Сатирические журналы времен Екатерины II.

Описание

Всякая всячина - журнал, выходил в Петербурге в 1769-1770 (до мая), еженедельно. В 1770 издано 18 полулистов под названием «Барышек Всякой всячины». Выпуски не нумерованы, статьи имеют единую нумерацию. Изд. - Г. В. Козицкий. Журнал выходил под наблюдением Екатерины II.

Основное содержание журнала связано с актуальными политическими вопросами. В своих статьях Екатерина II вела борьбу с оппозиционными настроениями, усилившимися в 1767 во время обсуждения крестьянского вопроса в Комиссии по составлению нового уложения и после ее роспуска. Так, в аллегорической сказке «Жил да был мужичок» журнал пытался доказать, будто в роспуске комиссии виноваты сами депутаты («портные»), не справившиеся с задачей упорядочения законов. «В. в.» говорит о недовольстве оппозиционных элементов, как о «вздорных прихотях» людей, мешающих императрице заниматься благоустройством государства: «...правительство, как бы радетельно ни старалось, ничем не угождает. Они одни по их мыслям в состоянии подавать совет и все учреждать к лучшему» (статьи №№ 85, 149).

Между «В. в.» и группой журналов («Трутень», «Смесь», «Адская почта» и во второй половине 1769 «И то и со») велась полемика по вопросу о том, какой должна быть сатира, может ли она касаться конкретных лиц и событий или должна представлять пороки абстрактно. «В. в.» защищала абстрактную морализирующую сатиру (статьи №№ 36, 53, 104, 110, 113 и др.) и призывала другие журналы «не целить на особ, а единственно на пороки». Позиция «В. в.» в полемике 1769 определялась ее страхом перед социальной тематикой передовых журналов, главным образом «Трутня» и «Смеси». «В. в.» старалась опорочить эти журналы, особенно «Трутень», снизить значение социальной сатиры.

В журнале можно найти изображение быта русского дворянства, отдельные выпады против светских щеголей и щеголих и др.

Участвовали: А. О. Аблесимов, И. П. Елагин, Г. В. Козицкий, А. П. Сумароков, А. В. Храповицкий, А. П. Шувалов, М. М. Щербатов и др. Опубликовано письмо, по-видимому, принадлежащее Д. И. Фонвизину (стр. 77-79, подпись Фалалей).

«В. в.» печатала переводы и переделки статей из английских и французских сатирических журналов. Статьи самой Екатерины отличаются нерусским строем речи, несмотря на литературную обработку, которую проводили се секретари (№№ 96, 103, 105). Характерно для журнала употребление народных пословиц и поговорок в искаженном виде.

«В. в.» писала, что предвидит появление потомства, «племени» журналов. Отсюда возникло обыгрывание слов «бабка», «прабабка», встречающееся в журнальной полемике против «В. в.» (намек на Екатерину II).

«Барышек», т. е. остаток или избыток «Всякой всячины», составлялся из материалов, напечатанных в 1769, главным образом переводных.

Ист.: Русская периодическая печать (1702-1894): Справочник. - М.: Гос. изд-во Полит. лит., 1959

ФГБОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет»

Филологический факультет

«Журнал Екатерины II «Всякая всячина» и сатирические журналы Н.И.Новикова»

Выполнила:

студентка 2-го курса

Сидоренко Анна Андреевна

Руководитель:

проф., д.ф.н.

Сапожков Сергей Вениаминович

Москва, 2014

I.Биография Н.И.Новикова. Кружок Н.И.Новикова

Николай Иванович Новиков родился 8 мая 1744 года в семье дворян среднего достатка. Учился в дворянской гимназии при Московском университете, откуда в 16 лет был исключён «за ленность». Сам Новиков не признавал себя ни писателем, ни учёным, ни даже образованным человеком, считал себя невеждой, не знающим никаких языков. После восьми лет службы в гвардии вышел в отставку армейским порутчиком. Своим делом он считал издательство. По мнению В.О. Ключевского, как издатель и книгопродавец Новиков сослужил русскому просвещению большую службу, издательская деятельность Новикова была тесно связана с его ходом, с судьбой книги на Руси и с историей книжного чтения.

Новиков вступил на литературно-издательское поприще в 1769 г. в возрасте двадцати пяти лет. Его журналы «Трутень», «Живописец» и «Кошелек», утверждает Ключевский, по смелости и меткости сатиры стояли на первых местах среди изданий тех годов, в них встречались едва ли не самые яркие изображения русской галломании. Однако сатира эта скорее обогатила литературу, нежели исправила нравы. Новиков привлёк к себе обширный круг читателей, стал известным литератором и издателем. Он также выпустил ряд учебных изданий по русской истории и литературе. В 1779 г. Новиков переехал в Москву, арендовал университетскую типографию и книжную лавку на 10 лет. По мнению современников Новиков был умным, решительным человеком со смелым и дерзким характером, обладающим сдержанным и обдуманным энтузиазмом. Он считал своим долгом и призванием служить отечеству, и в книге он видел главное для этого средство. Ключевский считает, что «в лице Новикова неслужащий русский дворянин едва ли не впервые выходил на службу отечеству с пером и книгой, как его предки выходили с конём и мечом». Новиков верил в чудодейственную просветительную силу книги а книгопечатание считал наивеличайшим изобретением человеческого разума.

На основании этой веры Новиков составил план действий. Одним из главных врагов русского просвещения, по словам Ключевского, Новиков считал галломанов, «которые сходились с простыми невеждами старорусского покроя в убеждении, что они достаточно всё понимают и без науки, что, «и не учась грамоте, можно быть грамотеем». Новиков чувствовал сострадание к простодушным людям, увлекающимся различными «мудрованиями», и убеждён был в том, что так же чувствует каждый мыслящий человек.

Новиков одним из первых заговорил о разграничении заимствуемого и самобытного. В «Кошельке» 1774 г. он выступает против мнения, что русские должны заимствовать у иностранцев всё, включая характер. По мнению Ключевского, в обществе, в котором даже звание писателя считалось постыдным, надо было иметь немалую долю решимости, чтобы стать типографщиком и книжным торговцем и видеть в этих занятиях своё патриотическое призвание. Новиков выбрал себе дело по своим силам, не преувеличивая своих возможностей в угоду самомнению; этим можно объяснить его нелюбовь действовать в одиночку. «Новиков глубоко верил в могущество совокупного труда и умел соединять людей для общей цели».

Московский кружок Новикова - уникальное явление в истории русского просвещения. Он торжественно открылся в 1782 г. Ключевский особенно выделил трёх его членов, первым из которых упомянул И.В.Лопухина. «С умом прямым, немного жестким и даже строптивым, но мягкосердечный и человеколюбивый, с тонким нравственным чувством, отвечавшим мягкому и тонкому складу его продолговатого лица, вечно сосредоточенный в работе над самим собой, он упорным упражнением умел лучшие и редкие движения души человеческой переработать в простые привычки или ежедневные потребности своего сердца» - так Ключевский описывает его в своей статье «Новиков и его время».

Далее идёт И.Г. Шварц - немец, который, попав в Россию, полюбил её всем сердцем и посвятил ей все свои силы. Ключевский описывает его как восторженного и самоотверженного педагога, неугомонного энтузиаста просвещения, будившего высшее московское общество и вдохновлявшего университетскую молодежь.

О С.И. Гамалее Ключевский пишет следующее: «Во всем мире только с одним существом он воевал непримиримо - это со своим собственным, его пороками и страстями <...> Блаженный в лучшем смысле слова, которого современники справедливо прозвали «Божьим человеком»!».

Остальные члены кружка также были проникнуты новиковским или лопухинским духом. Это были образованнейшие люди московского общества: князья Трубецкие, Черкасский, И.П. Тургенев, Херасков и многие другие. Кружок поддерживали материально Т.А.Татищев и Г.М. Походяшин; последний потратил на кружок всё своё огромное состояние и последние дни своей жизни провел в бедности, «смотря на портрет Новикова как благодетеля, указавшего ему истинный путь».

Многие члены кружка испытывали сомнения - Новиков признавался, что сомневался между вольтерианством и религией, Лопухин задумывал пропагандировать Гольбаха, но позже сжёг свои труды - нравственная сила этим людям далась не даром. Задачей кружка была в сосредоточении работы на своём умственном и нравственном усовершенствовании, подготовке годного материала для будущего общества - так понимал их Карамзин. Мысль о необходимости личного усовершенствования для подъёма общественного порядка высказывалась и в любимых книгах, и в собственных признаниях членов кружка.

Их план действий Ключевский излагает следующим образом: для успеха правительственного попечения о народном просвещении необходимо содействие частных лиц, объединяющих свои силы для воспитания юношества, освоения ими полезных обществу наук, издающих книги, утверждающих нравственность и добродетель, устраивающих учебные заведения, в которых подготавливают надёжных учителей и воспитателей, а также издающих книги и журналы, которые создадут самобытную печать для обширного круга читателей. Таким способом кружок поможет вывести русское просвещение в мир «простосердечных мещан», дать ему самобытный склад, который изменит дух общества.

Указ о вольных типографиях 1783 г. дал кружку возможность обзавестись двумя собственными типографиями на имена Новикова и Лопухина. В 1784 г. из дружеского кружка Новикова образовалось издательское товарищество.

Новиков оживил книжную торговлю в России. Как пишет Ключевский, люди, близкие ко времени Новикова, утверждали, что он не распространил, а создал у общества любовь к чтению и наукам.

II. Комиссия по составлению проекта Нового уложения и либеральные реформы начального периода царствования Екатерины II. Полемика в Комиссии о беглых холопах [расхождения между партией кн. М.М. Щербатова и демократическим лагерем (депутаты Коробьин, Жеребцов, Я. Козельский и др.)] и её воздействие на антикрепостническую проблематику журналов Новикова

Созыв Комиссии, по словам Г.П. Макогоненко, был крупной ошибкой Екатерины, которую можно объяснить полным непониманием положения дел в России, пренебрежением к русской культуре и общественной мысли. Из борьбы в первые годы царствования она вышла победительницей, потому она так легкомысленно подошла к созыву Комиссии и к определению её состава. Макогоненко предполагает, что Екатерина рассчитывала, что, предоставив большинство мест недворянам, из «глухих углов» России прибудут тёмные, необразованные депутаты и, ослепленные царским величием, будут послушно играть предписанную им роль.

К 31 июля 1767 года в Москву съехались депутаты. Из них 28 было назначено от правительственных учреждений, 161 выбран дворянами, 207 представляли города (преимущественно купцов), 57 - от казачьих войск, 112 - от солдат, крестьян, однодворцев и иноверцев. Более ста депутатов, выдвинутых крестьянами, привезли с собой перечни нужд и забот избирателей. Они были намерены заняться составлением законов, которые бы утвердили справедливость для всех сословий. Как оказалось, депутаты не пришли «в некоторый род восторга» от мудрости самодержицы.

Во время прений стало ясно, что в опрометчиво собранной Комиссии оказалось немало прогрессивно настроенных деятелей России. Выявились лидеры различных группировок, с которыми соглашались представляемые ими группы депутатов. Демократический лагерь выдвинул группу политических деятелей, умевших настойчиво и принципиально защищать свои предложения.

Екатерина II была абсолютно уверенна, что Комиссия будет послушным орудием её политики, однако встревоженные придворные всё-таки убедили её внести поправки в Наказ, отказаться от наиболее рискованных формулировок, написать Обряд, в котором депутатам предписывалось быть осторожными, проявлять благодарность и верность престолу. В Наказе Екатерина прямо заявила, что об освобождении крестьян не может быть и речи. Обряд заканчивался, по мнению Макогоненко, почти угрозой: «Подтверждается исполнять все предписанные правила оного с точностью», «…итак, не можем думать, чтобы нашелся единый, который бы и не предпочитал важное в своём предмете намерение своевольным каким ни есть выдумкам или гордости и упрямству страстей», «…мы ожидаем несомненно, что каждый депутат наполнен верностью и любовью к престолу, ревностью к отечеству и послушанием к предписаниям, ведущим всех ко благоденствию».

Демократически настроенным депутатам было ясно, что никаких радикальных реформ продвинуть не удастся, однако у них была легальная возможность постановки важнейших общественно-политических проблем. При обсуждении крестьянской проблемы депутаты ставили вопрос не об освобождении, а об улучшении положения крестьян.

Макогоненко предполагает, что, учитывая это обстоятельство, Григорий Коробьин выдвинул перед Большим Собранием вопрос о необходимости улучшения положения крестьян путём ограничения прав дворян на труд и собственность земледельцев. Он взывал к чувствам депутатов, призывал к человеколюбию. Когда ставился вопрос не об отмене крепостного права, а об улучшении положения крепостных, моральная мотивировка была очень сильна. Щербатов и Сумароков доказывали права дворян на крепостных, ссылаясь на их заслуги перед государством, но депутаты Коробьин, Жеребцов, Я. Козельский и другие рисовали душераздирающие картины нищеты, страданий, голода и жестокого обращения помещиков, и на это было нечего возразить.

Никто из защитников помещиков не был способен представить вразумительные доводы относительно своей точки зрения, они только ругались и угрожали в адрес депутатов, посмевших поставить этот вопрос на обсуждение. Щербатов подменил вопрос об улучшении быта крестьян вопросом о правах дворян на крестьянский труд. Эту подмену уловил крестьянин Чупров, взял слово и отчитал помещичьего лидера: «...ныне дело не о том идёт, и господа депутаты не на то собраны, чтобы честь себе приписывать, но о узаконении всех вообще и каждого особенно... потому же, кажется, не должно оставить без определенного закона помещиковых крестьян».

Так демократический депутат нанёс удар общественно-политической концепции дворянства, развиваемой Сумароковым и его школой, - об особой, исключительной роли дворянства в государстве. Чупров, Алейников и Козельский доказывали, что все сословия имеют перед государством не меньшие, а может и большие заслуги, и они имеют не меньшие права на уважение.

На заседаниях Комиссии особое внимание было уделено проблеме беглых холопов. Участились случаи побегов, от чего помещики терпели большие убытки. Коробьин и Жеребцов выступали в защиту беглецов; Коробьин обвинял самих помещиков в бегстве, аргументируя это их неограниченной властью над крестьянами и, как следствие, бесчинствами. Он требовал определить повинность крестьян, дать им право собственности. Но теория была провальной: без отмены крепостного права давать крестьянам собственность было бессмысленно. Его выступление вызвало возмущение и критику, и в результате Коробьин не стал развивать эту теорию.

Макогоненко подробно остановился на работе Комиссии, так как это имеет прямое отношение к Новикову. Он слушал и записывал все эти прения. Споры повлияли на выработку его политических убеждений - Новиков решительно встал на сторону демократического лагеря. Он ушёл со службы и издал журнал, в котором опубликовал основное содержание программы демократической группы депутатов Комиссии. Со страниц «Трутня» Новиков рисовал картины бедствий и страданий крестьян, «пленял оказуемым человеколюбием и красноречием» тех, кто ещё окончательно не погряз в эгоизме и корысти.

В Комиссии заговорили о моральных достоинствах крестьян, об их благородном нравственном облике. И в «Трутне», и в ряде статей были подчеркнуты благородство, честность, трудолюбие и высокие нравственные достоинства крестьян.

В Комиссии демократы высмеивали претензии аристократов, выступления Щербатова, который настаивал на особых правах и заслугах дворян; в «Трутне» разрабатывалась та же тема.

В Комиссии подняли вопрос о защите людей творческих профессий; в «Трутне» можно найти множество выступлений Новикова в защиту этих людей. «Желательно было бы... чтобы наши русские художники и ремесленники были одобрены и равнялися во всем с иностранными».

За время работы Комиссии Новиков изменил свою точку зрения по вопросу крепостничества. В Комиссии у него создалось двойственное положение - с одной стороны, он сочувствовал крестьянам, с другой - он правительственный чиновник.

«Императрица вскоре усмотрела невозможность совещаться по её желанию с избранниками от всех сословий России, увидела, что многократные о сём представления Александра Ильича совершенно истинны, что должно Комиссию закрыть». Эти представления возникали в момент ожесточённых споров и чтения дневных записок, которые читал их держатели, в том числе Новиков. Ему было также известно о вероломстве Екатерины по отношению к крестьянству. Она пригласила депутатов собирать все просьбы населения о «нуждах и отягощениях». Екатерина и сама привезла из путешествия по Волге 500 крестьянских жалоб на утеснение помещиками, а потом издала манифест, в котором запретила крестьянам жаловаться и велела беспрекословно подчиняться своим господам. Указ кончался угрозой: «Буде кто на помещиков своих челобитные наипаче в собственные руки императрицы подавать отважится, то как челобитчики, так и сочинители их челобитен наказаны будут кнутом и сошлются в вечные работы в Нерчинск». По мнению Макогоненко, «таков был истинный характер екатерининского просветительства».

Служебные обязанности Новикова вынуждали его скрывать свои истинные чувства. Личным опытом объясняется его осуждение придворной службы, высказанное в предисловии к «Трутню». Новиков не мог не понять, что Комиссия создана для корыстных целей Екатерины, а не для блага подданных. Истинные чувства и мысли Новиков мог озвучивать лишь в кругу людей, разделявших его взгляды - в том числе в своём кружке.

Задумав «Трутня», Новиков рассчитывал на участие в нём единомышленников - Попова, Майкова, Аблесимова. Эти люди работали в Комиссии и занимались в то же время литературным трудом. Изданные ими произведения имели передовой характер. Особенность этого кружка писателей в том, что все они были близко знакомы с положением народа, его нуждами.

Указ 26 декабря о роспуске Комиссии не застал Новикова врасплох. У него уже был план действий, и первым делом надо было уйти со службы. По мнению Макогоненко, подать в отставку в двадцать четыре года, после работы в Комиссии, было актом принципиальности, своего рода демонстрации. Об этом Новиков заявляет в первом же листе журнала.

Мысль об издании журнала Новикову пришла благодаря общественно-политическим обстоятельствам. Он хотел вмешаться в споры Комиссии, журнал был его «голосом». Новиков взял на себя защиту «безгласных», поэтому, по мнению Макогоненко, его журнал был самым идейным, целеустремленным, передовым журналом тех лет.

новиков екатерина журнал сатира

III.Сущность и ход полемики о целях и задачах сатиры между журналами

«Всякая всячина» и «Трутень». Объекты и формы сатирического обличения в журнале «Всякая всячина». Воздействие памфлетной сатиры английских журналов Ричарда Стиля и Джозефа Аддисона «Болтун» и «Зритель».

Вопрос о границах дозволенности сатирических высмеиваний и задачах сатиры активно обсуждался на страницах периодических изданий 1769 г. Официальное мнение о трактовке общественного места сатиры наиболее чётко было отображено в журнале Екатерины II «Всякая всячина». Мнение Екатерины разделял Чулков в своём журнале «И то и сё». Противоположной позиции придерживался «Трутень» Новикова, к нему примкнули «Смесь» и начавший выходить с июля 1769 г. журнал Ф. Эмина «Адская почта».

Повод для полемики дала «Всякая всячина». В одном из изданий был поставлен вопрос о возможностях исправления природы человека. Журнал утверждал, что снисхождение и человеколюбие - истинное проявление любви к ближнему, а попытки исправить пороки через осмеяние и критику противоречат такой любви. Там же были предложены правила: которыми следует руководствоваться в вопросах критики людских недостатков:

1.Никогда не называть слабости пороком.

2.Хранить человеколюбие.

.Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того

.Просить бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения

Критика в сатире социальных пороков практически сводилась на нет.

«Всякая всячина» не удовлетворилась изложенными правилами и приложила письмо Перочинова: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтобы впредь в том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить».

Приказной тон этих дополнительных правил навёл А.В. Западова на мысль о принадлежности их самой Екатерина II. До сих пор она не встречала активного сопротивления своей политики, которую она проводила на страницах «Всякой всячины». Первым ей ответил «Трутень». В письме некого Правдулюбова издателю журнала правила Екатерины подвергались резкой критике, называя подобное человеколюбие пороколюбием, а слабости подобного рода, как и пьянство, и любовь к деньгам - явлением непростительным. Автором этого письма, по утверждению Стенника, был Новиков. Это было первое столь решительное и публичное противодействие идеологическим установкам Екатерины. Императрица ответила «Трутню» в резких тонах, не стесняясь в выражениях, обвинила Новикова в желании истребить милосердие.

Новикова это не смутило, он продолжил полемику, не щадя самолюбия издателей «Всякой всячины». «Госпожа Всякая всячина на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами. Но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели я думал. Вся её вина состоит в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских писателей обстоятельно разуметь не может». О недостаточном владении Екатериной нормами русского языка было общеизвестно. Ей пришлось отбиваться от нападок Новикова, идеологического лидерства она не получила.

Концепцию незлобливой сатиры Екатерина II переняла из журнала «Зритель» («The Spectator») Р. Стиля и Дж. Аддисона. Их журналы были очень популярны в Европе XVIII в., Екатерина не хотела выглядеть отсталой. Однако, как считает Стенник, в её стремлении привить традиции английской нравоучительной журналистики есть и политический подтекст. Екатерина постепенно освобождается от увлечения французским Просвещением и отдаёт предпочтение более умеренной доктрине английского просветительства времен Реставрации.

Переориентация на новую культурно-идеологическую традицию по мнению Екатерины должна была способствовать объединению общественности вокруг провидимой ею политики. На страницах журналов Стиля и Аддисона велись споры по поводу сатиры, там Екатерина нашла устраивавшее её решение проблемы и попыталась применить его в России. В Англии требования доброжелательной сатиры с отказом от обличения конкретных лиц диктовались ситуацией политического компромисса, но в условиях России такое понимание сатиры, исходившее от печатного органа, руководимого императрицей, объективно служило целям ограничить возможности критики действий верховной власти.

Последним отзвуком полемики между журналами можно считать письмо Правдулюбова к издателю «Трутня», в котором Новиков объясняет своё понимание целей и границ сатиры, как бы подводя итог спору: «Я уверен, - обращается автор письма к издателю - что вы ненавистник пороков и порочных и что вы не следуете мнению утверждающих, что порочного на лицо критиковать не надлежит, но вообще порок да и то издалека и слегка. Я не ведаю, какой они от таких дальных околичностей ожидают пользы». Он подкрепляет свою мысль ссылками на практику драматургов, которые также считают, что критика «на лицо» может принести больше пользы.

Ф. Эмин поддержал Новикова в своём журнале «Адская почта»: «Ругательства нигде не годятся, но прямо описывать пороки и называть вора вором, разбойника разбойником, кажется, что дело справедливое».

IV.Тема крепостного права на страницах «Трутня». Проблема внесословной ценности личности и специфика её решения в «Рецепте г. Безрассуду»: ср. со II сатирой А.Д. Кантемира и сатирой А.П. Сумарокова «О благородстве». Образы крестьян (принципы народной этики, особенности языка) в «Копиях с крестьянских отписок и помещичьего указа». Мастерство стилизации в журналах Новикова

Мысль о независимости душевных качеств и умственных способностей человека от его социального происхождения утверждается Новиковым в самых разных формах и составляет, по мнению Макогоненко, одну из ведущих идей журнала «Трутень». С первого номера он открыто обличает сословные предрассудки при помощи едкой сатиры. В рассказах он выводит образы образованного мещанина неуча-дворянина. Вопрос сословного неравенства поднимается также Новиковым в аспекте обличения бесчеловечной практики крепостничества. Он сочувствует труженикам, чьё подневольное положение делало их жертвами прихотей и своеволия господ-самодуров. В ряде опубликованных в «Трутне» материалов раскрывается облик бесчеловечных крепостников, таких как, например, Безрассуд, который считает, «что крестьяне не суть человеки, но крестьяне, а что такое крестьяне, о том знает он только по тому, что они крепостные его рабы», или Злорад, думающих, что слуг можно заставить исполнять свои обязанности только побоями и зверствами. Г. Недоум желает, чтобы на земном шаре были лишь благородные люди, а простой народ был бы истреблён.

Обличение «злонравных» дворян ведётся с демократической позиции, так как в журнале нравственному и духовному ничтожеству духовно развращённых дворян противопоставляются «добродетельные и честные» мещане. Мнение трудящейся недворянской части общества начинает звучать открыто и зачастую становится критерием в оценке социальной полезности человеческих поступков.

Об ориентированности новиковских журналов на массового демократического читателя можно понять по предисловию Новикова к третьему изданию «Живописца»: «... у нас только те книги третьими, четвёртыми и пятыми изданиями печатаются, которые сим простосердечным людям по незнанию их чужестранных языков нравятся». Декларативные апелляции к представителям дворянства, преобладающие у Сумарокова, у Новикова сменяются сатирическим бичеванием и прямым осмеянием. Сословную спесь он называет болезнью, которую можно излечить. Рецепт излечения г. Недоуму Новиков даёт следующий: «Надлежит больному довольную меру здравого привить рассудка и человеколюбия, что истребит из него пустую кичливость и высокомерное презрение к другим людям... Мнится, что похвальняе бедным быть дворянином или мещанином и полезным государству членом, нежели знатной породы тунеядцем, известным только по глупости, дому, экипажам и ливрее». Для г. Злорада рецепт носит иной характер: «Чувствований истинного человечества 3 лота, любви к ближнему 2 золотника и соболезнования к несчастию рабов 3 золотника, положа вместе, истолочь и давать больному в тёплой воде, а потом всякий час давать ему нюхать спирт, делающийся из благоразумия. Если ж и сие не поможет, тогда дать больному принять волшебных капель от 30 до 40. Сии капли произведут то, что он сам несколько часов будет чувствовать рабское состояние, и после сего он, конечно, излечится».

В сатире А.Д. Кантемира «На зависть и гордость дворян злонравных» поднимается та же тема, что и в журнале Новикова - сословное неравенство. Евгений, молодой человек знатного происхождения, считает, что он как представить знатного рода априори имеет право на славу и почести, заслуги предков - и его заслуги, а признание трудов безродного народа его удручает - ведь они простолюдины. Так и у Новикова г. Безрассудов не считает крепостных за людей, они по его мнению созданы только лишь для того, чтобы служить знатным людям.

А.П. Сумароков в сатире «О благородстве» в отличие от Кантемира и Новикова меньше едкого высмеивания, это скорее обращение. Он пытается вразумить дворян, призывает к справедливости. Тематика сатиры перекликается с Новиковым и Кантемиром - речь идёт о сословном равенстве, о том, что честь и славу надо заслужить трудом, не важного, какого ты рода, крестьянин - тоже человек, и ничем не хуже дворянина.

В письмах крестьян к своему помещику и указе барина к крестьянам изображены произвол помещиков и бесчеловечные условия жизни крестьян. В «Челобитной Филатки» впервые в истории нашей литературы изображена правдивая картина крестьянской жизни. В письме к барину Филатка просит сжалиться над ним, взывает к его милости, но Григорий Сидорович издаёт указ, в котором велит сечь неплательщиков, наложить штраф и тому подобное. Григорий Сидорович - олицетворение жестокого, бесчеловечного помещика.

Жанровые формы сатиры Новикова очень своеобразны: новеллистическая беллетристика, краткие сообщения сатирических «ведомостей», диагнозы с рецептами пародийного лечебника, письма читателей, «документы», имитирующие стиль крестьянских прошений. Новиков мастерски стилизовал свою сатиру, например, пародийный лечебник был написан в духе народных юмористических сказок-небылиц - комбинации бессмыслицы, шуточная «опись приданного», травестированные формулы народного заговора. Макогоненко не исключает также, что в сочинениях Новикова использовался опыт немецкой нравоучительной сатиры XVIII в., для которой вопросы осмеяние сословного чванства и бессмысленной жестокости были такими же насущными и которая имела развитую систему приёмов иносказательного пародирования разных форм бытовой и документальной письменности.

Макогоненко настаивает на демократической сущности новиковской сатиры, утверждая, что использование традиций народного юмора придало ей гуманистические черты и весёлость, свойственные народной сатире.

V.Проблематика и художественное своеобразие «Отрывка из путешествия в ИТ» в журнале Н.И. Новикова «Живописец»

) проблема атрибуции «Отрывка»: Н.И. Новиков или А.Н. Радищев?

) антитеза как ведущий принцип композиции «Отрывка»;

) проблема художественного метода (вопрос об «эмпирическом реализме»);

) Спустя восемнадцать лет после публикации «Отрывка» в «Путешествии из Петербурга в Москву» радищевский путешественник так же встречается с крестьянами, однако ему не удаётся установить с ними контакт так легко, как это сделал барин из «Отрывка». Радищев особенно подчёркивал этот факт. Если подойти к вопросу авторства с этой стороны, считает Татаринцев, аргументы складываются не в пользу Радищева. Если в 1772 г. у него не возникло проблем с крестьянами, почему в 1790 г. у него возникли такие проблемы? Эту так называемую творческую эволюцию Татаринцев может объяснить лишь тем, что Радищев с годами всё дальше отходил от народа, но всё творчество писателя утверждает нам обратное. Возможен ещё такой вариант: в 1772 г. Радищев просто вообразил крестьян, а позже убедился, что был неправ. В любом случае это не объясняет, как Радищев мог «забыть» и ни разу не упомянуть своё первое произведение.

Сторонники авторства Радищева ссылаются на его сына - П.А. Радищева. Он никогда нигде не упоминал «Отрывка», не представлял его в цензурный комитет вместе с остальными произведениями отца для получения разрешения на печать, не указывал на него в первоначальном варианте биографии отца. Лишь пройдя редактирование и корректуру, биография дополнилась примечанием А.А. Корсунова, в котором «Отрывок» был прямо приписан Радищеву. Однако здесь же М.Н. Лонгинов скептически отнёсся к этой догадке и отметил её сомнительность. Корсунов был близко знаком с П.А. Радищевым, много беседовал с ним; Татаринцев полагает, что П.А. Радищев принял предположение Корсунова об авторстве отрывка. Однако узнав мнение Лонгинова, в окончательном варианте биографии П.А. Радищев «Отрывок» не упомянул. Ещё один никем не учитываемый факт: в письме А.И. Герцену П.А. Радищев упоминал две некие статьи, приписываемые А.Н. Радищеву, из этого Татаринцев делает вывод, что он лишь повторял чьи-то предположения.

Некоторые исследователи предполагали, что подпись И.Т. Расшифровывается как «Издатель Трутня», однако автор исследования о Новикове как издателе журналов А.И. Незеленов привёл несколько доводов, отрицающих эту версию. К тому же на момент издания «Отрывка» журнал «Трутень» уже два года как не издавался. Также Новиков упоминает о сокращениях, которые он произвёл в рассказе - если бы он был автором, ему бы ни к чему было это упоминать.

Татаринцев считает, что для окончательного решения вопроса об авторстве необходимо тщательно изучить в журналистику 1770 - 1780 г., проанализировать идейно-эстетически произведения этого времени. Если из числа возможных авторов будет исключён некий И.Т., все сотрудники и подписчики журналов, то авторство Новикова будет окончательно доказано.

) Проблематику произведения составляет мысль о крепостном праве как источнике зол. Цель - доказать виновность помещиков в нищете крестьян. Как пишет Татаринцев, автор считает, что это возможно только путём нелицеприятного, правдивого описания положения крепостных. Чтобы вызвать отклик у читателя, он вводит всё новые и новые картины, каждая из которых усиливает впечатление, но вместе с тем усиливается и впечатление искусственности обличения.

Идейная позиция автора «Отрывка» трактуется различными исследователями по-разному. Нельзя однозначно сказать, что одна точка зрения верна, а остальные - нет. Всё содержание произведения направленно на то чтобы доказать, что в бедности крестьян виноваты помещики. Причём виноваты они не в том, что не осознают несправедливости подобного общественного строя, не в том, что не хотят отказаться от своих прав на крепостных, а в том, что не заботятся о крестьянах и не проявляют человеколюбия. Помещик - то звено в цепи государственного механизма, от которого зависит благосостояние крестьян, а от положения крестьян зависит процветание всего государства.

Убедив читателя в виновности помещиков, автор предлагает вариант искупления этой вины, даёт пример гуманного отношения к крепостным. Весь рассказ утверждает мысль - есть злые, а есть добрые помещики. Положительный пример доброго, заботливого помещика уравновешивает критическую часть рассказа. Однако выступая с осуждением тирании, автор, видимо, понимал, что его критика не исправит тиранов, отсюда пессимистический тон его обращения к крестьянским детям, считает Татаринцев.

) Композиционно-художественное значение второй части «Отрывка» строится на противопоставлении жизни праздных господ и тружеников крестьян. Взаимоотношения крестьян деревни Разорённой и их помещика Григория Терентьевича включаются в более широкий контекст - противопоставление господствующего и крестьянского сословий. Противопоставляется также плохой, злой и глупый помещик и его антитеза - добрый, заботливый, человеколюбивый как сам повествователь.

4)По мнению А.Г. Татаринцева, в «Отрывке» отчетливо видна реалистическая тенденция изображения действительности и авторская приверженность к традиционным классицистическим приемам творчества. «Смешение разных стилевых стихий в творчестве одного и того же писателя - явление не только не случайное, но и вполне закономерное для данного периода развития литературы»

В «Отрывке» реализуется принцип правдивого изображения жизни, хотя Новиков назвал это сочинение сатирическим. Большая часть произведения - правдоподобное описание жизни крепостных, никаких заострений и преувеличений. Однако в то время писателю достаточно было сказать правду о том, к чему не принято было привлекать внимания, и его называли сатириком, а его произведение - сатирическим. Писатель открывал что-то неизвестное до этого читателю либо неправильно понимаемое, и в силу узкой сосредоточенности на конкретном явлении и стремлении привлечь к нему внимание читателя становился обличителем. По мнению Татаринцева, всё это мы и наблюдаем в «Отрывке».

Эпизод, в котором повествователь находит трёх брошенных грудных младенцев, «призван нести философскую правду о природе человека» и вместе с тем служит поводом для обвинительной тирады в адрес помещика. Далее следует сцена с падением барина без чувств, после чего ему ищут чистой воды и не находят таковой. Ситуация, по мнению Татаринцева, явно надуманная, и смысл её очевиден - это повод для обвинения в отсутствии заботы о здоровье крепостных. Следующий искусственный приём - реплики крестьянских детей: «...ай! ай! ай! берите все, что есть, только не бейте нас!», после чего следует очередной укор в сторону помещиков: «вы дожили до того несчастия, что подобные вам человеки боятся вас, как диких зверей». Весь рассказ построен на намерении укорить помещиков. Сосредоточив на этом внимание, автор не заботится о естественной сменяемости ситуаций. Каждая в отдельности деталь внешне правдоподобна, однако переходы, утверждает Татаринцев, явно искусственны. Автор не просто бытописал, а домысливал ситуации. Ему представлялось недостаточным то, что читатель сам уяснил бы из прочитанного, ему важно было сказать нечто сверх того, и это вылилось в серию микроситуаций без необходимой внутренней мотивировки. Татаринцев предполагает, что это произведение могло быть написано и без совершения путешествия в деревню Разорённую, поэтому автор и озабочен стремлением доказать истинность рассказа. Рассказ создавался на основе фактов, виденных автором не раз и не в одном месте, он объединяет их и подчиняет своему замыслу.

Автор описывает положение крепостных в помощью точных деталей быта, обстановки, подчёркивает характерные особенности в поведении и разговоре крестьян, стремясь детализацией доказать читателю правдивость своего повествования, но он ещё не отказался от классицистской манерой повествования. Ситуации сменяют друг друга без логической мотивировки, и общая картина выходит односторонней, так как фрагменты несут исключительно доказательную функцию в ущерб художественной, считает Татаринцев. В «Отрывке» нет «безотчетного акта творчества».

Охарактеризуйте формы и виды журнальной сатиры Н.И. Новикова: а) письмо читателя в редакцию; б) сатирический рецепт; в) сатирический словарь; г) сатирические объявления (ведомости, подряды); д) сатирические картины

а) Все письма читателя в редакцию имеют литературный характер и подчинены сатирическим целям - затрагивают аспекты общественной жизни или являются откликами на литературную полемику. В этот пункт входят материалы переписки, якобы попавшие в руки сотрудников журнала, которые также имеют литературный характер.

б) Сатирический рецепт оформляется с приёмами народной юмористики- комбинации бессмыслицы, шуточная «опись приданного», травестированные формулы народного заговора. Например: «Надлежит больному довольную меру здравого привить рассудка и человеколюбия, что истребит из него пустую кичливость и высокомерное презрение к другим людям... Мнится, что похвальняе бедным быть дворянином или мещанином и полезным государству членом, нежели знатной породы тунеядцем, известным только по глупости, дому, экипажам и ливрее».

в) Новиков составляет сатирические словари, например «Опыт модного словаря щегольского наречия». Пользуясь лексикой и фразеологией щегольского наречия, автор воспроизводит социально-психологические характеры советской аристократии. Он раскрывает психологию, обычаи, нравственный облик «благородных невежд» в кратких словесных портретах, критикует скудность модного лексикона и засорение русского языка.

г) В сатирических объявлениях (ведомостях, подрядах) содержались известия, якобы поступившие из разных городов России, а также различные объявления (сообщения о продаже, о приезжающих, о подрядах). Новиков пародирует известные газетные объявления. Например: «Некоторому судье потребно самой чистой и свежей совести до несколька фунтов; желающие в поставке оной подрядиться, а у него купить старую его от челобитческого виноградного и хлебного нектара перегоревшую совесть, которая, как он уверяет, весьма способна ко отысканию желаемого всеми философского камня, могут явиться в собственном его доме».

д) Сатирические картины представляют из себя изображения порочных личностей - жестокий помещик, продажный чиновник и тому подобное.

Список используемой литературы

1.В.О. Ключевский «Исторические портреты», М., 1986

2.Г.П. Макогоненко «Новиков и русское Просвещение XVIII века», М., Л., 1951

3.Ю.В. Стенник «Русская сатира XVIII века», Л., 1985

.А.Г. Татаринцев «Идейно-эстетическая позиция автора «Отрывка» // Сб. XVIII век. Вып. 11. Л., 1976

.Г.А. Гуковский «Русская литература XVIII века»

.О.Б. Лебедева «История русской литературы XVIII века»

.П.Н. Берков «История русской журналистики XVIII века», М., 1952

.В.Ф. Шишов «Язык и стиль сатирических журналов Н.И. Новикова», М., 1969

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

«Всякая всячина»

Российское общество второй половины XVIII столетия было продуктом петровских реформ. Государство активно участвовало в процессе культурного строительства. Именно оно основало первые газеты и журналы, способствовало распространению гражданского книгопечатания. В конце 1760-х гг. верховная власть проявила инициативу в пробуждении интереса читателей к периодическим изданиям, способствовав появлению сатирической журналистики. Это был один из политических жестов императрицы Екатерины II (годы правления 1762–1796). Захватив власть в результате дворцового переворота, Екатерина II стремилась править в духе европейского Просвещения и предпринимала попытки убедить в этом окружающих. В частности, она состояла в многолетней переписке с Вольтером и Дидро и созвала в 1767 г. Комиссию по составлению Нового уложения, для которой сама написала «Наказ», составленный на основе идей Монтескье и Беккариа.

2 января 1769 г. Екатерина II организовала выпуск еженедельного журнала, который выходил в Петербурге по пятницам, полулистами, по 4 страницы, форматом в 1/8 листа. Первый выпуск состоял из 6 страниц, он распространялся бесплатно и назывался: «Всякая Всячина. Сим листом бью челом, а следующие впредь изволь покупать». Данное издание за 1769 г. составляет книгу в 408 страниц; каждая статья имеет особый №, всего №№ 150, а общее число выпусков 52 (то есть в каждом выпуске было примерно 3 статьи). В 1770 г., с 53 по 70 выпуск, издан «Барышек Всякой всячины», продолжавший нумерацию страниц «Всякой Всячины» (411-552) и ее статей (№№ 151–176). Тираж первого номера превышал 1500 экземпляров, впоследствии постепенно сократился до 500 экземпляров. Издателем журнала, равно как и главным редактором и сотрудником, как теперь доказано, была сама Екатерина II; ближайшим помощником ее состоял секретарь Г.В. Козицкий. Цель издания объяснялась в журнале таким образом: «Я хотел показать, первое – что люди иногда могут быть приведены к тому, чтобы смяться самим себе; второе, открыть дорогу тем, кои умнее меня, давать людям наставления, забавляя их, и третье – говорить русским о русских и не представлять им умоначертаний, кои оные не знают». В издаваемом Екатериной журнале, предположительно, участвовали И.П. Елагин, А.П. Сумароков, А.В. Храповицкий, А.П. Шувалов и другие литераторы.

Фактом издания «Всякой Всячины» Екатерина II попыталась перенести на русскую почву формы европейского литературного процесса. За образец для издания она приняла английский журнал Аддисона и Стила «The Spectator» («Зритель»), которым в молодости зачитывалась. «Всякая Всячина» широко заимствовала из него форму и характер сатиры и даже прямо пользовалась его статьями, сокращая или дополняя их и приближая к русской жизни. Заимствования производились из французской редакции Аддисоновского журнала. Форма сатирических статей «Всякой Всячины» – большей частью письмо постороннего лица в редакцию, аллегория, восточная повесть, сон, случайно найденные записки и т.д. Характер сатиры «Всякой Всячины» был самый безобидный, потому что она поставила себе правилом «не целить на особ, а единственно на пороки». Даже и эта скромная цель еще больше суживалась тем, что журнал предполагал только «изредка касаться пороков, чтобы тем под примером каким не оскорблять человечества». Таким образом, он обращал главное внимание на смешные, мимолетные явления жизни, а из общественных зол лишь однажды коснулся только взяточничества, да и то лишь по отношению к «подьячим».

Прежде всего Екатерине было важно сохранить идеологический контроль над умами подданных. При помощи журнала, в котором легкая, ни к чему не обязывающая сатира перемежалась с назидательными поучениями, и манипулируя мнениями многочисленных корреспондентов своего журнала, зачастую мнимых, императрица стремилась руководить общественным мнением, навязывая читателям выг­одное ей понимание стоявших перед правительством проблем, путей их решения. При этом она приглашала соотечественников к сотрудничеству в деле исправления недостатков. Так, уже во втором листке «Всякой всячины» всем желающим предлагалось присылать свои материалы – «как стихи, так и прозу» – для публикации в журнале. «Мы же обещаем вносить в наши листы все то, что нас не введет в тяжбу со благочинием, лишь бы оно чуть сносно написано было», – так заявляли издатели.«Всякая всячина» постепенно приучала читателей к нравоучительно-развлекательному тону своих листков. Стараясь быть ненавязчивой в намеках, Екатерина в иносказательной форме предпринимала попытки разъяснить некоторые аспекты своей внутренней политики. Так, в статье под № 62 ею была помещена аллегорическая «Сказка о мужичке», в которой императрица искусно снимала с себя ответственность за провал работы Комиссии по составлению нового Уложения. В ней рассказывалось о мужичке, которому стал тесен старый кафтан, и о добром приказчике, решившем сшить мужичку новый. Созвав портных, приказчик велел дворецкому дать им новое сукно и даже сделал раскрой. Нерадивые портные и капризные мальчики, пришедшие со стороны, помешали сшить кафтан и мужичок остался мерзнуть на улице. Здесь «мужичок – русский народ; кафтан – новое Уложение, портные – Комиссия депутатов» и т.д..

В номерах «Всякой всячины» печатались статьи, косвенно направленные против распространения среди придворных таких страстей, как властолюбие и корысть, против досаждавших императрице многочисленных любителей всяких утопических проектов. Все это было облечено в форму дружеских наставлений, предназначавшихся строптивым домочадцам или непослушным детям. Однако основное место в екатерининском издании занимала отвлеченная бытовая сатира. Суеверие и страсть к слухам, скупость, зависть и невоспитанность, самодурство, бесполезное модничанье, склонность к дурным привычкам и нетерпимость к окружающим – таковы основные объекты сатиры на страницах «Всякой всячины». Нередко журнал откликался на материалы, появлявшиеся в других изданиях, «Всякая всячина» брала на себя роль «бабушки», видя в периодических изданиях своих «внучат»: она журила одних, подбадривала других, советовала третьим.

В первом листке «Всякой всячины» содержалось разрешение издавать подобные же издания частным порядком. В столице начинают выходить новые периодические издания. В середине января появился журнал «И то, и сио», за которым тотчас последовал журнал «Ни то, ни сио». В феврале список пополнил журнал «Полезное с приятным», в марте – «Поденщина», в апреле – «Смесь», лишь с начала мая начал выходить «Трутень» – самый боевой сатирический журнал, вступивший в полемику со «Всякой всячиной». Список этих изданий дополнил начавший печататься с июля 1769 г. журнал «Адская почта». Можно сказать, что «Всякая Всячина» породила отечественные сатирические журналы, поскольку Екатерина стремилась начать с обществом диалог, который должен был развиваться так, как ей казалось выгодным для государства.

Однако попытка создания в России журнальной полемики привела к нежелательным результатам, хотя поначалу ничто не предвещало грозы. Первые несколько месяцев своего существования «Всякая всячина» доминировала в русской сатирической журналистике. Ее номера пользовались несомненной популярностью у читателей ввиду новизны подобного рода изданий. Но скоро, особенно с момента появления таких журналов, как «Трутень» и «Адская почта», литературный процесс начал выходить из-под контроля императрицы, и гегемонии «Всякой всячины» наступил конец. Шутливой снисходительности ее домашней сатиры и развлекательной болтовне была противопоставлена талантливая и необычайно богатая по форме сатира, представленная в журналах Н.И. Новикова и Ф.А. Эмина.

Камнем преткновения, вызвавшим острую полемику между новиковским «Трутнем» и екатерининской «Всякой всячиной», стал вопрос о предназначении сатиры и границах дозволенности осмеяния конкретных носителей пороков или виновников общественных злоупотреблений. Проблематика полемики свелась к выбору между обобщенной «сатирой на порок» и индивидуализированной «сатирой на лицо».

Повод для полемики дала сама «Всякая всячина». В майском листе, отвечая одному из корреспондентов, ее издатели поставили вопрос о возможности исправления природы человека средствами сатиры. «Снисхождение и человеколюбие» – объявлялось истинным проявлением «любви к ближнему». Действия же тех, кто стремится исправлять пороки, осмеивая и критикуя их носителей, рассматривались как проявление злобы, нетерпимости, несовместимых с законами любви. И в помещенном вслед за этим ответом письме некоего Афиногена Перочинова (корреспонденции, возможно, написанной самой императрицей) предлагались правила, которыми следует руководствоваться тем, кто желает критиковать человеческие недостатки: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того. 4) Просить Бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения». При таком понимании характера сатиры допустимость критики в литературе социальных пороков практически сводилась на нет. Не довольствуясь предложенными правилами, «Всякая всячина» сочла нужным сопроводить письмо Перочинова и постскриптумом: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтоб впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить». Стиль правил, особенно двух последних, позволяет с уверенностью говорить о причастности Екатерины к их сочинению, а может быть, и об ее авторстве.

Позиция, занятая «Всякой всячиной», вызвала ответную реакцию. Первым выступил «Трутень». В листе V этого журнала от 26 мая было помещено письмо на имя издателя «Трутня» от некоего Правдулюбова. В письме изложенные «Всякой всячиной» правила подвергались критике: «Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием; следовательно, они порокам сшили из человеколюбия кафтан, но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием. По моему мнению, больше человеколюбив тот, кто исправляет пороки... Любить деньги есть та же слабость, почему слабому человеку простительно брать взятки и набогащаться грабежами. Пьянствовать также слабость или еще привычка; однако пьяному можно жену и детей прибить до полусмерти и подраться с верным своим другом. Словом сказать, я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия. Слабость и порок, по моему, все одно... Правильнее быть Трутнем... нежели такою пчелою, которая по всем местам летает и ничего разобрать и найти не умеет».

Публикация в «Трутне» этого письма означала выход полемики на поверхность, ибо здесь впервые было свободно и открыто изложено мнение, противоположное точке зрения «Всякой всячины». Ее позиция здесь объявлялась сродни позиции человека, наделенного «слабой совестью и к тому же выступающего защитником пороков». Автором письма, подписанного фамилией Правдулюбов, был, по всей вероятности, сам Н.И. Новиков. В его лице Екатерина II столкнулась с решительным и убежденным противником. Она ответила «Трутню» в резких тонах в статье № 66 своего журнала. Называя критические замечания Правдулюбова «ругательствами», она обвинила его в желании «истребить милосердие» и «за все да про все кнутом сечь». Претендовавшая якобы на человеколюбие и терпимость, издательница «Всякой всячины» в своем раздражении явно теряла самообладание.

Новикова не смутили выдвинутые в адрес «Трутня» обвинения. В листе VIII cвоего журнала он поместил второе письмо Правдулюбова, из которого можно сделать вывод, что высокое положение издателей «Всякой всячины» не было для него секретом. Он очень остроумно «простил» «Всякую всячину», объясняя ее нападки на «Трутень» недостаточно хорошим владением русским языком. Учитывая немецкое происхождение императрицы, намек был достаточно язвительным. Но Новиков не ограничился замечаниями по поводу стиля автора материалов «Всякой всячины». В его рассуждениях он увидел также черты «самовластья», чего как огня боялась Екатерина II: «Госпожа «Всякая всячина» написала, что пятый лист «Трутня» уничтожает. И это как-то сказано не по-русски: уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово самовластью свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть не прилична».

Екатерине II было не справиться с Новиковым. Вместо ожидаемого идеологического лидерства ей приходилось защищаться, отбиваясь от нападок остроумного и язвительного противника. Союзником «Трутня» в отстаивании права не обличать абстрактные пороки, а выводить перед читателем их конкретных носителей, выступил журнал «Адская почта», издававшийся Ф.А. Эмином. В ноябрьском номере журнала он писал: «Ругательства нигде не годятся, но прямо описывать пороки и называть вора вором, разбойника разбойником, кажется, что дело справедливое». Вопрос об исправлении пороков решался различно: «внучата» полагали, что воспитания мало для искоренения их, необходимы и социальные реформы. Полемика дошла до того, что «Смесь» замечала, яко бы бабушка «изображает слабость своего разума», не сходясь с внучатами, которые могли ее спросить: «почто же называться роднею? Или она уже выжила из ума?» Встретить такое сопротивление было неожиданным для императрицы.

Свою концепцию незлобивой сатиры, пропагандировавшуюся на страницах «Всякой всячины», Екатерина II восприняла из английских сатирико-нравоучительных журналов начала XVIII века, таких как «Зритель» и «Опекун», издававшихся Стилом и Аддисоном. Популярность этих журналов в Европе была огромной, и русская императрица не хотела выглядеть отсталой. Но в ее стремлении привить на русской почве традиции английской журналистики следует видеть и политический смысл. Екатерина постепенно освободилась от увлечения идеями французских просветителей и отдала предпочтение более умеренной доктрине английского просветительства времен Реставрации Стюартов 1702–14 гг. Споры о предназначении сатиры велись на страницах указанных английских журналов. И именно оттуда Екатерина II заимствовала устраивавшее ее решение проблемы в данном вопросе. Но она не учла одного обстоятельства. В условиях английской действительности начала XVIII века и той исторической обстановки, которая сложилась в Англии после «славной» революции 1688 г., требования доброжелательной сатиры с подчеркнутым в них отказом от обличения конкретных лиц диктовались самой ситуацией политического компромисса, в сохранении которого журналисты-сатирики эпохи Реставрации видели свою цель. Этим обеспечивалась нужная победившей буржуазии консолидация общественного мнения. Но в условиях России проповедование подобного понимания сатиры, учитывая к тому же, что оно исходило от печатного органа, тайно руководимого самой императрицей, объективно служило целям ограничить возможности какой-либо серьезной критики снизу и навязать обществу выгодное для правительства понимание происходящего в стране. И, как можно видеть, этой своей цели Екатерина II не достигла. Необходимых социальных предпосылок для повторения английского опыта в условиях императорской России не было.

В Англии XVIII века развитие газетной и журнальной прессы явилось порождением парламентской демократии, с ее практикой обсуждения политических вопросов в печати. Журналы откликались на текущие события, информировали о новостях культуры и науки, одновременно оставаясь платформой литературной борьбы.

В эссе Аддисона и Стила возможность сатиры «на лица» отменена с самого начала. Но узнаваемы не лица, а типы, хотя и представленные с подробностью мелких и дорогих для читателя черт. Разработка характеров – черта нового стиля мышления в английской журналистике XVIII века. Но именно эта черта и оказалась чужда русским переводчикам. В российской действительности проявился интерес больше к нравоучительному аспекту английской журналистики, а не к сатирическому.

В конце 1769 г. Екатерина решила прекратить выпуск «Всякой всячины». Заключая поприще своей деятельности, издатель высказался в так: «прощайте, господа, я с великим терпением слушал ваши осуждения и смеялся от чистого сердца всему тому, за что другой бы сердился, и не переставал писать, пока мне самому не вздумалось окончить «Всякую Всячину»; и сие оканчивая, объявляю вам, что я приемлю другое ремесло, где достанутся от меня многим щедрые милости». Последние слова служат одним из опорных пунктов доказательству, что издателем была императрица Екатерина II.

"Всякая Всячина" - первый русский сатирический журнал, выходивший в СПб., в 1769 г., еженедельно по пятницам, полулистами.

Горечь и разочарование Екатерины в деятельности Уложенной комиссии проявились весьма необычно. В январе 1769 г., то есть всего через месяц после роспуска комиссии, в свет вышел первый номер сатирического журнала «Всякая всячина», редактором которого был статс-секретарь императрицы Г.В. Козицкий, в свое время помогавший ей в работе над «Наказом». При этом все понимали, что в действительности редактором и издателем журнала была сама Екатерина. Ей нужно было высказать свою точку зрения на происшедшее и заручиться поддержкой общества. Поэтому уже в первом номере журнала было сказано о поощрении аналогичных изданий и был сделан намек на необходимость обсуждения назревших проблем. Показательно, однако, что вопрос об открытом обсуждении политических проблем даже не возникал – подобное для русского общества того времени было совершенно неприемлемо. Высказать свое мнение можно было лишь в форме иносказательной.

Именно так поступила и сама Екатерина. Во «Всякой всячине» она опубликовала несколько своих сочинений, в которых ясно показала свой взгляд на причины неудачи Уложенной комиссии. Так, например, в ее «Сказке о мужичке» рассказывается о том, как портные (депутаты) шили мужичку (народу) новый кафтан (уложение). И хотя у них был даже образец такого кафтана («Наказ»), дело им не давалось. Тут «вошли четыре мальчика, коих хозяин недавно взял с улицы, где они с голода и холода помирали» (Лифляндия, Эстляндия, Украина и Смоленская губерния), которые, хоть и были грамотны, помогать портным не пожелали, а, напротив, стали требовать, чтоб им отдали те кафтаны, которые они носили в детстве (старинные привилегии). В итоге мужичок так и остался без кафтана.

В другом сочинении – «Дядюшка мой человек разумный есть» – рассказывалось о человеке, никак не могущем привести в порядок свое хозяйство из-за того, что его домашние пекутся только о своих личных выгодах. «Вообще все заражено двумя пороками, – писала императрица, – первый – корысть, другий – дух властвования. Наравне быть не умеют, и от того уже родиться может зависть, ненависть, злость, угнетение, когда есть возможность, несправедливости всякие, насильствие и, наконец, мучительства».

Призыв «Всякой всячины» был услышан, и уже в том же 1769 г. в России издавалось восемь сатирических ежемесячников. Однако надежды Екатерины на широкое обсуждение политических проблем и тут не оправдались, и вместо этого она была втянута Н.И. Новиковым, начавшим издавать журнал «Трутень», в полемику о характере сатиры, направленности ее против абстрактных пороков или их конкретных носителей. На страницах своих журналов оппоненты обменивались весьма язвительными замечаниями в адрес друг друга, благо все публикации печатались без подписи автора и по-прежнему носили иносказательный характер. Но Екатерине это вскоре надоело, ведь она затеяла издание журнала вовсе не для упражнения в остроумии. В 1770–1771 гг. она занялась писанием комедий.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Журнал "Всякая Всячина" 1769-1770гг." Журнал Всякая Всячина бесплатно и без регистрации в формате pdf, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Конец 1760-х годов отмечен внезапным ростом числа журналов с ярко выраженной сатирической направленностью, рассчитанных на широкие читательские круги. Примечательной особенностью возникновения этой массовой сатирической журналистики явилось то, что инициатива в пробуждении интереса к периодическим изданиям подобного типа исходила от высшей власти в лице императрицы Екатерины II . В январе 1769 г. она организует выпуск еженедельных листов под названием «Всякая всячина» , разрешив одновременно издавать подобные журналы всем желающим.

Это был один из типичных политических жестов Екатерины II , к каким она не раз прибегала на протяжении своего царствования. Благодаря исторической ситуации, сложившейся в России во 2-й половине XVIII в., она стала той страной, где одна из излюбленных политических доктрин раннего европейского Просвещения - доктрина просвещенной монархии - подверглась своеобразной жизненной проверке. Для оказавшейся в результате дворцового переворота 28 июня 1762 г. на русском престоле Екатерины важно было утвердить в глазах общественного мнения неоспоримость своих моральных прав руководить страной. Тонко уловив складывавшуюся в Европе политическую конъюнктуру, Екатерина II сделала ставку на либерализацию монархической системы власти. Одна за другой ею предпринимаются акции, долженствующие убедить окружающих в просвещенном характере ее правления. На какой-то момент она даже пытается представить себя ученицей французских просветителей, с некоторыми из которых (в частности, с Вольтером) она вела многолетнюю переписку. К числу просветительских проектов императрицы следует отнести широко разрекламированный созыв ею законодательной Комиссии по составлению нового Уложения в 1767 г. Для работы Комиссии ею был написан знаменитый «Наказ», составленный на основе идей Ш.Монтескье и Ч.Беккариа. Этот документ, рассчитанный прежде всего на европейское общественное мнение, произвел сильное впечатление на умы. Однако в условиях самой России идеи «Наказа» практически применены не были. В ходе рабочих заседаний Комиссии обнаружились неразрешимые противоречия, разделявшие интересы разных сословий, чьи депутаты были представлены в ее комитетах. Споры возникали по всем принципиальным вопросам тогдашней внутренней политики страны, упорядочению которой и была призвана служить законодательная инициатива императрицы. Ей очень скоро пришлось убедиться в невозможности гармонизировать свои прекраснодушные планы с реальными интересами различных слоев населения России, и под предлогом начавшейся осенью 1768 г. войны с Турцией работа Комиссии была свернута и больше не возобновлялась.

Изданием журнала «Всякая всячина» Екатерина попыталась сгладить неудачу своей политики.

Прежде всего ей было важно сохранить идеологический контроль над умами подданных. При помощи журнала, в котором легкая, ни к чему не обязывающая сатира перемежалась с назидательными поучениями, манипулируя мнениями многочисленных корреспондентов журнала, зачастую мнимых, Екатерина II рассчитывала руководить общественным мнением страны, предлагая читателям свое видение общеполитической обстановки в государстве, навязывая вы­одное ей понимание стоявших перед правительством проблем и путей их решения. При этом соотечественники приглашались к сотрудничеству в деле исправления общих недостатков. Так, уже во втором листке «Всякой всячины» всем желающим предлагалось присылать свои материалы - «как стихи, так и прозу» - для публикации в журнале. «Мы же обещаем вносить в наши листы все то, что нас не введет в тяжбу со благочинием, лишь бы оно чуть сносно написано было», - заверяли издатели журнала. А еще раньше, в первом листке, разрешалось издавать журналы частным порядком. Этот первый листок «Всякой всячины» рассылался в Петербурге 2 января 1769 г. бесплатно и анонимно.

В столице начинают выходить новые периодические издания. В середине января появляется журнал «И то, и сио», за которым тотчас последовал журнал «Ни то, ни сио». Вслед за этими изданиями начал выходить журнал под названием «Поденщина», и уже в начале апреля к этому списку прибавился журнал «Смесь». С начала мая начинает выходить журнал «Трутень» - самый боевой сатирический журнал, вступивший в полемику со «Всякой всячиной». Список этих изданий дополнили журнал «Полезное с приятным» и начавший печататься с июля 1769 г. журнал «Адская почта».

Поначалу ничто не предвещало грозы. «Всякая всячина» постепенно приучала читателей К нравоучительно-развлекательному тону своих еженедельных листков. Стараясь быть ненавязчивой в намеках, Екатерина II в иносказательной форме предпринимает попытки разъяснить читателям журнала некоторые аспекты своей внутренней политики. Так, в №62 ею была помещена аллегорическая «Сказка о мужичке», в которой императрица искусно снимала с себя ответственность за провал работы Комиссии по составлению нового Уложения в 1767 г. В ней рассказывалось о мужичке, которому стал тесен старый кафтан, и о добром приказчике, решившем сшить мужичку новый. Созвав портных, приказчик велел дворецкому дать им новое сукно и даже сделал раскрой. Но нерадивые портные и капризные мальчики, пришедшие со стороны, помешали сшить кафтан, и мужичок остался мерзнуть на улице. Смысл этой «сказочки» раскрыл П. Н. Берков: «Мужичок - русский народ; кафтан - новое Уложение; дворецкий - приказчик Екатерины II ; портные - Комиссия депутатов; четыре грамотных мальчика - представители Лифляндии, Эстляндии, Украины и Смоленской области, требовавшие сохранить им старинное местное самоуправление». В других номерах печатались статьи, косвенно направленные против распространения среди придворных таких страстей, как властолюбие и корысть, против досаждавших императрице многочисленных любителей всяких утопических проектов. Все это было облечено в форму дружеских наставлений, якобы предназначавшихся строптивым домашним или непослушным детям.

Однако основное место в екатерининском издании занимала отвлеченная бытовая сатира. Суеверие и страсть к слухам, скупость, зависть и невоспитанность, самодурство и бесполезное модничанье, склонность к дурным привычкам и нетерпимость к окружающим - таковы основные объекты сатиры на страницах «Всякой всячины». Нередко журнал откликался на материалы, появлявшиеся в других изданиях, «Всякая всячина» брала на себя роль «бабушки», видя в остальных периодических изданиях своих «внучат»: она журит одних, подбадривает других, советует третьим.

Первые номера «Всякой всячины» пользовались несомненной популярностью у читателей ввиду новизны подобного рода изданий. Их тираж составлял около 1,5 тыс. экземпляров, и так продолжалось на протяжении трех месяцев. Позднее тираж несколько снизился, и выходивший уже в 1770 г. «Барышек всякой всячины» (как продолжение журнала) печатался в количестве 500 экземпляров. Екатерине II на первых порах удалось сплотить вокруг своего журнала довольно большую группу заинтересованных помощников. Функции редактора и соавтора императрицы выполнял Г.В. Козицкий, бывший до этого преподавателем Сухопутного шляхетного кадетского корпуса. В числе писателей - добровольных корреспондентов «Всякой всячины» мы видим И.П. Елагина, В.И. Лукина, А.П. Сумарокова , А.О. Аблесимова, А.В. Храповицкого, графа А.П. Шувалова и др. Есть серьезные основания предполагать, что свои материалы в журнал посылали Д.И. Фонвизин , князь М.М. Щербатов и даже Н.И. Новиков . Правда, ввиду анонимности помещавшихся в журнале материалов установление всего круга лиц, принимавших участие во «Всякой всячине», затруднительно.

Первые несколько месяцев своего существования «Всякая всячина» доминировала в этом внезапно образовавшемся поле сатирической журналистики. Но скоро, особенно с момента появления таких журналов, как «Трутень» и «Адская почта», события начали выходить из-под контроля императрицы и гегемонии «Всякой всячины» наступил конец. Шутливой снисходительности домашней сатиры и насаждавшейся журналом императрицы развлекательной болтовне была противопоставлена по-настоящему боевая, талантливая и необычайно богатая по форме сатира, представленная в журналах Н.И. Новикова и Ф.А. Эмина.

Камнем преткновения, вызвавшим острую полемику между новиковским «Трутнем» и екатерининской «Всякой всячиной», стал вопрос о предназначении сатиры и границах дозволенности осмеяния конкретных носителей пороков и виновников общественных злоупотреблений. Повод для полемики дала сама «Всякая всячина». В майском листе, отвечая одному из корреспондентов, издатели журнала поставили вопрос о возможности исправления природы человека средствами сатиры. «Снисхождение и человеколюбие» - вот что объявлялось истинным проявлением «любви к ближнему». Действия же тех, кто стремится исправлять пороки, осмеивая и критикуя их носителей, рассматривались как проявление злобы и нетерпимости, несовместимых с законами любви. И в помещенном вслед за этим ответом письме некоего Афиногена Перочинова (корреспонденции явно мистифицированной) предлагались правила, которыми следовало бы руководствоваться тем, кто желает критиковать людские недостатки: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того. 4) Просить Бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения». При таком понимании характера сатиры допустимость критики в литературе социальных пороков практически сводилась на нет. При этом, не довольствуясь предложенными правилами, «Всякая всячина» сочла нужным сопроводить письмо Перочинова постскриптумом: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтоб впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить». Сам стиль предложенных правил, особенно двух последних, позволяет с уверенностью утверждать о причастности Екатерины II к их сочинению, а может быть, и об ее авторстве.

До сих пор императрица не встречала активного противодействия той линии, которую она стремилась проводить на страницах руководимого ею журнала. Но на этот раз позиция, занятая «Всякой всячиной», вызвала ответную реакцию. Первым выступил «Трутень». В листе V этого журнала от 26 мая было помещено письмо на имя издателя «Трутня» от некоего Правдулюбова. В письме изложенные на страницах «Всякой всячины» правила подвергались резкой критике: «Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием... но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием... Любить деньги есть также слабость, почему слабому человеку простительно брать взятки и набогащаться грабежами. Пьянствовать также слабость или еще привычка; однако пьяному можно жену и детей прибить до полусмерти и подраться с верным своим другом. Словом сказать, я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия».

Публикация в «Трутне» письма Правдулюбова означала выход полемики на поверхность, ибо здесь впервые были свободно и открыто изложено мнение, противоположное точке зрения «Всякой всячины». Ее позиция объявлялась сродни позиции человека, наделенного «слабой совестью и к тому же выступающего защитником пороков». Автором письма, подписанного фамилией Правдулюбов, был, по всей вероятности, Н.И. Новиков . В его лице Екатерина II столкнулась с решительным и убежденным противником, и она ответила «Трутню» в резких тонах в № 66 своего журнала. Называя критические замечания Правдулюбова «ругательствами», она инкриминировала «корреспонденту» Новикова желание «истребить милосердие» и «за все да про все кнутом сечь». Претендовавшая на человеколюбие и терпимость, издательница «Всякой всячины» в своем раздражении явно теряла самообладание.

Новикова не смутили выдвинутые в адрес «Трутня» обвинения. В листе VIII от 16 июня он помещает второе письмо Правдулюбова, из которого можно сделать вывод, что высокое положение издателей «Всякой всячины» не было для него секретом. Он остроумно прощает «Всякую всячину», объясняя ее нападки на «Трутень» недостаточно хорошим владением русским языком. Учитывая немецкое происхождение императрицы, намек был достаточно язвительным. Но Новиков не ограничился замечаниями по поводу стиля автора материалов «Всякой всячины». В его рассуждениях он усмотрел черты «самовластья», чего как огня боялась Екатерина II : «Госпожа Всякая всячина написала, что пятый лист „Трутня" уничтожает. И это как-то сказано не по-русски: уничтожить, т. е. в ничто превратить, есть слово самовластью свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть неприлична».

Екатерине II было явно не справиться с Новиковым. Вместо ожидаемого идеологического лидерства ей пришлось защищаться, отбиваясь от нападок остроумного и язвительного противника. Союзником «Трутня» в отстаивании права сатириков не обличать абстрактные пороки, а выводить перед читателем их конкретных носителей, выступил журнал «Адская почта», издававшийся Ф.А. Эминым. В ноябрьском номере журнала он писал открыто: «Ругательства нигде не годятся, но прямо описывать пороки и называть вора вором, разбойника разбойником, кажется, что дело справедливое».

Свою концепцию незлобивой сатиры, которая пропагандировалась на страницах «Всякой всячины», Екатерина II восприняла из английских сатирико-нравоучительных журналов начала XVIII в., таких как «Зритель» (" The Spectator " ) и «Опекун» (" The Quardian "), издававшихся Р. Стилем и Д. Аддисоном. Популярность этих журналов в Европе была огромной, и русская императрица не хотела выглядеть отсталой. Но в ее стремлении привить на русской почве традиции английской журналистики следует видеть и определенный политический смысл. После провала попыток выступить в роли законодательницы Екатерина II постепенно начинает освобождаться от увлечения идеями французских просветителей и отдает предпочтение более умеренной доктрине английского просветительства времен Реставрации. Споры о предназначении сатиры велись и на страницах указанных английских журналов. И именно оттуда Екатерина II заимствовала устраивавшее ее решение проблемы в данном вопросе. Но она не учла одного обстоятельства.

В условиях английской действительности начала XVIII в. и исторической обстановки, которая сложилась в Англии после «славной» революции 1688 г., требования доброжелательной сатиры с подчеркнутым отказом от обличения конкретных лиц диктовались той ситуацией политического компромисса, в сохранении которого журналисты-сатирики эпохи Реставрации видели свою главную цель. Этим обеспечивалась консолидация общественного мнения нации, столь нужная победившей буржуазии. Но в условиях России проповедование подобного понимания сатиры, учитывая к тому же, что оно исходило от печатного органа, руководимого самой императрицей, объективно служило целям ограничить возможности какой-либо серьезной критики снизу и навязать обществу выгодное для правительства понимание происходящего в стране. Как можно было увидеть, цели своей Екатерина II не достигла.

Стремление Екатерины II использовать опыт английской нравоучительной журналистики в распространении своих взглядов на сатиру имело последствия, которые она вряд ли могла предвидеть. На первый взгляд, неожиданная инициатива императрицы, ставшая стимулом подъема журнальной активности в России на рубеже 1760-х годов, была воспринята адекватно и имела успех. Но общественная поддержка самой инициативы очень скоро пошла на убыль. Стала очевидной неподготовленность русской периодической печати конца 1760-х - начала 1770-х годов к выполнению ею функции выразительницы широкого общественного.мнения.

Екатерина II пыталась отдельные формы такой сатиры насаждать в своей «Всякой всячине». Но необходимых социальных предпосылок для адекватного повторения английского опыта в условиях тогдашней России, конечно же, не было.

Примечательно, что все издания в той или иной мере ощущали свою генетическую связь с «прабабкой», и отношение к заявленному ею направлению сказывалось порой на позиции отдельных журналов. В то же время каждый журнал имел свое лицо, что отражалось в специфике его содержательного пафоса. Решающая роль в этом принадлежала, естественно, издателям журнала, Хотя для самих редакторов часто не было секрета из того, кто стоит затем или иным изданием, в подавляющем большинстве случаев, следуя примеру все той же «Всякой всячины», журналы стремились сохранить анонимность своих публикаций. Впрочем, это не мешало проявлению талантов издателей и даже по-своему стимулировало активизацию полемики между журналами в русле обозначившейся оппозиционности по отношению к заданному «Всякой всячиной» направлению.