеком. И как это ни парадоксально, именно в условиях каторги, тогда и там, Достоевский приходит к выводу, что суть человека прежде всего - в осознанной деятельности, в труде, в процессе которого он проявляет свою свободу выбора, целеполагание, свое самоутверждение. Труд, даже подневольный, не может быть для человека только постылой обязанностью. Об опасности для личности такого труда Достоевский предупреждал: "Мне пришло раз на мысль, что, если б захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказав его самым ужасным наказанием, так, что самый страшный убийца содрогнулся бы от этого наказания и пугался его заранее, то стоило придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмысленности".

Труд - проявление человеческой свободы выбора, и поэтому, в связи с проблемой труда, Достоевский начал свои поиски в решении проблемы свободы и необходимости. Есть различные точки зрения на соотношение свободы и необходимости. В марксизме "Свобода - познанная необходимость". Достоевского же интересует проблема свободы человека во всевозможных ее аспектах и ипостасях. Так, он обращается к труду человека и в нем видит возможность реализации человеческой свободы через выбор целей, задач, путей осуществления самовыражения.

Стремление к свободе воли естественно для человека, потому и подавление этого стремления уродует личность, а формы протеста против подавления могут быть неожиданными, особенно тогда, когда отключаются разум и контроль, и человек становится опасен для себя и для других. Достоевский имел в виду арестантов, каковым он сам был, но мы знаем, что общество может создавать каторжные условия и превращать людей в арестантов не только поместив их за решетку. И тогда трагедия неизбежна. Она может выражаться "и в почти инстинктивной тоске личности по самой себе, и в желании заявить себя, свою приниженную личность, доходящем до злобы, до бешенства, до помрачения рассудка.... И возникает вопрос: где граница подобного протеста, если он охватывает массы людей, не желающих жить в условиях подавления человеческого начала? Нет таких границ, когда речь идет об отдельном человеке, утверждает Достоевский, тем более их нет, когда речь идет об обществе, и объяснение этому можно найти, обращаясь к внутреннему миру человека.

Содержание понятия "человек" у Достоевского существенно иное, чем у многих его современных философов, оно богаче в ряде отношений даже концепций ХХ в. Для него человек - это бесконечное многообразие особенного, индивидуального, богатство которого и выражает главное в человеке. Характерные черты не служат у него способом построения схемы, типичное не перекрывает по значимости индивидуального. Путь постижения человека не сводится к открытию типичного, или не оканчивается этим, а с каждым таким открытием поднимается на новую ступень. Он вскрывает такие противоречия человеческого "Я", которые исключают абсолютную предсказуемость поступков человека.

В единстве индивидуального и типичного человек, по Достоевскому, представляет собой целый сложный мир, обладая одновременно автономностью и тесной связью с другими людьми. Этот мир самоценен, он развивается в процессе самоанализа, требует для своего сохранения непосягаемости на его жизненное пространство, права на одиночество. Прожив на каторге в мире насильственно тесного общения с людьми, Достоевский открыл для себя, что оно является одной из пагубных для человеческой психики сил. Достоевский признается, что каторга принесла ему немало открытий о самом себе: "Я бы никак не мог представить себе, что страшного и мучительного в том, что я во все десять лет каторги ни разу, ни одной минуты не буду один?" И далее, "насильственное общение усиливает одиночество, которое не может быть преодолено принудительным общежитием". На много лет вперед заглянув мысленно в историю, Достоевский увидел не только положительные, но и тягостные стороны коллективной жизни, уничтожающей право личности на суверенное существование. Понятно, что, обращаясь к человеку, Достоевский тем самым обращается и к обществу, к проблеме социальной теории, ее содержания, поиску истины об обществе.

В условиях каторги Достоевский понял, что всего страшнее для человека. Ему стало ясным, что человек не может в нормальной жизни ходить строем, жить только в коллективе, работать без собственного интереса, только по указанию. Он пришел к выводу, что безграничное принуждение становится разновидностью жестокости, а жестокость порождает жестокость в еще большей степени. Насилие не может стать путем к счастью человека, а следовательно, и общества.

К началу шестидесятых годов ХIХ века Достоевский уже убежден в том, что социальная теория, не учитывающая сложного человеческого "Я", бесплодна, вредна, губительна, бесконечно опасна, так как она противоречит реальной жизни, поскольку исходит из субъективной схемы, субъективного мнения. Можно предположить, что Достоевский критикует марксизм и социалистические концепции.

Человек - не заданная заранее величина, он не может быть определен в конечном перечислении свойств, черт, поступков и взглядов. Этот вывод - главный в дальнейшей разработке концепции человека Достоевским, представленной уже в новом произведении "Записки из подполья". Достоевский спорит с известными философами, ему представляются примитивными идеи материалистов относительно человека и его связи с внешним миром, который якобы и определяет его суть, поведение и т.п. и формирует в конце концов личность. Человек, по Достоевскому, не может быть рассчитан по математическим формулам, исходя из того, что 2ґ2 = 4, а пытаться рассчитать его по формуле, значит превращать его в своем воображении в нечто механическое. Достоевский не принял механицизма во взглядах на человека и общество. Человеческая жизнь в его понимании представляет собой постоянное осуществление бесконечных возможностей, заложенных в нем: "все дело-то человеческое, кажется и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не винтик, а не штифтик! Хоть своими боками, да доказывал...".

Достоевский настойчиво обращался к теме человека как живого человека, а не материала, из которого кто-то может "слепить типа". И это беспокойство вызвано не просто пониманием нелепости подобной теории, а опасности для жизни в случае воплощения в политические программы и действия. Он предвидит возможные попытки такого действия, так как в самом обществе видит основу для тенденции обезличения людей, когда они рассматриваются лишь как материал и средство для достижения цели. Великим философским открытием Достоевского было уже то, что он увидел эту опасность, а позже - воплощение ее в жизнь именно в России.

Достоевский приходит к выводу о принципиальном различии природы и общества, о том, что к обществу не применимы естественнонаучные подходы и основанные на них теории. Общественные события не рассчитываемы с такой же степенью вероятности, как в природе, когда открываемые законы становятся ответом на все вопросы. Этот вывод ему понадобился для того, чтобы опровергнуть рационально-однозначный подход к истории (в том числе в марксизме), математические расчеты хода общественной жизни, строгое предначертание всех ее сторон.

Общество нельзя понять, не учитывая того, что человек - иное существо, по сравнению со всем живым на Земле. Он более, чем все другое, не может быть числом; любая логика уничтожает человека. Человеческие отношения не поддаются строго математическому и логическому выражению, так как им не подвластны все бесконечные повороты человеческой свободы воли. Или признание свободы воли, или логика, - одно исключает другое. Теория, не учитывающая сущности бесконечного проявления свободы воли человека, не может быть признана верной. По Достоевскому, такая теория остается в пределах рассудка, тогда как человек - существо бесконечное, и как объект познания превышает возможности рассудочного и рационального подходов к нему. Рассудок есть только рассудок и удовлетворяет только рассудочные способности человека, то есть какую-нибудь 1/20 долю его способности жить. Что знает рассудок? Рассудок знает только то, что успел узнать, а натура человеческая действует вся целиком, всем, что в ней есть, сознательного и бессознательного.

В своих рассуждениях о человеческой душе и возможности ее познания Достоевский во многом един с И.Кантом, его идеями о душе как "вещи в себе", его выводами об ограниченности рассудочного познания.

Достоевский не только отрицает рассудочный подход к человеку, но и предчувствует опасность такого подхода. Восставая против теории разумного эгоизма, материалистических концепций, считающих материальные интересы и выгоды определяющими в поведении человека, он не принимает их как решающие в подходе к человеку, считая, что человек не однозначен, а сама выгода, экономический интерес могут быть истолкованы по-разному.

Достоевский сумел понять, что к экономическим благам, впрочем необходимым человеку, вовсе не сводятся все материальные ценности. Но он осознал и то, что именно в переломные моменты истории, когда вопрос об экономических благах стоит особенно остро, отходит на задний план или вовсе забывается, не берется в расчет значимость духовных ценностей, важность для человека не только экономической выгоды, но и совсем иной - выгоды быть человеком, а не вещью, предметом, объектом. Но эта выгода существует, и способы ее отстаивания могут принимать совсем неоднозначный характер. Достоевского не восхищает человеческое своеволие. Об этом он блестяще говорит в "Записках из подполья". Достаточно вспомнить реакцию героя этого произведения на идею будущего хрустального дворца, который обещали теоретики революции человеку как идеал будущего, в котором люди, идя на революционные преобразования сегодняшнего, будут жить. Размышляя, герой Достоевского приходит к выводу, что это скорее будет "капитальный дом" для коллективно проживающих бедняков, а не дворец. И эта идея искусственно созданного "счастья" и идея коллективно убогого общежития, уничтожающие одна человеческую самостоятельность, другая - независимость "Я", полностью отвергаются Достоевским.

Исследуя человека, Достоевский продвигается в своем понимании общества и в том, какой должна быть социальная теория, работающая на совершенствование общества. В современных ему социальных теориях он видел, как решалась проблема человека. И его явно это не устраивало, так как все они имели своей целью "переделать" человека. "Но почему вы знаете, что человека не только можно, но и нужно так именно переделать? Из чего вы заключили, что хотенью человеческому так необходимо исправляться? Почему вы так наверно убеждены, что не идти против нормальных выгод, гарантированных доводами разума и расчетами, действительно для человека всегда выгодно и есть закон для всего человечества? Ведь это покамест еще только одно ваше предположение. Положим, что это закон логики, но, может быть, вовсе не человечества".

Достоевский провозглашает принципиально другой подход к социальным теориям, основанный на праве человека на оценку теории с позиций самого человека: ведь речь идет о жизни его самого, конкретной единственной жизни конкретного человека. Вместе с сомнением по отношению к содержанию предлагаемых социальных проектов у Достоевского появляется еще одно сомнение - сомнение в личности того, кто предлагает тот или иной социальный проект: ведь автор тоже человек, так что же он за человек? Почему знает, как надо жить другому человеку? На чем основываются его убеждения, что всем остальным следует жить по его проекту? Достоевский связывает в содержании теории и ее автора, при этом связующим звеном становится нравственность.

Учебник для вузов под редакцией В. В. Миронова

Философские идеи Ф. М. Достоевского

Характерная черта русской философии – ее связь с литературой – ярко проявилась в произведениях великих художников слова – А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Ф. И. Тютчева, Л. Н. Толстого и др.

Особенно глубокий философский смысл имеет творчество Федора Михайловича Достоевского (1821 – 1881), относящееся к высшим достижениям русского национального самосознания. Его хронологические рамки – 40-70-е гг. XIX в. – время интенсивного развития отечественной философской мысли, формирования главных идейных течений. Достоевский принял участие в осмыслении многих философских и социальных идей и учений своего времени – от возникновения первых социалистических идей на русской почве до философии всеединства В. С. Соловьева.

В 40-е гг. молодой Достоевский примкнул к просветительскому направлению русской мысли: он становится сторонником того течения, что впоследствии сам называл теоретическим социализмом. Эта ориентация привела писателя в социалистический кружок М. В. Буташевича-Петрашевского. В апреле 1849 г. Достоевский был арестован, в вину ему вменялось распространение «преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского». Приговор гласил: лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием. Казнь была заменена четырехлетней каторгой, которую Достоевский отбывал в Омской крепости. Затем последовала служба рядовым в Семипалатинске. Лишь в 1859 г. он получил разрешение поселиться в Твери, а затем в Петербурге.

Идейное содержание его творчества после каторги претерпело значительное изменение. Писатель приходит к выводу о бессмысленности революционного преобразования общества, поскольку зло, как полагал он, коренится в самой человеческой натуре. Достоевский становится противником распространения в России «общечеловеческого» прогресса и признает важность «почвеннических» идей, разработку которых начинает в журналах «Время» (1861 – 1863) и «Эпоха» (1864-1865). Главное содержание этих идей выражено в формуле: «Возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного». Одновременно Достоевский выступал противником буржуазного строя, как безнравственного общества, подменившего свободу «миллионом». Он порицал современную ему западную культуру за отсутствие в ней «братского начала» и чрезмерно разросшийся индивидуализм.

Главной философской проблемой для Достоевского была проблема человека, над разрешением которой он бился всю свою жизнь: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать…» 87 Сложность, двойственность, антиномизм человека, отмечал писатель, сильно затрудняют выяснение действительных мотивов его поведения. Причины действий человека обычно гораздо сложнее и разнообразнее, чем мы их потом объясняем. Зачастую человек проявляет своеволие из-за своего бессилия изменить что-либо, из-за одного несогласия с «неумолимыми законами», подобно герою «Записок из подполья» (1864) Достоевского.

Познание нравственной сути человека, с его точки зрения, задача чрезвычайно сложная и многообразная. Сложность ее заключается в том, что человек обладает свободой и волен сам делать выбор между добром и злом. Причем свобода, свободный ум, «бесчинство свободного ума» могут стать орудиями человеческого несчастья, взаимного истребления, способны «завести в такие дебри», из которых нет выхода.

Вершиной философского творчества Достоевского явился роман «Братья Карамазовы» (1879-1880) – последнее и наиболее крупное его произведение, в которое включена философская поэма (легенда, как ее назвал В. В. Розанов) о Великом инквизиторе. Здесь сталкиваются два истолкования человеческой свободы, представленные Великим инквизитором и Христом. Первое – понимание свободы как благополучия, обустройства материальной стороны жизни. Второе – свобода как духовная ценность. Парадокс заключается в том, что, если человек откажется от свободы духовной в пользу того, что Великий инквизитор назвал «тихим, смиренным счастьем», тогда он перестанет быть свободным. Свобода, следовательно, трагична, и нравственное сознание человека, будучи порождением его свободной воли, отличается двойственностью. Но таково оно в действительности, а не в воображении сторонника абстрактного гуманизма, представляющего человека и его духовный мир в идеализированном виде.

Нравственным идеалом мыслителя была идея «соборного всеединства во Христе» (Вяч. Иванов). Он развил идущее от славянофилов понятие соборности, истолковав его не только как идеал соединения в церкви, но и как новую идеальную форму социальности, основанную на религиозно-нравственном альтруизме. Достоевский одинаково не приемлет как буржуазный индивидуализм, так и социалистический коллективизм. Он выдвигает идею братской соборности как «совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех».

Особое место в творчестве Достоевского заняла тема любви к родине, России и русскому народу, связанная не только с его «почвенническими» идеями и с отвержением «чуждых идей» нигилистов, но и с представлениями об общественном идеале. Писатель проводит разграничение между народным и интеллигентским пониманием идеала. Если последний предполагает, по его словам, поклонение чему-то носящемуся в воздухе и «которому даже имя придумать трудно», то народность как идеал основана на христианстве. Достоевский делал все возможное, особенно в философско-публицистическом «Дневнике писателя», для пробуждения в обществе национального чувства; он сетовал на то, что, хотя у русских есть «особый дар» восприятия идей чужих национальностей, характер своей национальности они знают порой весьма поверхностно. Достоевский верил во «всемирную отзывчивость» русского человека и считал ее символом гений Пушкина. Он настаивал именно на идее «всечеловечности» и пояснял, что в ней не заключено никакой враждебности Западу. «…Стремление наше в Европу, даже со всеми увлечениями и крайностями его, было не только законно и разумно, в основании своем, но и народно, совпадало вполне с стремлениями духа народного» 88.

Достоевский как писатель и мыслитель оказал огромное воздействие на духовную атмосферу XX в., на литературу, эстетику, философию (прежде всего на экзистенциализм, персонализм и фрейдизм), и особенно на русскую философию, передав ей не какую-то систему идей, а то, что философ и богослов Г. В. Флоровский назвал «раздвижением и углублением самого метафизического опыта».

Ф.М.Достоевского (1821-1881) невозможно уложить ни в какую философскую концепцию о человеке, жизни и мире, в том числе и в христианскую догматику. Достоевский, как и Толстой, не был ни с кем: ни с «передовым» Западом, которо­му он, как и Ницше, предсказывал деградацию, ни с русской православной церковью. Его знаменитая пушкинская речь может быть истолкована и как отчаянная попытка уверовать во Христа, и как триумф веры.

Место, которое занимает Достоевский в истории мировой культуры, по-разному оценивается исследователями его твор­чества:

Заступник «униженных и оскорбленных» (Н.А.Добролю-

Пророк русской революции (Дм.С.Мережковский);

Больная совесть русского народа (М. Горький);

Жертва эдипова комплекса(3. Фрейд);

-*- догматик и православный иезуит (Т.Масарик, 1850- ; к 1937 - чешский философ, культуролог, политик);

Аналитик человеческой свободы (Н.А.Бердяев).

Герой Достоевского - не идея как таковая, а «тайна и загад­ка человека», как он сам пишет брату Михаилу (8 августа 1839 г.), в этой действительности. Он исследует проблему человечес­кого сознания, его социальной детерминированности и ирраци­ональности, корни которой в еще не познанных глубинах созна­ния, факторах природного космоса, влияющих на него.

Что такое философия у Достоевского? В письме к брату (1838 г.) он отвечает: «Философия есть тоже поэзия, только высший градус ее». Интуиция Достоевского сформулировала то, к чему пришла философия XX века. Философия, стремясь выразить себя, традиционно избирала формы научного языка, научных систем. Но неразложимая целостность человека требует адек­ватной формы воплощения, т.е. образного строя мышления. Ро­маны Достоевского - одновременно философские трактаты, требующие философской интерпретации. Все, что пишет Дос­тоевский, касается только человека в его устремлениях и тай­ных движениях души, оттого его произведения задевают каж­дого, оказываясь «картой» его собственной жизни.

Достоевский уловил сущность аналитического, все разъе­дающего духа цинизма, расчета, эгоизма, перерастающих в человеческое равнодушие. На основе изучения творчества До­стоевского можно прийти к совершенно противоположным выводам: можно говорить о нем как о летописце конфликтов своего времени, как о художнике, обращенном к социологи­ческим проблемам. С тем же успехом можно нарисовать образ философа, углубленного в проблемы сущности человека вне времени и пространства; человека, измученного перипетиями собственной жизни, и мыслителя, обращенного к глубинам индивидуального сознания; реалиста-писателя - и экзистен­циального философа, погруженного в страдание. На протяже­нии многих лет внимание Достоевского приковано к одной теме - антиномиям свободы и механизмам ее самоуничтоже­ния; он постоянно реконструирует жизненный путь человека, многих людей, сделавших индивидуализм своей религией.

Его «Преступление и наказание» (1866) - история идеи исключительной личности, преодолевающей все нравственные преграды как «глупые предрассудки» человечности; идеи «из­бранных», которые распоряжаются по своему усмотрению инертным человеческим материалом; идеи «цезаризма», «сверхчеловека». Так прочел роман Ф.Ницше, и это повлияло на его «Заратустру».

Но Раскольников не так однозначен. Достоевский далек от утверждения торжества личности с ее неограниченной жаж­дой власти. Ему интересно показать человека «на изломе», показать, не как формируется, но - как проявляется человек в экстремальных ситуациях.

«Идиот» (1868) по сути есть открытие многомерности со­знания. У человека не одна, а несколько идей, обуславлива­ющих его судьбу. Человек не есть факт, он скорее «Протей»:

в каждый момент времени, раздваиваясь, он переходит в свою противоположность. Сознание не есть некая стабильная це­лостность, но - взаимоисключающее целое. Человек есть без­граничная широта собственных мыслей, побуждений. Имен­но это обстоятельство делает само существование зыбким и нестабильным. Кем является Мышкин - жертвой или пала­чом? Его желание сеять покой и мир приводит к полному оп­равданию подлости, к терзаниям близких, любящих, к нака­лу страстей, сеет вражду. Все крайне осложняется и тем, что в абсурдном мире идиот кажется нормой, а простая челове­ческая нормальность - идиотизмом. Так появляется идея «абсурдного человека».

Убедившись, что в мире «умственных игр», опутывающих жизнь и диктующих ей свою логику, существование абсурд­но, отчаявшийся человек приходит к самоубийству. Эта идея нашла воплощение в образе Кириллова, героя «Бесов» (1871- 1872). Речь идет не о мщении, а о самоубийстве как личном бунте и единственно возможном акте свободы: «Я убиваю себя, чтобы показать непокорность и новую страшную свободу мою». К логике смерти, логике самоубийцы им прибавляется необы­чайное личностное притязание: он хочет убить себя, чтобы стать богом. Кириллов чувствует, что бог необходим, а пото­му - Он должен быть. Но он знает, что Его нет и быть не мо­жет. Как считает А. Камю, рассуждение Кириллова класси­чески ясное: «Если бога нет, Кириллов - бог. Если бога нет, Кириллов должен убить себя, чтобы стать богом. Следователь­но, Кириллов должен убить себя, чтобы стать богом »". Но в чем смысл этого низведенного на землю божества? «Я, - говорит Кириллов, - три года искал атрибут божества моего и нашел:" атрибут божества моего - Своеволие!» Теперь понятен смысл предпосылки Кириллова: «Если бога нет, то я бог». Стать богом - значит стать свободным, не служить никому. Если бога нет - все зависит от нас самих, значит, мы - боги.

Но зачем самоубийство, если все так понятно? Ответ доста­точно прост: если осознал свое человекобожие, ты «будешь жить в самой главной славе». Но люди-то не поймут твое «если» и будут жить, как и раньше, «слепыми надеждами» на бога. Поэтому Кириллов «педагогически» приносит себя в жертву. Главное - переступить черту. Он убежден, что нет по­смертного будущего, отсюда - «тоска и своеволие». Но с его смертью земля осветится человеческой славой. Не отчаяние, а любовь к себе и другим движет им. К какому выводу прихо­дит сам Достоевский? «Без убеждения же в своем бессмертии связи человека с землей порываются, становятся тоньше, гни­лее, а потеря высшего смысла жизни (ощущаемая хотя бы лишь в виде самой бессознательной тоски) несомненно ведет за собой самоубийство» 1 .

Совершенно иной круг вопросов в этом романе связан с про­блемой общественных течений, появляющихся время от вре­мени в истории и предлагающих свои методы решения взаи­моотношений человека и общества, их взаимного «осчастливливания». Достоевский не приемлет революцию за ее «бесовство», нигилизм, за которыми скрываются если не ум­ственная ограниченность, то жажда власти для одних, мода для других. О «голом нигилизме» Достоевский говорит в 1873 г.: «Прежде, например, слова: «Я ничего не понимаю», означали только глупость произносившего их; теперь же при­носят всякую честь. Стоит лишь произнести с открытым ви­дом и с гордостью: «Я не понимаю религии, и ничего не пони­маю в России, я ровно ничего не понимаю в искусстве» - и вы тотчас же ставите себя на отменную высоту. И это особенно выгодно, если вы в самом деле ничего не понимаете». «Голые нигилисты» особенно любят обличать то, о чем они не имеют представления. Именно их словами говорит у Достоевского детский нигилист Коля Красоткин в «Братьях Карамазовых»:

«Согласитесь, что медицина подлость, Карамазов».

«Бесовство», по Достоевскому, начинается с безобидного вроде бы конформизма: «Умалчивая о своих убеждениях, они охотно и с яростью будут поддакивать тому, чему просто не верят, над чем втихомолку смеются - и все это из-за того только, что оно в моде, в ходу, установлено столпами, авторитета­ми. А как можно пойти против авторитетов!» Взгляды конфор­миста меняются в зависимости от смены авторитетов. У пред­ставителей голого нигилизма есть лишь одно убеждение, что не может быть вообще никакого собственного убеждения.

«Бесовство» гнездится там, где нет христианских критериев для различия добра и зла, где «потерявшие нитку» люди пере­страиваются и действуют в зависимости от прихотливости нату­ры, невнятных «прогрессивных» убеждений, общественного мнения, меняющихся обстоятельств. «Слушайте, - оглашает заговорщикам свои проницательные расчеты Петр Верховенс-кий, - я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтобы испытать ощущение, наши... Прокурор, трепе­щущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Адми­нистраторы, литераторы, о, наших много, и сами того не знают». К «нашим» относятся и «хохотуны заезжие путешественники, поэты с направлением из столицы, поэты взамен направления и таланта в поддевках и смазных сапогах, майоры и полковники, смеющиеся над бессмысленностью своего звания и за лишний рубль готовые тотчас же снять шпагу и улизнуть в писаря на же­лезную дорогу; генералы, перебежавшие в адвокаты, развитые посредники, развивающиеся купчики, бесчисленные семинари­сты, женщины, изображающие собою женский вопрос...».

Осознавая трагическую оторванность от высших ценностей людей, заблудившихся в тупиках своего времени (утопиях, не­осмысленных подражаниях, насильственных переменах), Вер-ховенский-старший перед самой смертью открывает бесспорную для себя и для Достоевского, остающуюся всегда верной исти­ну: «Весь закон бытия человечества лишь в том, чтобы человек всегда мог преклониться перед безмерно великим. Если лишить людей безмерно великого, то не станут они жить и умрут в отча­янии. Безмерное и бесконечное так же необходимо человеку, как и та малая планета, на которой он обитает ».

«Братья Карамазовы» (1879-1880) - последнее слово пи­сателя, вывод и венец творчества, где подняты все те же воп­росы судьбы человека: утраты и обретения смысла жизни, веры и неверия, его свободы, страха, тоски и страдания. Роман с почти детективной интригой становится самым философским романом Достоевского. Произведение представляет собой син­тез сокровеннейших ценностей духовной истории Европы, поэтому оно является своеобразным трактатом по философии культуры. Евангелие и Шекспир, Гете и Пушкин - цитаты из них конкретизируют ту «божественную» гармонию, на ко­торую в полемике «за» и «против» ссылаются главные герои. Их духовная жизнь неизмеримо сложней, чем возможные объяснения; хотя сами герои также пытаются понять себя и остальных, истина так и остается до конца невыясненной - в этом свидетельство и признание бесконечного богатства суще­ствующего мира человека.

Проблема Карамазова может быть сформулирована в виде вопросов: 1. Должен ли я жить для целей, лежащих вне круга моих интересов, или только для чисто личных целей? 2. Если счастье будущих поколений покупается несчастьем настояще­го, то какова нравственная цена прогресса? 3. Стоит ли буду­щее счастье человечества жертв с моей стороны, не превраща­емся ли мы в кариатиды, поддерживающие балкон, на котором танцевать будут другие?

Вопрос, который задает Иван: «быть или не быть», стоит ли жить вообще, а если жить - для себя или для других? - ставит всякая мыслящая личность. Карамазов не думает, что следовало жить для других, потому что прогресс человечества вещь сомнительная, да и не может считаться вознаграждени­ем за муки невинных страдальцев. Но он думает, что можно жить «для клейких листочков и голубого неба». Главное в че­ловеке Достоевского - привязанность к жизни (в отрицатель­ном смысле это также руководило Кирилловым). Жажда жиз­ни - изначальное и основное. Лучше всего это выразил И.Карамазов: «Порази меня хоть все ужасы человеческого ра­зочарования - а я все-таки захочу жить, и уж как припал бы к этому кубку, то не оторвусь от него, пока его весь не выпью!.. Жить хочется, и я живу, хотя бы вопреки логике...Тут не ум, не логика, тут нутром, тут чревом любишь...». Но и любя жизнь «больше, чем смысл ее», человек не согласен жить без смысла. У него хватает силы во имя принципа, своего «верую», лишить себя драгоценной жизни.

Разгадывая «тайну и загадку» человека, Достоевский уви­дел, что человек - это такая «широта», где все противоречия сошлись и не просто борются, но в каждый момент времени рождают все новые его проявления.

Из жажды жизни берет начало крайний индивидуализм. Стремясь сохранить себя, человек отгораживается от мира и честно говорит: «Когда б меня спросили, провалиться миру или мне пить чаю, я бы ответил - пусть мир провалится, по мне лишь бы всегда пить чай». Однако вопреки инстинкту себя­любия, погрязший во грехе человек Достоевского жаждет бли­зости с другим, протягивает ему руку. Осознание собственной нестабильности, слабость заставляет его искать встречи с дру­гим человеком, рождает потребность идеала. Душа человека не только болеет всеми пороками мира, но и приносит себя в жертву за других. Способность к самопожертвованию есть высшее проявление ценности человеческого в обездушенном мире. Таким образом, формула Достоевского «широк человек» означает, что кантовский «чистый», разум годится для ула­живания взаимодействий человека с миром только в теории, но не годится в качестве механизма регуляции реальных че­ловеческих взаимоотношений.

Синтезом религиозно-философского видения является не­большая главка «Великий Инквизитор» в романе «Братья Ка­рамазовы». В этой «поэме» Христос приходит на землю спус­тя 15 веков после того как, пророк Его написал «Се гряду скоро». Великий Инквизитор, узнав Его, приказывает арес­товать и в ту же ночь приходит в темницу. В диалоге с Хрис­том, точнее в монологе (Христос молчит). Великий Инквизи­тор обвиняет Его в том, что Он совершил ошибку, взвалив на плечи людей непосильное бремя свободы, которая приносит одни страдания. Человек, считает Великий Инквизитор, слиш­ком слаб, вместо заповеданного идеала Богочеловека он стре­мится к материальным благам, к вседозволенности, власти, чтобы иметь все «здесь и сейчас». Стремление «иметь все сра­зу» вызывает страстное желание чуда, колдовства, с которым связаны ересь, безбожие как осуществление вседозволеннос­ти. Свободу проявления человеческого в этом мире сам чело­век ошибочно и по причине «слабости и подлости» своей по­нимает как абсолютное своеволие. Начинается это с того, что вначале люди подобны «детям, взбунтовавшимся в классе и выгнавшим учителя», но заканчивается «антропофагией», лю­доедством. Поэтому несовершенное человечество нуждается не в заповеданной Христом свободе. Ему нужны «чудо, тайна, ав­торитет». Это понимают немногие. Великий Инквизитор при­надлежит к тем, кто прозрел глубинную истину большинства. Жажда необыкновенного, чуда, все и всех возвышающий об­ман скрывают то,что на самом деле руководит человеком:« перед кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться в бесспорный общий и согласный муравейник»".

Избранные (в устах Инквизитора - «мы») отвергли учение Христа, но взяли Его имя как знамя, лозунг, как приманку «наградой небесною и вечною» и несут массе столь желаемые ею чудо, тайну, авторитет, избавляя тем самым от смятения духа, мучительных размышлений и сомнений взамен счастья растительного существования, которое как «детское счастье слаще всякого».

Христос все это понимает. Он видит торжество безличнос­ти. Молча выслушав Инквизитора, он также молча поцеловал его. «Вот и весь ответ. Старик вздрагивает... он идет к двери, отворяет ее и говорит Ему: «Ступай и не приходи более... не приходи вовсе... никогда, никогда»... Пленник уходит» 2 .

Вопрос, который возникает, - это отношение «Легенды» к взглядам самого Достоевского. Диапазон существующих от­ветов - от мнения, что Великий Инквизитор это сам Достоев­ский (В.В.Розанов), до утверждений, что в «Легенде» выраже­но то отвращение, которое Достоевский испытал к католичес­кой церкви, использующей имя Христа в качестве инструмента для манипуляции сознанием человека 3 .

Ключевой фразой, помогающей приблизиться к пониманию смысла притчи, являются слова Инквизитора: «Мы (т.е. цер­ковь - авт.} давно уже не с тобой, а с ним, уже восемь веков. Ровно восемь веков назад мы взяли от него то, что Ты с негодо­ванием отверг, тот последний дар, который он определил Тебе, показав Тебе (речь идет об искушениях Христа дьяволом - авт.) все царства земные: мы взяли от него Рим и меч Кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести дело к полному окончанию» 4 . То есть уже восемь веков назад утвердились « цари земные » Рима (католического мира) и Кесаря (восточного христианства), хотя и не успевшие еще (значит, не все потеряно) завершить строи­тельство «земного царства». Чтобы понять нюансы писательс­кой мысли, следует напомнить, что христианство изначально говорит о двух царствах - земном и небесном. Однако оно ни­когда не отрицало мир материальный, социальный, мир общественных установлений. Смысл явления Христа, церкви (цар­ства не от мира сего) как организации истинно человеческой в этом падшем мире - в развенчивании своеволия, гордыни, «греховности» человека, ограниченности его же установлений (существующих социальных отношений), в неприятии абсолю­тизма государства и социальности, если они подавляют челове­ка, искажают его «божественную природу». Христианство от­крывает миру, что есть только две священные ценности -Бог и человек, которому заповедано подняться над своей « падшей», вожделеющей природой. Все остальное - и государство тоже как «царство земное» - неполно, несущественно, ограничен­но, т.к. мешает раскрытию человеческого (идеального, «боже­ственного») в человеке. Отсюда постулатом христианства явля­ется не слияние церкви с государством, а, напротив,их различие. Ибо христианское государство лишь в той мере хрис­тианское, в какой оно не претендует быть всем для человека.

На деле к VIII веку произошло иное. Как утверждают бого­словы и историки церкви, уже с VI века в христианстве суще­ствовали два взаимоисключающих учения о церкви. Римские епископы свои формальные права первенства, традиции «пред­седательства любви» толкуют все более юридически. В конце VII века в Риме складывается совершенно определенное пони­мание папства. Имперское сознание римских пап, мистика папской догматики завершается тем, что к VIII веку папа ста­новится живым воплощением полноты божьего совершенства, т.е. «царем земным».

На Востоке к концу VII века церковь встроилась в государ­ство и произошло также «сужение» христианского самосозна­ния, «сужение исторического горизонта церкви» 1 . Идея рим­ского правового юридизма, которая всегда владела умами византийских императоров, привела к тому, что с «Кодекса Юстиниана» (529 г.) тонкому организму церкви, принявшей объятия государства, пришлось «похрустывать» в этих объя-тьях. «Мечта о священном царстве на долгие века стала меч­той и церкви». Так в Риме и в Византии царство земное побе­дило мир богочеловеческого совершенства. Победило то, что шло от человеческого своеволия, несовершенства, греховнос­ти. Но если «цари земные», по словам Достоевского, еще не

Прот. Александр Шмеман. Исторический путь христианства. М., 1993. успели привести «дело к полному окончанию», значит, где-то брезжит свет выхода. По Достоевскому, теперь логика падше­го, ограниченного мира, погрязшего во зле, и мира истинно-человеческого, который так полюбил Бог, что отдал Сына Сво­его, сталкиваются в сознании человека, внося в него напряжение. Конфликт перенесен вглубь, он становится реаль­ностью сознания, проблемой свободы «внутреннего человека», его мысли, разума, воли, совести. Так появляется «подполь­ный человек», стоящий на распутье: каждый его шаг обуслов­ливает либо блаженство, либо муки, спасение или гибель. Со­тканный из самолюбия и ненависти к себе, гордости за свое человеческое и самооплевания, мучительства и самоистяза­ния, этот человек в неразрешимых противоречиях, которые он пытается свести к одному принципу, ищет выхода из этого противоречия. Однако, как показывает Достоевский, челове­ческое бытие, ставшее реальностью, нельзя свести ни к «чис­тому», ни к «практическому» разуму. Человеческое сознание есть жизненная, реальная «критика критики» чистого разу­ма и морали. Кропотливое самонаблюдение, самоанализ при­водит к выводу, что все сводится к противоречиям разума, шире - сознания и воли: воля отрицает сознание и, в свою оче­редь, отрицается сознанием. Сознание внушает человеку то, что решительно не принимает воля, а воля стремится к тому, что кажется бессмысленным сознанию. Но ведь это вечная ан­тиномия «внутреннего человека», знакомая каждому.

Как бы ни поступил человек, это не похоже на то, что внут­ри него, и ничего общего с этим последним не имеет. Значит, максима его физического действия всегда будет отставать от максимы его внутреннего, сокровенного. Возможно ли в по­добной ситуации разрешение внутренних проблем чудом, тай­ной, авторитетом, на чем настаивал Инквизитор?

«Да» - как предельный случай легковерия, прикрытого верой в ритуалы, обряды, в предлагаемые кем-то «готовые» ответы на свои смысложизненные вопросы. Достоевский как раз и показывает: если призыв христианства сводится лишь к требованиям порядка, основанного на подчинении авторите­там, чуду, тайне, то человек отдаляется от самого себя, осво­бождается от дара свободы и забывает о своей сущности, ра­створяясь в «муравьиноподобной массе».

«Нет», поскольку интуиция христианской мысли («насто­ящего, совершенного христианства») говорит об ином: существует определенный разрыв между личной и общественной жизнью, «внутренним» и «внешним» миром. Конфликт меж­ду ними говорит не только о том, что несовершенно общество, но несовершенен человек в самом себе, что зло есть не безли­кая природа, что источник зла - он сам. Поэтому же к истин­ной сущности нравственного в человеке относится все то, что стоит выше его самого и вообще находится «по ту сторону стра­стей». Не случайно самопознание, самоочищение, переживае­мое «со слезами на глазах» Достоевский называл «скорым под­вигом». Это становится понятно, если вспомнить сцену появления Христа в «Великом Инквизиторе». «Народ плачет и целует землю, по которой идет Он. Дети бросают перед Ним цветы, поют и вопиют Ему «Осанна!» Но проходит мимо инк­визитор и среди гробового молчания арестовывает Его».

Если бы Христос был политическим вождем, он бы сразу воспользовался вдохновением, преданностью, всеобщим энту­зиазмом толпы, чтобы она привела другие массы. Но кого дру­гих? Тех, с кем не было никаких отношений, не было отноше­ний на началах человеческой любви, дружбы? «Человек, Иисус Христос» (Рим. 5, 15) этого не делает. У Него нет никакой по­литической, экономической «приманки», в которой так нуж­дается обычный разум. Он может предложить людям только крестный путь свободы, которая погружает человека с головой в страдания. Пока, говорит Достоевский, Христа поняли «лишь избранники», а большинство его приняло «внешне» как чудот­ворца и гаранта вечной жизни после смерти.

По мысли Достоевского, у каждого должна быть своя лич­ная встреча с Человеком, встреча с мерой собственной чело­вечности. И только тогда станет явной ошибка обычного разу­ма, судящего по внешнему соблюдению нравственных норм. Христианин не тот, кто вопиет «Осанна!», кто судит по нрав­ственной «видимости», но тот, кто провозглашает Человека Христа, человеческое, не имеющее иных целей в этом мире, кроме утверждения себя же.

«Атеисты, отрицающие Бога и будущую жизнь, - писал Достоевский, - ужасно наклонны представлять все это в че-" ловеческом виде, тем и грешат. Натура Бога прямо противо­положна натуре человека. Человек, по великому результату науки, идет от многоразличия к Синтезу, от фактов к обобще­нию их и познанию. А натура Бога другая. Это полный синтез всего бытия (вечно), саморассматривающий себя в многоразличии, в Анализе» 1 . Бог в понимании Достоевского - полно­та мира, общие принципы мира, проявляющие себя в частно­стях, в многообразии человеческого. «Всякая нравственность выходит из религии, ибо религия есть только формулы нрав­ственности» 2 . Поэтому заповеди Бога - не набор категоричес­ких императивов, но призыв нравственности в лице Христа - к человеку. Христос в «Великом Инквизиторе» есть сущность и полнота свободы человеческого мира. В «настоящем хрис­тианстве» поклонение Христу и человеку - одно и то же. Хри­стос своим появлением в полном молчании обращается к каж­дому, требуя однозначного ответа о смысле собственного бытия, жизненной программы. Достоевский как бы «проиг­рывает» в своих произведениях альтернативные возможнос­ти сознания, вынужденного выбирать себя в ответ на вопро-шания бытия. Интуиция писателя опережает современную ему западную философию.

Достоевский убедительно показывает, что человек не есть совокупность того, что в нем уже есть. Напротив, человек есть то, чем он может стать усилием собственного сознания и воли. Именно поэтому Великий Инквизитор, «цари земные», по Достоевскому, и не успели еще довести «дело к полному окон­чанию» . Это и является лучшим свидетельством развивающе­гося качества человеческого самосознания. Для Достоевского заповедь «возлюби ближнего» со всей очевидностью в «земном царстве» трансформировалась в эгоизм человека, стремяще­гося к подчинению, обладанию, манипулированию другими. Поэтому вместо старой морали долга и любви у него на пер­вый план выходят свобода человека и сострадание к нему. До­стоевский далек от проблем свободы в политическом, обще­ственном плане, праве поступать как хочется. Он далек от понимания свободы как познанной необходимости. Такая сво­бода рождает мораль «муравейника» и мораль «земных царств», законом необходимости обосновывающих каждая свою «правду».

Подлинная жизнь человеческого сознания для Достоевско­го осуществляется в пространстве его свободы. Здесь челове­ка поддерживают идеалы христианской духовности, «великодушия», личная ответственность каждого и осознание каждым собственного несовершенства. Свобода как призвание быть человеком только и заставляет в другом почувствовать со-че-ловека, заставляет выйти из собственной замкнутости в мир социальности для того, чтобы быть собой - человеком. На этом пути человека ожидает страдание. Оно не безвинно, но связано со злом как проявлением несовершенства человечес­кой свободы. По мысли Достоевского, путь свободы - путь страданий каждого. Так появляется еще один из основных мотивов творчества - человеческое сострадание, без которо­го невозможно историческое творчество. Достоевский поража­ет мыслью, которая в чем-то превосходит категорический им­ператив морали долга - «всяк перед всеми и за всех виноват».

Человек оказывается на грани разрыва между своим вы­нужденно-житейским путем и истиной, которая в нем тлеет. Этот разрыв заполняется обостренной внутренней деятельно­стью, которую можно назвать «христианским практическим сознанием». Задача его - возродить в человеке человеческое. Речь у Достоевского идет о процессуальной содержательности христианской заповеди смирения. В «Речи о Пушкине», про­изнесенной в конце жизни, Достоевский призывает: «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве».

Смирение у Достоевского не психологическая категория, означающая бессилие, безропотность, собственное умаление, ощущение ничтожества перед другими. В смирении Достоевс­кого есть призыв: «и прежде всего потрудись на родной ниве». Само смирение человека (как оно понимается в святоотечес-ком богословии) уже дерзновение и источник действий, при­нятие на себя всей полноты ответственности, а не проявление слабости. Так в творчестве Достоевского сходятся религиоз­ные и философские взгляды на человека. Однако это не рели­гиозная философия, интеллектуально развивающая христи­анские истины, и не богословие, питающееся Откровением. Мысли Достоевского - мысли гения, оказывающегося способ­ным подняться над собственным страданием, ощутившим свою связь с общечеловеческим страданием и взявшим на себя страшное бремя сострадания.

Началом смирения, к которому призывает Достоевский, яв­ляется честность по отношению к себе самому. Это знание сво­их возможностей и ограниченности и мужественное принятие себя таким, каким я есть. Смириться - значит увидеть в себе и другом испорченную икону Человека Христа и пытаться сохра­нить в себе как священную заповедь неповрежденный остаток Человека. Ибо несоблюдение этого ведет к разрушению того, что во мне и других есть человеческого, божественного, святого. Смирение дает возможность сохранить верность себе, истине вопреки «очевидной» и безнадежной реальности. Смирение как самокритика разума, ориентированная на самоуглубление и са­мопознание, есть гибкость духа. С него-то и начинается подвиж­ничество, к которому призывал Достоевский, раскрывающее себя в служении, ответственности, жертвенности. Темы «чело­вечности человека», «всечеловечности» русского народа стано­вятся лейтмотивом русской религиозной философии.

Федор Михайлович Достоевский (1821-1881) является в настоящее время, пожалуй, самым известным русским писателем на Западе, по чьим произведениям иностранцы пытаются понять тайну загадочной русской души. У Достоевского нет разработанной философской систе-мы, его философия выражается через мировоззрение писателя, о кото-ром Н. А. Бердяев говорил: «Миросозерцание Достоевского не было от-влеченной системой идей, такой системы нельзя искать у художника, да и вряд ли она вообще возможна. Миросозерцание Достоевского есть его гениальная интуиция человеческой и мировой судьбы».

Основные темы философских размышлений Достоевского.

Творче-ство Достоевского сосредоточено вокруг тем антропологии, филосо-фии истории, этики и философии религии. Центральная же тема его творчества — это тема свободы. С исследованием свободы у Достоев-ского связана тема зла и преступления. Лейтмотив историософской тематики писателя связан с борьбой против социализма, который, по его мнению, есть не что иное как строительство новой Вавилонской башни для того, чтобы свести «небо на землю». Одной из важнейших в его творчестве является тема русской идеи, т.е. вопрос о месте Рос-сии в мировой истории.

В творчестве Достоевского практически нет темы природы, которая его не интересовала, нет онтологии , нет какой-то особой гносеологии . Нет у него и темы Бога , понимаемой как богословие или теология, но зато особую роль играют религиозные искания самого писателя. Одна-ко это не искания Бога, в бытии которого он не сомневался, а попытка понять, как божественное бытие Проявляется в мире, отражается в том, что существует. Главное «событие» этого существования — человек. Это событие загадочно и противоречиво. Романы Достоевского суть способ понимания этого события. Посредством своих героев Достоев-ский пытается разрешить «загадки человеческого бытия».

Тема человека. Исследуя тему человека, Достоевский прежде всего обращается к себе самому, к своим внутренним переживаниям и терза-ниям, ничего не скрывая о себе. Творчество Достоевского сравнимо с исповедью. Это покаяние души в грехах не только содеянных, но и по мысленных — самим автором или кем-то, кого он знал. НА. Бердяев считал, что Достоевский обнаруживает муки совести на такой глубине, на какой они до сих пор не были видимы, и там же, в самой последней глубине человека, он открывает волю к преступлению. Поэтому творче-. ство Достоевского — это раскаяние одного за всех. Писатель воплощал в своей собственной жизни принципы любви к каждому человеку, причем к грешникам, может быть, даже в первую очередь.

Достоевский поступал в соответствии с наставлениями апостола Иакова, поучавшего: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтоб исцелиться» (Иак. 5, 16), Поэтому творче-ство писателя можно рассматривать еще и как дело исцеления душ от всего темного и злого. Творчество есть его «дело», его предопределение свыше, которое он должен осуществить в своей жизни. Чего бы человек ни придумал о себе, для Достоевского неоспоримым фактом является то, что Бог промышляет о каждом своем создании, человек существует в божьем мире, и в нем действуют законы его Создателя. Человек у До-стоевского не есть явление природного мира. НА. Бердяев подчерки-вает исключительный антропологизм и антропоцентризм Достоевско-го: «Человек — микрокосм, центр бытия, солнце, вокруг которого все вращается. Все в человеке и для человека».

Тема свободы. Достоевский изучает человека в его свободе, и сво-бода есть основное обладание человека. При этом, как показал До-стоевский, он обладает не только свободой, подчиненной нравствен-ным законам, становящейся вследствие этого одним из видов необходимости, но и свободой произвола, каприза, «глупого хотенья». Возможность произвола есть условие того, чтобы нравственный выбор был не принудительным, но действительно свободным. Толь-ко в этом случае личность несет ответственность за свое поведение, что, собственно, и означает быть личностью.

Получается, что, с одной стороны, человеческая свобода должна быть подчинена нравственным ценностям, а с другой — включать воз-можность произвола по отношению к этим ценностям. В своих произ-ведениях Достоевский всесторонне исследует эту антиномию, показы-вая, как личность или восстает, не желая быть средством даже по отношению к «высшим ценностям», или просто-напросто срывается, «устав» от выполнения взятых на себя моральных обязательств. В ро-мане «Подросток» главный герой Аркадий Долгорукий говорит: «Да зачем я непременно должен любить моего ближнего или ваше там бу-дущее человечество, которое я никогда не увижу, которое обо мне знать не будет и которое в свою очередь истлеет без всякого следа и воспоминания...».

Достоевский через своего героя критикует распро-страненную в его время теорию французского социалиста Шарля Фурье (1772-1837), противопоставляя фурьеристской формуле («Ра-зумное отношение к человечеству есть и моя выгода тоже»), во-первых, возможность нахождения всех этих разумностей неразумными. Во-вто-рых, споря с атеистическим мировоззрением фурьеристов, он показы-вает, что если нет Бога, то нет ни вечной жизни, ни Царствия Божия, нет и высших богочеловеческих идеалов. А тогда человек вправе спро-сить: «Что мне за дело о том, что будет через тысячу лет с этим вашим человечеством, если мне за это, по вашему кодексу, — ни любви, ни будущей жизни, ни признания за мной подвига?».

Иррациональность человеческого поведения. Но даже если нравст-венные идеалы объективны и опираются на Божественное бытие, проблема свободного принятия этих идеалов не становится проще. Устоять в свободном принятии Истины, которая в представлении Достоевского есть сам Христос и Его учение, — удел немногих. Вывод из художественных исследований Достоевского таков: лич-ность человека сложна и его поступки не всегда поддаются логичес-кому анализу. Человек часто поступает иррационально, вопреки даже своей пользе и выгоде, и в этом тоже выражается его желание быть свободным.

Герой «Записок из подполья» рассуждает: «...Вы повто-ряете мне, что не может просвещенный и развитой человек, одним словом, такой, каким будет будущий человек, зазнамо захотеть чего-нибудь невыгодного, что это математика. Совершенно согласен, дей-ствительно математика. Но повторяю вам в сотый раз, есть один только случай, только один, когда человек может нарочно, сознатель-но пожелать себе даже вредного, глупого, даже глупейшего, а имен-но; чтоб иметь право пожелать себе даже и глупейшего и не быть свя-занным обязанностью желать себе одного только умного».

Человек стремится к своеволию. Достоевский делает целый ряд от-крытий о человеческой природе. Она полярна, антиномична и ирра-циональна. Человек не стремится непременно к выгоде. В своем свое-волии он сплошь и рядом предпочитает страдания. Но откуда в человеке эта страсть к своеволию? В религиозном восприятии До-стоевского ответ таков: Бог и дьявол суть не просто абстрактные ка-тегории морали, они мистическим образом присутствуют в мире и борются за души людей в сердце каждого человека. Зло несводимо к социальным причинам, а коренится в самой природе человека. По выражению Н.А. Бердяева, «зло есть дитя свободы».

Но и добро тоже — «дитя» свободы. И человек как свободное су-щество выбирает для себя либо добро, либо зло, но может быть — и даже очень часто — и то и другое одновременно. Добро или зло при-нимаются человеком не абстрактно, а через исповедуемые им идеи. Все герои Достоевского живут теми или ияыми идеями. Сам писатель неоднократно подчеркивал роль идей в мире, считая, что в ко-нечном итоге вся история творится идеями.

Концепция идей Достоевского.

Единого понятия идеи у писателя нет, а есть перекликающиеся между собой образы. Главным образом, кото-рым Достоевский уточняет свое понятие идеи, является образ «божест-венного семени». Это семя Бог бросает на землю и из него вырастает Божий сад на земле. Распространяются идеи путем заражения, но по-чему те или иные идеи «заражают» определенных людей, остается не-постижимым. Идею, которой человек живет и в которую верит, Досто-евский определяет как его тайну. Наличие в человеке некой тайны превращает его в личность, а личность есть не что иное как воплощен-ная идея. Люди в той или иной степени оказываются во власти живу-щих в них идей и действуют в соответствии с тем, что они им диктуют.

Одержимость идеями. По мнению философа и богослова Г.В. Флоровского (1893-1979), «власть мечты, или одержимость идеей — одна из главных тем в творчестве Достоевского». Идеи у До-стоевского не имеют обязательного положительного аспекта. Идеи приходят из потустороннего мира, а потому могут быть и отрицатель-ными, своего рода «искушениями». Большинство наиболее интерес-ных героев Достоевского одержимы как раз такими идеями. Человеку «из подполья» («Записки из подполья») хочется пожить по своей «глупой воле».

Раскольников («Преступление и наказание») считает, что существует два сорта людей — обычные люди и те, кому все по-зволено, для кого оправдано даже убийство. Шигалев («Бесы») пред-лагает план разделения человечества на две неравные группы, где одни будут господами, а другие — рабами. Примерно такой же план и у Великого Инквизитора («Братья Карамазовы»). Из ряда подобных идей, возможно, наиболее парадоксальной является идея Кириллова («Бесы»). Кириллов поверил в то, что Бога нет, но поскольку считал, что без веры в Бога человек жить не может, то пришел к выводу, что необходимо объявить Богом всемогущего Человека.

Борьба идей в человеке. Проблема одержимости идеей заключается в том, что человек одновременно может быть захвачен не одной, а двумя и более идеями, порой противоречивыми и исходящими из раз-ных духовных миров. Именно в этой борьбе идей в человеке проявля-ется борьба между Богом и дьяволом. У Достоевского практически нет однозначно плохих людей. Даже такая поистине сатанинская лич-ность, как Ставрогин («Бесы»), нуждается, в конечном счете, в испове-ди и понимании.

А Великий Инквизитор («Братья Карамазовы») в раз-говоре с Христом неясно чувствует уязвимость своей «железной» логики и поэтому отпускает Христа, не приводя в исполнение своей угрозы казни. Таковы примеры, где отрицательная идея, кажется, побеждает окончательно, но и здесь сохраняются божественные семена надежды. Борьба примерно равноценных по силе положительных и от-рицательных идей происходит и в душе Версилова («Подросток»).

Есть у Достоевского герои, в которых вроде бы победила идея по-ложительная, но тем не менее и в их душах содержатся семена зла. Это Алеша Карамазов («Братья Карамазовы»), князь Мышкин («Идиот»), Соня Мармеладова («Преступление и наказание»). Достоевский пока-зывает, что в любом человеке добро и зло борются до конца, пока че-ловек жив. Наглядный тому пример — Родион Раскольников, который «воскрес» из нравственного небытия. Достоевский верил в возмож-ность изменения идеи человека, в его нравственное преображение.

Идея человекобога. Идея человекобога рассматривается у Достоев-ского неоднократно — в «Бесах», в «Преступлении и наказании», в «Братьях Карамазовых». Это послужило поводом Л. Шестову на-звать Достоевского ницшеанцем до Ницше. По тематике Достоев-ский действительно во многом был предшественником Ницше (не случайно последний внимательно читал Достоевского), но по смыслу своих поисков — это скорее русский анти-Ницше, так как Достоев-ский был певцом не человекобога, а богочеловека.

Различение и изменение человеческой идеи. Различите то, какой из двух типов идей прорастает в человеке, и изменить человеческую идею можно лишь на путях человеческой свободы. Люди, живущие положительной идеей, знают, что свобода неразлучна с Истиной, по-тому что настоящую свободу дает только Истина, видимым воплоще-нием которой на земле был Христос. Человек, живущий отрицатель-ной идеей, сам желает быть истиной, уподобиться Богу.

Свобода не тождественна истине или добру и предполагает выбор со стороны человека, выбор того, какие из занесенных из потустороннего мира идей будут им культивироваться и взращиваться, а с какими он будет бороться как с сорняками своей души. Умение пользоваться сво-бодой помогает человеку в его выборе. Правильный, с точки зрения Достоевского, выбор ведет человека не просто к Богу, но и к личному бессмертию, к вечной жизни в Царствии Божием. То есть человек об-ретает абсолютные ценности. Парадокс в том, что свободе можно на-учиться, но сделать это можно лишь уже будучи свободным.

Идеи наций и русская идея. Согласно Достоевскому не только у каждого человека, но и у каждого народа, как и у всего человечест-ва в целом, есть своя идея. Именно идеи творят историю. Каждый человек подобен «саду», в котором всходят и взращиваются эти идеи. Задача личности — своим примером способствовать распознаванию идей, которые есть у других, помогать им с их выбором и взращива-нием. Подобно тому, что происходит с отдельным человеком, происходит и с цельми народами, также имеющими в себе идеи «божест-венные» и «дьявольские». К разряду последних Достоевский относил, например, идеи католическую и коммунистическую.

Достоевский верит в то, что идеи, заложенные в народ, в челове-чество, могут быть открыты избранным людям, которые и должны донести их до остальных. Такой идеей, открывшейся ему, является «идея русского народа*. Каждый народ должен взрастить свою идею, но далеко не каждый вынашивает и развивает «божественную» идею. Так, многие народы Европы, согласно Достоевскому, утратили свои «божественные» идеи и идут неверным путем.

Впрочем, у них есть шанс выйти на правильную дорогу, если им будет оказана помощь другими народами. Это может сделать русский народ, сохранивший в себе «божественные» семена, но пока не взрастивший их в полной мере. Общечеловеческая «божественная» идея заключается в установ-лении на земле Царства Божия, выражающегося в первую очередь в братских отношениях между всеми членами общества, в отношени-ях любви каждого к каждому.

Вопросы для самопроверки

1. Как вы думаете, почему Достоевский в своем творчестве такое боль-шое внимание уделял изучению человека? Какие он ставил при этом задачи?

2. Как Достоевский решает антиномию человеческой свободы, которая, с одной стороны, должна быть подчинена нравственным ценностям, а с дру-гой - включать возможность произвола по отношению к этим ценностям?

Как ее решаете вы?

3. Согласны ли вы с концепцией Ш. Фурье, что: «Разумное отношение к человечеству есть и моя выгода тоже»? Что по этому поводу думал Досто-евский?

4. Как вы считаете, является благом или злом то, что человек наделен способностью к своеволию? Приведите какие-либо примеры иррациональ-ности человеческого поведения.

5. Поясните, что такое личность согласно концепции идей Достоевского?

6. Может ли, согласно Достоевскому, в человеке победить какая-либо одна идея? Каким образом может произойти изменение идеи человека и его нравственное «выздоровление»?

7. В чем принципиальное отличие человекобога от богочеловека?

8. В романе «Подросток» Аркадий Долгорукий выводит «закон для идей», который гласит, что простейшие идеи понимаются и излагаются труд-ней всех, но: «Есть и обратный закон для идей: идеи пошлые, скорые — по-нимаются необыкновенно быстро, и непременно толпой, непременно всей улицей; мало того, считаются величайшими и гениальнейшими, но — лишь в день своего появления». Согласны ли вы с этими утверждениями? Если да, то попытайтесь дать свое объяснение, почему так происходит. Если нет, то обоснуйте свое мнение.

9. В чем, согласно Достоевскому, заключается суть русской идеи и каковы пути ее осуществления? Выскажите свое отношение к русской идее писателя.

10. По мнению Великого Инквизитора («Братья Карамазовы»), свобода несет не счастье, а страдание. Человек готов отдать свою свободу за хлеб и быть покорным тому, кто его накормит. При встрече с Христом Великий Инквизитор говорит ему: «Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они в простоте своей и в прирожден-ном бесчинстве своем не могут и осмыслить, которого боятся они и стра-шатся, — ибо ничего и никогда не было для человеческого общества невы-носимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что ты" отымешь руку свою и прекратятся им хлебы твои». Что вы можете возразить Великому Ин-квизитору?

Литература

1. Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского // Н.А. Бердяев о русской философии / Сост. Б.В. Емельянова, А.И. Новикова. Ч. 1. Свердловск, 1991.

2. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1972—1988.

3. Лаут Р. Философия Достоевского в систематическом изложении. М., 1996.

4. О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881— 1931 годов. / Сост. В.М. Борисов, А.Б. Рогинский. М., 1990.

5. СизовВ.С. Русская идея в творчестве Ф.М. Достоевского. Киров, 2001.

6. Степун Ф.А. Миросозерцание Достоевского // Ф.А. Степун. Встречи. Сост. С.В. Стахорский. М., 1998.

7. Шестоб Л. Достоевский и Ницше (Философия трагедии) // Шестов Л. Сочинения. М., 1995.

8. Штешберг А.З. Система свободы Ф.М. Достоевского // Русские эми-гранты о Достоевском / Вступ. и примеч. С.В. Белова. СПб., 1994.

Федор Достоевский прежде всего писатель, а затем и критик. Он чрезмерный поклонник и страстный представитель реализма. Достоевский очень точно сказал такие слова: «Берите от жизни все то, что она вам предлагает. Жизнь намного приятнее, чем мы можем себе представить! Никакая реклама не придумает вам того, что предлагает обычная жизнь, следовательно, цените и уважайте ее! ».

Творчество Достоевского основаны на вопросах философии духа: антропологии, философии религии, этики.

После печати первого произведения «Бедные люди», его прежний романтизм ушел в сторону социализма. Этот фактор стал отчасти решающим и очень важным в духовных исканиях Достоевского. Этот социализм являлся философским учением, утверждающее, что Бог полностью присутствует в мире, а не вне него. Это вера в естественное добро человеческой натуры, естественного всецелого счастья, устраиваемы естественными путями и есть прямым отвержением учения о «радикальном зле» человеческой натуры. Другими словами, — это отвержение учения первородного греха, искупления и спасения во Христе, что называется «христианским натурализмом».

Идеалистический социализм и повлиял на то, что Достоевский связался с «петрашевцами», из-за чего он был осужден на смерть, но был помилован и отослан на каторгу. Это потрясение стало переломом его внутреннего мира и идеологии, что определило все дальнейшие духовные искания. После каторги, его философская идеология движется в сторону антиномизма, но при этом, антиномизм Достоевского можно оценить, только в религиозном сознании самого Достоевского.

Само религиозное сознание Достоевского, связанно с одной темой – «взаимоотношение Бога с миром». У него никогда не было сомнений в существования Бога, но, всегда были вопросы, которые он решал по-разному в своей жизни: «Что следует после бытия Бога для мира и человека?» «Что есть человек без Бога?»

Когда Достоевский увлекся социализмом и связался с Белинским, он принял учение его, но при этом, он не отрицал и не отделял свою веру в осуществление правды в мире, через веру во Христа. Он поэтому вскоре и ушел от Белинского. Увлечение социализмом у Достоевского появилось из-за религиозного искания.

Достоевский уделял большое внимание к проблемам культуры и именно здесь, снова высвечивается «христианский натурализм» Достоевского, — вера в хорошее и добро в самом человеке и его натуры. В одном позднем отрывке дневника Достоевского было написано про его веру в естество человека, скрытую святыню и нехватки умения управлять этой святыней и дарами в ней.

Для Достоевского не было ничего ценнее и значительнее человека, и быть может, нет ничего и страшнее его. Человек с одной стороны загадочен, сплетен противоречиями, но с другой, является ценностью, не смотря на его ничтожность.

Достоевского не столько мучил Бог, как мучил человек. Он не только раскрывал смысл бытия Бога в мире, но и сущность человека, — его темную сторону, разрушительную силу и эгоизм, а также, светлую сторону – доброту и движение к правде, так сказать «ангельское начало».
Достоевский до конца жизни движется по направлению антиномизма, - в частности с одной стороны христианский натурализм, а с другой стороны неверие в «естество», продолжает все время жить внутри него, так и не завершившимся целостным соединением этих двух идеологий.

Персонализм Достоевского относится к учению онтологии, а не к психологии человека, — то есть, к самой природе и сущности человека, а не к реальности проверенная опытом. Достоевский пишет, что человек хоть и подчиняется законам природы, но он может и должен быть независимым от нее, это великое достоинство человека, которое делает его свободным. Человек именно в этической жизни, есть новое, несравнимое, высшее бытие.

Персонализм Достоевского называется этическим, потому что, оно не связанно с человеческими достижениями и усовершенствования, а они присущи даже маленькому ребенку, который не может еще за себя постоять, является беспомощным и бессильным.

Вся значимость философии Достоевского и его влияние в русской идеологии в том, что он глубоко раскрывал проблему подхода христианской религии к культуре.

Итого, можно выделить два идеологических периода в жизни Достоевского, до каторги и после каторги, каждый из которых содействовал развитию познания человеческого и божественного бытия. Он раскрывал проблемы общества, культуры, взаимоотношения, религии.

Для Федора Достоевского русский человек — это человек, для которого близкая европейская культура, ее мировоззрение и традиции. Общество — это народ высоких моральных норм, интеллекта, которое имеет глубинные духовные запасы. По мнению Достоевского, общество должно знать историю Европы и своего государства.

В истории период реализма, считают периодом «ума толпы». Большинство людей ничего не видят дальше своего носа, но хитрые, что характеризует современный народ.

Для Достоевского характерная диалектная сила — он раскрывает такие понятия (которые на первый взгляд решить невозможно) когда другие ученые просто «махают рукой» на непонятных для них предположениях. Только осознав антиномии, которые установлены в реальном мире, когда обострив их, человеку свойственно интеллектуально подняться над ними.

Нет похожих страныц.